РД: Земля обетованная, град на холме.
КХ: Все это и желание нового Эдема. Некоторые светские утописты приезжали сюда с той же идеей. Томас Пейн и другие – все думали об Америке как об отличном новом шансе для человечества.
РД: Но это все было светское.
КХ: В значительной мере, но невозможно отделаться от литургии: она оказывает слишком большое влияние. В конце концов вы будете говорить про “землю обетованную” или что-нибудь в этом роде, и это можно использовать в пагубных целях. Но во многих случаях это умеренная вера. Это всего лишь: “Мы должны поделиться своей удачей”.
[…]
КХ: Причина, по которой большинство моих друзей неверующие, – не столько в том, что они участвовали в таких дискуссиях, как мы с вами, сколько в том, что они стали индифферентными из-за обязательной религии в школе.
РД: Им это стало скучно.
КХ: Им это надоело. Время от времени они брали оттуда то, что им нужно, – если вам нужно венчаться, вы знаете, куда пойти. Некоторые из них, конечно, верующие, а некоторые любят церковную музыку, но в целом британцы к религии доброжелательно-индифферентны.
РД: И факт существования официальной церкви усиливает этот эффект. Церкви нельзя освобождать от налогов так, как это делается сейчас. Во всяком случае, автоматически.
КХ: Конечно, нельзя. Если церковь требует уделять равное время креационистским или псевдокреационистским фантазиям… любая церковь, которая учит этому в своих школах и получает федеральные деньги благодаря инициативе, основанной на вере, должна по закону также учить дарвинизму и альтернативным учениям, чтобы научить дискуссии. Не думаю, что они этого хотят.
РД: Нет.
КХ: Скажите им, что если они хотят равного времени, мы с радостью согласимся. Вот почему они всегда были против сравнительного религиоведения.
РД: Подозреваю, что сравнительное религиоведение было бы одним из лучших видов оружия.
КХ: Сейчас в Америке местами оно стало настолько бессодержательно, что многие дети воспитываются – так как родители этим не занимаются, предоставляют это школам, а школы боятся – без всякого знания о какой бы то ни было религии. Я бы хотел, чтобы дети знали, что такое религия, потому что [иначе] их умами завладеют какие-нибудь гуру, или секты, или фундаменталисты.
РД: Они беззащитны. А еще я хотел бы познакомить их с Библией по литературным причинам.
КХ: Именно. Я рад был узнать, что нам обоим случалось писать о Библии короля Якова. АВ [Авторизованная Версия], как она называлась в моем детстве. Огромное количество английской литературы было бы непонятно, если бы люди ее не знали.
РД: Совершенно верно. Вы читали кое-какие современные переводы? “Во всём бессмысленность. Учитель говорит, всё есть потеря времени”[132].
КХ: Не может быть!
РД: Честное слово. “Во всём бессмысленность. Учитель говорит, всё есть потеря времени”.
КХ: Это из Плача Иеремии.
РД: Нет, это Екклесиаст. “Суета сует”.
КХ: “Суета сует”. Господи. Это наименее религиозная книга из всей Библии. Оруэлл хотел, чтобы ее читали на его похоронах.
РД: Держу пари, хотел. Иногда мне кажется, что поэтичность обусловлена интригующей невнятицей неточного перевода. “Когда замолкнет звук жернова… и отяжелеет кузнечик”. Что, черт возьми, это значит?
КХ: Вторая великая нерелигиозная книга – Книга Иова, как мне всегда казалось. “Человек рождается на страдание, как искры, чтобы устремляться вверх”. Попробуйте без этого обойтись. Нет, я рад, что здесь мы на одной стороне. Мне говорят, что декламация Корана может оказывать такое же воздействие, если понимать язык оригинала. Жаль, что я его не понимаю. В католической литургии есть кое-что привлекательное.
РД: Я недостаточно знаю латынь, чтобы судить об этом.
КХ: Иногда просто надоедает и вызывает раздражение.
РД: Да [смеется]. Вы можете что-нибудь сказать по поводу Рождества?
КХ: Да. Это, безусловно, изначально был праздник зимнего солнцестояния. Господствующая религия присвоила его, и это произошло бы и без помощи Диккенса и прочих.
РД: Елку ввел принц Альберт; пастухи и волхвы – выдумка.
КХ: Квириний не был легатом Сирии, и все такое. Рождество все больше секуляризируется. Это “с праздниками” – мне тоже не особенно нравится.
РД: Ужас, правда? “С праздничным сезоном!”
КХ: Лучше уж наши материалы о космосе.
Когда на следующий день после этого интервью я вручал Кристоферу премию, многочисленная публика дважды аплодировала стоя, в первый раз – когда он вошел в зал, и снова – в конце его глубоко трогательной речи. Моя собственная наградная речь заканчивалась посвящением[133], в котором я сказал, что он каждый день опровергает ложь, будто в окопах атеистов не бывает: “Хитч в окопе, и он держится с храбростью, честностью и достоинством, которыми мог бы, и должен был бы, гордиться любой из нас”.
Свидетель собственного заблуждения
Предисловие к изданию “Безбожника” (Godless) Дэна Баркера 2008 года в мягкой обложке[134].
Нетрудно сообразить, что наши религиозные фундаменталисты заблуждаются, – те, кто думает, будто вся Вселенная появилась после неолитической революции; те, кто буквально верит, что змей – надо полагать, на беглом иврите – уговорил согрешить мужчину, слепленного из глины, и женщину, выращенную из него, словно черенок: людей, которые считают самоочевидным, что миф о сотворении, который волею случая господствовал в их детстве, лучше тысяч альтернативных мифов, порожденных всеми легендарными эпохами мира, этими “временами снов”[135]. Но одно дело – знать, что все эти верующие неправы. Моя ошибка состояла в том, что я наивно думал, что смогу развеять их заблуждения, просто поговорив с ними спокойным разумным тоном и изложив очевидные всем доказательства. Это не так просто. Прежде чем говорить с ними, нужно постараться их понять; постараться проникнуть в их одержимое сознание и проникнуться им. Каково на самом деле иметь настолько промытые мозги, что вы способны честно и искренне верить в явную чушь – верить в нее всеми фибрами души?
Подобно Хелен Келлер, сумевшей рассказать нам изнутри, что значит быть слепоглухим, отдельные личности, которые избавились от оков фундаменталистской индоктринации, а также одарены ясностью мысли, умеют рассказать остальным, каково это было. Иные из этих мемуаров обещают много, но под конец разочаровывают. “Исламист” Эда Хусейна дает наглядное представление о том, что значит быть приличным молодым человеком, которого постепенно, шаг за шагом, засасывает ментальная трясина радикального исламизма. Но Хусейн не дает нам представления о том, каково на самом деле, изнутри, страстно верить в произвольную бессмыслицу. И даже под конец истории, когда он сбежал из джихадизма, он отрекается только от политического экстремизма: он, по-видимому, даже теперь не отринул свою детскую веру в ислам. Вера все еще сохраняется, и можно опасаться за автора, остающегося уязвимым. “Неверная” Айаан Гирси Али – увлекательный и трогательный рассказ о бегстве от небывалого угнетения, которое выпадает на долю женщинам под властью ислама (и “под” здесь подходящее слово), включая чудовищное варварство женского обрезания. Но даже в период своей наибольшей набожности она никогда не была фанатичкой, которая проповедует и активно ищет жертв для обращения. Опять же, ее книга в действительности не помогает читателю понять ментальную одержимость религиозным заблуждением. Самый красноречивый свидетель собственного заблуждения, известный мне – триумфально улыбающийся беглец из безумного, сюрреалистического мира американского протестантского фундаментализма, – это Дэн Баркер.
Ныне Баркер – один из самых талантливых и убедительных голосов американского секуляризма, совместно со своей замечательной партнершей (во всех смыслах слова) Энни Лори Гейлор. Дэн, мягко говоря, не всегда был таким. Его личная история о том, как он вырвался из пустыни религиозного фундаментализма, поистине удивительна. Поначалу он был погружен в него, что называется, по уши. Дэн являлся не простым проповедником, а одним из тех, с которыми “вам не захочется сидеть рядом в автобусе”. Он принадлежал к числу тех проповедников, которые подходят на улице к совершенно незнакомым людям и спрашивают, спасены ли они; тех визитеров, на которых вам хочется спустить собак. Дэну хорошо известно, что значит быть скрепоносцем, веруном, долбанутым на всю голову, распевающим и бормочущим невнятицу религиозным фанатиком. Он может пригласить нас заглянуть – одновременно смеясь и ужасаясь – в свой мир поехавших крыш и даже заставить нас посочувствовать. Но ему также известно, что значит обрести непривычное удовольствие самостоятельного мышления, причем без посторонней помощи и вопреки противостоянию всех, кто составлял тогда его круг общения. Социально неприемлемая привычка думать привела его напрямую к осознанию того, что вся его прежняя жизнь была заблуждением и тратой времени[136]. Он пришел к своим убеждениям совершенно самостоятельно – и совершенно осмысленно. Что нетипично, он обладает литературным даром, интеллектом и восприимчивостью, позволяющими поведать нам всю свою историю, шаг за шагом, каждый из которых был болезненным – и вместе с тем радостным.
От рассказа Баркера о его ранней индоктринации в фундаменталистской секте его родителей, его слепой веры в буквальную истину каждого ее слова, его подозрительно легком вовлечении в “спасение” душ, его успешной карьере проповедника, музыканта и композитора религиозных гимнов, захватывает дух. Еще больше завораживает процесс того, как в этом умном, но наивном молодом сознании поселяются и постепенно множатся сомнения. Примечательна пафосность, с которой он рассказывает о периоде междуцарствия, когда он стал уже убежденным атеистом, но никак не мог решиться покинуть церковь, пастором которой он был, – в основном потому, что другой жизни он не знал и ему было трудно встретиться лицом к лицу с внешним миром или раскрыть правду своей семье. От пафоса зачастую недалеко до комизма, и действительно есть некий сумрачный комизм в ответах верующих друзей Дэна, когда он наконец объявил о своем неверии. Во всем множестве писем, которые он получил, никто не предложил никакого обоснования, почему атеистические убеждения могут быть ошибочными. Возможно, самый смешной пример – преп. Мильтон Барфут, который с