Книги украшают жизнь. Как писать и читать о науке — страница 56 из 76

Вернемся к науке – возможно, с некоторым облегчением. Науку часто винят в том, что она высокомерно притязает на всезнайство, но это обвинение бьет совершенно мимо цели. Ученые любят не знать ответа, потому что это дает нам занятие, повод для размышлений. Громко заявляя о собственном неведении, мы одновременно радостно заявляем и о том, что необходимо делать.

Как зародилась жизнь? Не знаю, никто не знает, мы хотели бы знать, и мы охотно обмениваемся гипотезами, а также предложениями, как их проверить. Что вызвало апокалиптическое массовое вымирание в конце пермского периода, четверть миллиарда лет назад? Мы не знаем, но у нас есть кое-какие интересные гипотезы, чтобы их обдумать. Как выглядел общий предок человека и шимпанзе? Мы не знаем, но кое-что о нем нам известно. Известно, на каком континенте он жил (Африка, как и догадывался Дарвин), а молекулярные данные говорят нам, примерно когда (от шести до восьми миллионов лет назад). Что такое темная материя? Мы не знаем, и немалой доле сообщества физиков очень хотелось бы знать.

Неведение для ученого – своего рода зуд, место которого ужасно хочется почесать. Неведение для богослова – то, от чего нужно отделаться, бесстыдно что-нибудь выдумав. Если вы авторитетная фигура вроде папы римского, можно поразмыслить наедине с собой, дождаться, пока ответ придет в голову, – а затем объявить это “откровением”. Или пойти по пути “толкования” текста бронзового века, автор которого был еще невежественнее вас.

Папы могут провозглашать “догматами” свои частные мнения, но только если эти мнения исторически поддерживаются значительным числом католиков: долгая традиция веры в некое утверждение считается – несколько загадочным образом для научного склада ума – доказательством истинности этого утверждения. В 1950 году папа Пий XII (снискавший дурную славу “гитлеровского папы”) провозгласил догмат о том, что Мария, мать Иисуса, по смерти телесно – то есть не просто духовно – вознеслась на небеса. “Телесно” означает, что если заглянуть в ее могилу, то она окажется пустой. Рассуждения папы не имели ничего общего с доказательствами. Он сослался на первое Послание к коринфянам, 15:54: “Когда же тленное сие облечётся в нетление и смертное сие облечётся в бессмертие, тогда сбудется слово написанное: «поглощена смерть победою»”. В этой цитате нигде не упоминается Мария. Нет ни малейшей причины полагать, что автор послания имел в виду Марию. Перед нами снова типичный богословский трюк – взять текст и “истолковать” его таким образом, что он всего-навсего может обрести некую смутную, символическую, косвенную связь с чем-то еще. Надо полагать, что догма Пия XII, как многие религиозные верования, по крайней мере отчасти основывалась на представлениях о том, что именно достойно столь святой фигуры, как Мария. Но, согласно д-ру Кеннету Хоуэллу, директору Института католической мысли имени Джона Генри, кардинала Ньюмена, основная мотивация папы была обусловлена иным пониманием достойного. Мир 1950 года оправлялся от разрухи Второй мировой войны и отчаянно нуждался в бальзаме целительного послания. Хоуэлл цитирует слова папы, а затем дает собственную интерпретацию:

Пий XII отчетливо выражает надежду, что размышления об успении Марии приведут верующих к большему осознанию нашего общего достоинства как человеческого рода… что побудит людей сосредоточиться на своем сверхъестественном конце и возжелать спасения своих собратьев. Успение Марии стало напоминанием о большем уважении к человечеству и побуждением к нему, поскольку Успение нельзя отделить от остальной земной жизни Марии.

Занимательно наблюдать, как работает богословское мышление, в особенности отсутствие интереса – более того, презрение – к фактическим данным. Пусть вас не заботит, есть ли доказательства, что Мария была телесно вознесена на небо; для людей будет полезно верить, что это так. Нельзя сказать, что богословы намеренно говорят неправду. Скорее они как будто не заботятся о правде; не интересуются правдой; не знают даже, что значит “правда”; низводят правду до пренебрежимого статуса в сравнении с другими соображениями, например, символического или мифологического значения. И однако в то же самое время католиков принуждают верить в эти выдуманные “истины” – принуждают в недвусмысленных выражениях. Еще до того, как Пий XII провозгласил Успение догматом, живший в XVIII веке папа Бенедикт XIV объявил Успение Марии “вероятным мнением, отрицать которое неблагочестиво и богохульно”. Если отрицать “вероятное мнение” – “неблагочестиво и богохульно”, можете себе представить, какова кара за отрицание непогрешимого догмата! И снова обратите внимание на бесстыдную самоуверенность, с которой религиозные лидеры утверждают о “фактах”, которые, по их собственному признанию, не поддерживаются никакими историческими свидетельствами.

Католическая энциклопедия – кладезь самоуверенной софистики. Чистилище – своего рода небесный зал ожидания, где покойников наказывают за грехи (“очищают”) перед тем, как впустить в рай. Статья энциклопедии о чистилище содержит длинный раздел “Ошибки”, перечисляющий ошибочные взгляды еретиков, таких как альбигойцы, вальденсы, гуситы и апостольские братья, с присовокуплением, что неудивительно, Мартина Лютера и Жана Кальвина[166].

Библейские доказательства существования чистилища, скажем так, “креативны” – снова задействован обычный богословский трюк смутной натянутой аналогии. Например, Энциклопедия отмечает, что “Бог простил неверие Моисея и Аарона, но в наказание не пускал их в «землю обетованную»”. Это изгнание рассматривается как род метафоры для чистилища. Вот более мрачный пример: когда Давид отправил на смерть хетта Урию, чтобы жениться на его прекрасной жене, Господь простил его – но не отпустил без кары: Бог погубил ребенка от этого брака (2 Самуил 12:13–14). Жестоко по отношению к невинному ребенку, подумаете вы. Но явно полезная метафора частичного наказания, которым служит чистилище, и этого примера не упускают авторы Энциклопедии.

Раздел статьи о чистилище, озаглавленный “Доказательства”, интересен тем, что претендует на применение некоей логики. Вот какие доводы там излагаются. Если бы мертвые отправлялись прямо в рай, не имело бы смысла молиться за их души. А мы молимся за их души, так? Следовательно, они не отправляются прямо на небеса. Следовательно, должно существовать чистилище. Что и требовалось доказать. Неужели профессорам богословия действительно платят за это?

Хватит; давайте вернемся к науке. Ученые знают, когда они не знают ответа. Но они также знают, когда они знают, и им не следует стыдиться заявлять об этом. Это не гордыня – заявлять об известных фактах, когда свидетельства надежны. Да-да, философы науки говорят нам, что факт – не более чем гипотеза, которая однажды может быть опровергнута, но которая пока что выдерживает усердные попытки это сделать. Давайте изо всех сил поддерживать на словах эту мантру, между тем бормоча – в качестве оммажа галлиевскому eppur si muove[167], – разумные слова Стивена Джея Гулда:

В науке “факт” может означать только “подтвержденное до такой степени, что будет извращением воздерживаться от предварительного согласия”. Я предполагаю, что завтра яблоки могут начать падать вверх, но вероятность этого не заслуживает, чтобы ей отводили равное время на уроках физики[168].

Факты, между тем, таковы – причем ни один из них ничем не обязан многим миллионам часов, посвященных богословским рассуждениям. Вселенная возникла от 13 до 14 миллиардов лет назад. Солнце и вращающиеся вокруг него планеты, включая нашу, сконденсировались из вращающегося диска газа, пыли и космического мусора около 4,5 млрд лет назад. Идут десятки миллионов лет, и карта мира меняется. Мы знаем приблизительную форму континентов и их местоположение в любой данный период геологической истории. И мы можем путем экстраполяции нарисовать карту мира, каким он станет в будущем. Мы знаем, как созвездия в небе выглядели для наших предков и какими они будут казаться нашим потомкам.

Материя во Вселенной неслучайным образом распределена в дискретных телах, многие из которых вращаются, каждое вокруг своей оси, и многие из них также движутся по эллиптическим орбитам вокруг других подобных тел согласно математическим законам, позволяющим нам предсказать с точностью до секунды, когда произойдут значимые события вроде затмений и прохождений планет по диску Солнца. Эти тела – звезды, планеты, планетезимали, неровные куски камня и т. д. – сами собраны в галактики, миллиарды галактик, разделенных расстояниями на порядки больше, чем (и без того достаточно большое) расстояние между (опять же миллиардами) звезд внутри галактик.

Материя состоит из атомов, и существует конечное число типов атомов – около сотни элементов. Нам известна масса атома каждого из этих элементов, и известно, почему у любого данного элемента может быть больше одного изотопа со слегка отличающейся массой. Химики накопили огромный корпус знаний о том, как и почему элементы соединяются в молекулы. В живых клетках молекулы могут достигать неимоверных размеров, состоять из тысяч атомов в точных и точно известных пространственных отношениях друг к другу. Методы, которыми обнаруживают точную структуру этих макромолекул, чудесно изобретательны – например, кропотливые измерения рассеяния рентгеновских лучей, проходящих сквозь кристаллы. Среди макромолекул, познанных этим методом, – ДНК, универсальная генетическая молекула. Строгий цифровой код, посредством которого ДНК влияет на форму и природу белков – еще одного семейства макромолекул, доведенных до элегантного совершенства машин жизни, – точно известен во всех деталях. Способы, которыми эти белки влияют на поведение клеток развивающихся эмбрионов, а следовательно, на форму и функционирование всего живого, еще изучаются; известно уже многое; многое предстоит узнать.