– И в лесу тоже? – спросила Пинта.
Дженна и без того уже знала ответ. Конечно же, они должны делать это и в лесу, и в хейме, и в городе. Что за глупый вопрос – она просто удивлялась Пинте. Но Катрона не удивилась.
– Да, – сказала она спокойно. – Вы у меня умницы. – Она положила им руки на плечи и подтолкнула поближе к столу. – Посмотрите-ка еще раз.
Они посмотрели. Пинта шевелила губами, запоминая каждую вещь, а Дженну даже дрожь пробрала от старания.
Вечером четверо новых Выборщиц собрались в своей комнате, на кровати у Дженны. Каждой было что рассказать.
Пинта взахлеб повествовала об Игре и о том, как Дженна поделилась с ней леденцом.
– Хотя она честно выиграла его. Но завтра я выиграю. Я, кажется, разгадала секрет. – Рассказывая, Пинта качала на руках новую куклу.
– Вечно ты со своими секретами, Пинта, – сказала Селинда. – И никакой пользы тебе от них нет.
– А вот и есть.
– А вот и нет.
– А вот и есть.
– Расскажи нам про кухню, Альна, – сказала Дженна, которой вдруг наскучил этот спор. Ну какая разница, любит Пинта секретничать или нет?
Альна сказала своим полушепотом:
– Никогда не думала, что на кухне столькому надо учиться. Меня поставили резать разные вещи. В саду мне никогда не давали в руки ножа. И я ни разу не порезалась. Еще там хорошо пахнет, но… – И Альна со вздохом умолкла.
– В саду бы тебе сегодня тоже не понравилось, – поспешно заверила Селинда. – Мы только и делали, что пололи. Да я этим занимаюсь с тех пор, как себя помню. Стоило это выбирать! Лучше бы я пошла на кухню, или в лес, или в ткацкую…
– А мне нравится полоть, – тихо сказала Альна.
– Ну уж нет, – заспорила Пинта. – Ты только и знала, что жаловаться на это.
– А вот и нет.
– А вот и да.
– А вот и нет.
В комнату вошла Амальда.
– Пора спать, малышки. Вы должны быть как птички – они, как бы высоко ни летали, всегда возвращаются в гнездо. – Она поцеловала каждую, прежде чем уйти, и Дженна обняла ее в ответ крепко-крепко.
Потом забежала родная мать Селинды, чтобы укрыть дочку и пожелать всем девочкам спокойной ночи. А потом Дженна вылезла из постели и зажгла все лампы, потому что стемнело, и мать Альны пришла вместе с темной сестрой. Они приласкали всех, но слишком уж, по мнению Дженны, суетились над Альной, несмотря на ее уверения, что у нее все хорошо.
Наконец пришли Марна и Зо и, ко всеобщему восторгу, принесли с собой тембалы. Инструмент Марны звучал чудесно, а тембала Зо, как и ее голос, только вторили ему.
– Спойте «Послушайте, женщины», – попросила Пинта.
– И «Балладу о звонкой кузнице», – прошептала Альна.
– Нет, «Гоп-ля-ля», – вскричала Селинда, подпрыгивая на кровати.
Дженна одна промолчала, расплетая свои белые косы – волосы от них сделались волнистыми.
– А у тебя разве нет любимой песни, Джо-ан-энна? – спросила Марна мягко, следя за ее быстрыми пальцами.
Дженна ответила не сразу, но очень серьезно:
– А нельзя ли нам послушать новую песню? В честь нашего первого дня после Выбора? – Дженне хотелось бы, чтобы этот день был отмечен чем-то, и не только странной пустотой в груди, питаемой мелкими стычками с Пинтой и чувством какого-то отдаления от других девочек. Ей хотелось снова стать такой, как все, и близкой им, хотелось смыть чем-то память о Матери Альте перед ее большим зеркалом. – Такую, которую мы еще ни разу не слышали.
– Конечно, можно, Дженна. Я спою тебе песню, которую выучила в прошлом году, когда к нам приходила певица из Калласфордского хейма. Это большой хейм, там около семисот сестер, поэтому одна из них может позволить себе быть просто певицей.
– А ты хотела бы быть просто певицей, милая Марна? – спросила Пинта, но ответила ей Зо:
– В большом хейме наш скромный дар едва ли признали бы.
– И нам было бы плохо везде, кроме нашего хейма, – добавила Марна.
– Но ведь ты побывала и в других местах, – задумчиво сказала Дженна. Ей стало любопытно, чувствовала бы она себя другой – непризнанной или такой же, как все – где-то еще.
– Конечно, побывала. Во время своих годовых странствий перед окончательным Выбором и перед тем, как вызвать свою сестру из тьмы. Это и вам предстоит. Но всем хеймам, хотя тамошние сестры и хотели, чтобы я осталась, я предпочла наш Селденский хейм, самый маленький.
– Почему? – спросила Пинта.
– Да, почему? – подхватили три остальные.
– Потому что это наш хейм, – хором ответили Марна и Зо. – А теперь довольно вопросов, – добавила Марна, – иначе у нас не останется времени даже на одну песню.
Девочки устроились поуютнее в своих постелях.
– Сначала я спою новую песню, «Песню Альты», а потом и другие. После этого вы все должны крепко уснуть. Вы ведь уже не мои малышки, и с утра у вас будет много разных дел.
Она начала петь, и на третьей песне все девочки уснули. Только Дженна не спала, но Марна и Зо этого не заметили и на цыпочках вышли из комнаты.
В очаге большого зала весело потрескивал огонь, и две охотничьи собаки, дремлющие около, дергали лапами и скребли когтями по камню, преследуя кроликов даже во сне. Здесь приятно пахло камышом, дымом и сухими лепестками роз и вербены, лежавшими в больших мисках.
Когда вошли Марна и Зо, все кресла у огня оказались уже заняты, а три большие девочки лежали на животах на коврике перед очагом.
– Идите сюда, – позвала их Амальда, приберегавшая для них два места за большим круглым столом сбоку от огня. – Как там наши Выборщицы?
– Все еще взбудоражены? – добавила более спокойно ее темная сестра Саммор.
– Угомонились, наконец. Мы спели им четыре песни – хотя нет, только три. Они уснули, не дождавшись четвертой. Бедняжки, за день они совсем обессилели, и я пообещала им, что завтра будет еще труднее. – Марна тяжело опустилась на стул.
– Мы уже соскучились по этим бесенятам, – добавила Зо, садясь рядом с ней.
– Наш хейм не столь велик, чтобы вы не виделись с ними каждый день, – улыбнулась Катрона.
– Но ведь они целых семь лет находились на нашем попечении, – вздохнула Марна. – А теперь они выросли.
– Ты говоришь это каждую весну, при каждом Выборе, – улыбнулась Домина.
– Нет, не каждую. У нас ни разу не было Выбора после Варсы, а тому уже три года. И вот нынче сразу четверо. Это очень тяжело.
– Нам с Глон еще тяжелее, – сказала мать Альны, сидевшая напротив. – Нашу малютку забрали из сада и отдали под начало Донии. Тьфу.
– Что значит «забрали»? – вспыхнула Катрона. – Ты не меньше нашего боялась, что девочка когда-нибудь задохнется посреди твоих сорняков.
– Сорняков? Каких таких сорняков? Наш сад выполот не менее чисто, чем в любом большом хейме. Сорняки – тоже выдумала! – Алинда поднялась с места, но Глон, сидевшая рядом, удержала ее, и Алинда села, все еще дрожа от гнева.
– Она просто хотела пожаловаться, как нам тяжело, – сказала Глон Катроне. – Ты прости ее. Мы сегодня обе не в себе.
Катрона фыркнула и отвернулась.
– Первый день после Выбора всегда труден, – сказала Кадрин, занимая место за столом. – И каждый раз мы говорим то же самое. Только у детей бывает такая короткая память. Посмотрите-ка друг на друга, сестры, и улыбнитесь. Это скоро пройдет. – Она обвела взглядом стол, сама оставаясь неулыбчивой, но все остальные скоро обрели свою обычную веселость. – Ну что, все собрались?
– Дония и Дойи, как всегда, опаздывают, – сказала Домина.
– Тогда подождем их. Дело касается новых Выборщиц, и все, кто имеет к ним отношение, должны присутствовать. – Кадрин сложила руки на столе, сплетя крепкие пальцы с коротко остриженными ногтями. – Может, вы тем временем споете нам, Марна и Зо? Что-нибудь веселое.
Те, не дожидаясь дальнейших просьб, взяли свои тембалы и, обменявшись едва заметным кивком, заиграли быстрый танец, чья мелодия словно перескакивала с одного инструмента на другой. За столом стало еще веселее. Как только мелодия завершилась четырьмя чередующимися аккордами на басовых струнах, вошли Дония и ее темная сестра Дойи, вытирая руки о грязные передники и торопясь оправдаться за свое опоздание.
Катрона замахала на них руками, делая знак садиться, и стулья зашаркали по полу под утихающий звон тембал.
– Как все вы знаете, мы должны теперь поговорить о будущем наших новых Выборщиц. И о своем тоже – ведь дети и есть наше будущее. Начнем, пожалуй, с тебя, Марна. Что девочки знают и насколько быстро усваивают новое?
Марна и Зо кивнули.
– Вам и так уже известно то, что я скажу. Все эти годы я советовались с их матерями и с тобой, Кадрин, когда они болели. Но повторить не помешает – при этом могут открыться истины, скрытые даже от Зо и меня. Все четыре девочки умненькие, быстро схватывают и уже выучили буквы. Дженна умеет даже складывать слова и скоро начнет первую из Малых Книжек, хотя сказки больше всех любит Альна.
Алинда согласно кивнула.
– Мы всегда рассказывали ей сказки, чтобы успокоить, когда ей трудно дышалось.
Марна улыбнулась и продолжила:
– Селинда – мечтательница, и ей то и дело приходится напоминать о ее обязанностях.
– Это она в отца, – засмеялась мать Селинды. – Трех мальчишек я родила, пробыв с их отцами всего неделю, а с этим проваландалась три месяца – так ему приходилось напоминать.
Женщины подхватили ее смех. Марна дождалась, когда смех утихнет.
– Пинта – пожалуй, теперь ее следует называть Маргой, хотя про себя я все так же зову ее Пинтой – самая быстрая почти во всем…
– Но постоянно забывает об осторожности, – вставила Зо. – Мы опасаемся, как бы эта резвость не довела ее до беды.
– Это так, – кивнула Марна.
– Уже довела. – Катрона облокотилась на стол. – Она не получила леденца, который так хотела, при первом знакомстве с Игрой.
Марна рассмеялась, а Зо объяснила:
– Еще как получила – больше половины, во всяком случае, Дженна поделилась с ней.
Кадрин, расплетя пальцы, медленно произнесла:
– Они точно теневые сестры, Дженна и Пинта. Трудно им будет приспособиться к собственным темным близнецам, правда? – Кадрин задала свой вопрос с осторожностью, зная, что она, как Одиночка, почти не вправе обсуждать такие вещи. Она пришла в хейм уже взрослой, решив пожить вдали от шумных городов, где обучалась своему ремеслу. Возраст уже не позволял посвящать ее в Таинства хейма и учить, как вызывать сестру из вечного мрака Альты. – Я хочу сказать, что им тяжело будет расставаться…