его святого Петра".
Мужчины хохочут, женщины опускают глаза, но им нравится, что Яаков, что ни говори, святой и ученый, такой свойский и нос не задирает, и что сам живет в том маленьком сарайчике, ходит в обычной одежде. За это его любят. Особенно, женщины. Правоверные женщины очень самоуверенные и шумные. Им нравится флиртовать, и их радует то, что говорит Яаков: чтобы забыть о турецких обычаях, в соответствии с которыми они обязаны закрытыми по домам. Он говорит, что женщины в Ивани нужны точно так же, как и мужчины, пускай для других вещей, но нужны.
Еще Яаков поучает, что с нынешнего времени уже нет вещей, которые принадлежали бы только лишь кому-то одному; собственных вещей нет. Но если кто в чем нуждается, он должен попросить у того, у кого такая вещь имеется, и он ее получит. Или же, если ему чего-то не хватает, то обувка развалилась то ли сорочка на куски разлезлась, он обязан идти к управляющему Осману или к Хаве, и тот беде поможет.
- Без денег? – восклицает одна из женщин.
А другие ей уже отвечают:
- За красивые глаза…
И вновь раздается смех.
Не все понимают то, что обязаны отдать все свое. Ерухим и Хаим из Варшавы упираются на том, что все это ненадолго, что люди по природе своей жадные, что они будут хотеть слишком многого, что станут торговать тем, что получили за так. Но другие, такие как Нахман и Моше, уже видели, как действует подобная община. Они Яакова поддерживают. Нахман с такой идеей солидарен. Частенько можно видеть, как он ходит по домам и рассуждает:
- Так оно, собственно, и было на свете, по того, как закон стал обязателен для всех. Все было общим, любое добро принадлежало всем, и всем всего хватало, не было слов "не укради" или "не прелюбодействуй". Если бы кто-нибудь так сказал, его никто бы не понял. Спрашивали бы, а что такое "украсть"? А что такое "прелюбодействовать"? И мы обязаны жить именно так, поскольку для нас старый закон уже не обязателен. Пришли трое: Шабтай, Барухия и вот теперь Яаков. Он величайший, он нас спас. Мы должны быть счастливы, что это случилось в нашем поколении. Старый закон уже не дейстителен.
Во время Хануки в качестве реликвий Яаков раздает кусочки сорочки Шабтая Цви. Это громадное событие для всей общины. Это та самая сорочка, которую Первый бросил сыну Халеви; Шор за большие деньги выкупил недавно у его внучки в Кракове целых два рукава. Кусочки ткани не больше, чем самый маленький ноготь, тут же попадают в амулеты, в ящички из вишневого дерева, в мешочки и кисеты из кожи, которые вешают на шею. Остальная часть сорочки укладывается в сундуке Османа, она будет принадлежать всем тем, которые еще к ним присоединятся.
О том, как действует прикосновение Яакова
Моше из Подгаец, который все знает, сидит среди прядущих женщин в самом тепле. Клубы пахучего дыма поднимаются под деревянный потолок.
- Всем вам известна молитва, говорящая про Элохи, который встретил демона болезни Аштурви, - говорит он. – Это тот, кто привык устраиваться в членах тела у человека и вызывать, что люди болеют. Говорит тогда Элохи демону: "Точно так же, как ты не можешь выпить целого моря, точно так же не можешь больше творить человеку". Яаков, наш Господь, будто Элохи, разговаривает с демоном болезни. Достаточно, если глянет он на него грозным взором, и тот уже удирает.
Звучит это убедительно. И вечно кто-то стоит под дверью сарайчика Яакова, и когда Виттель его уже допустит, он становится перед лицом Господа. Господь кладет ладонь на голову больного, потом передвигает большим пальцем по лбу туда-сюда. Иногда дует в лицо. Практически всегда это помогает. Говорят, что у него горячие руки, которые растапливают всякую болезнь, каждую боль.
Слава Яакова быстро расходится по округе, и наконец в Ивань приходят селяне (сами они говорят: "к хапачам120". Очень подозрительно они глядят на отщепенцев, то ли иудеев, то ли цыган. Им Господь тоже кладет ладони на голову. Селяне оставляют яйца, кур, яблоки, крупу. Хава все это тщательно тут же прячет в своем сарае, потом справедливо распределяет. Каждый ребенок на шаббат получает яйцо. Это так говорит Хава: "на шаббат", хотя Яаков шаббат запретил праздновать. Странно во всем этом то, что время все равно исчисляют от шаббата до шаббата.
В феврале происходит нечто странное, истинное чудо, но об этом знают немногие. Господь запретил рассказывать. Собственными глазами же все видел Хаим. Так вот, одна девочка с Подолии, которую привезли сюда очень больной, начала умирать. И ее отец страшно закричал, начал рвать волосы из бороды и отчаиваться, потому что это была его самая любимая дочка. Послали в сарайчик за Яаковом, и он пришел, и только крикнул, чтобы было тихо. А потом он на какое-то время закрылся с этой девочкой, а когда вышел – она уже выздоровела. Яаков же только приказал одеть ее в белое.
- Что ты с ней сделал? – допытывался Шлёмо, муж Виттель.
- Я имел с ней дело, и она выздоровела, - ответил Яаков и уже не желал больше возвращаться к этому случаю.
Шлёсо, человек бывалый, вежливый и серьезный, не сразу понял то, что услышал. После этого он как-то не мог прийти в себя. Вечером Яаков, как будто бы понимая его мучения, улыбнулся ему, притянул его за шею, деликатно, словно девушка парня. Дунул ему в глаза и приказал никому об этом не говорить. Потом ушел и Шлёмо уже не занимался. Но тот рассказал обо всем жене, она же поклялась, что тайну сохранит. Но, хотя и неизвестно, как такое случилось, в течение нескольких дней об этом знали уже почти что все. Слова, словно ящерки, способны сбежать из любого заточения.
О чем разговаривают женщины, когда ощипывают кур
Во-первых, о том, что лицо библейского Яакова служила образцом, когда Бог создавал ангелов ч человеческими лицами.
Во-вторых, что у Месяца лицо Яакова.
В – третьих, о том, что можно нанимать для себя мужчин, чтобы иметь с ним детей, если которая не беременеет со своим мужем.
Они вспоминают библейскую историю. Про Иссахара, сына Яакова и Лии. Лия наняла для себя Яакова, чтобы тот спал сней, а потом родила ему сына. Яакова она наняла за мандрагору, которую Рубен нашел в пустыне, и которую хотела иметь бесплодная Рахиль (после того Рахиль съела эту мандрагору и родила Яакову Иосифа). Все это имеется в Писании.
В-четвертых, что можно забеременеть с Яаковом, даже если он не коснется твоего самого малого пальца.
В-пятых, о том, что когда Господь создал ангелов, те сразу же открыли уста и начал его восхвалять. Когда Господь сотворил Адама, ангелы тут же спросили: "Тот ли это человек, которого мы мы обязвны почитать?". "Нет, - ответил Бог. – Этот – вор, он украдет плод с моего дерева". А вот когда родился Ной, ангелы рьяно спросили Господа: "Тот ли это человек, которого мы должны восхвалять под небеса?". Только Бог ответил, весьма разражено: "Нет, это обыкновенный пьяница". Когда родился Авраам, они снова спросили, но Господь, весьма хмурый, ответил им: "Нет, этот родился не обрезанным, он только обратится в мою веру". Когда родился Исаак, ангелы, все еще с надеждой, спросили у Бога: "Тот ли это?". "Нет, - недовольно ответил им Бог. – Этот любит своего старшего сына, который ненавидит меня". Но вот когда родился Яаков, они задали свой вопрос в очередной раз, и вот тогда-то услышали: "Да, это тот".
Несколько мужчин, которые строят сарай, прерывают работу и, стоя в дверях, прислушиваются к женщинам. Через мгновение на их головах оседают белые перышки, которые кто-то поднял из корзин слишком резким движением.
Кто очутится в женском кругу
- Иди к нему, - говорит муж Виттель. – Из всех ему более всего понравилась ты. Будешь благословлена.
Только та отказывается.
- Да как же я могу с ним спать, когда ты мой муж? Это грех.
Шлёмо с лаской и любовью, словно на ребенка, глядит на нее.
- Ты размышляешь по-старому, словно бы ничего из того, что здесь происходит, ты не поняла. Нет греха, как нет и того: муж, не муж. Пришло время спасения, грех нас не касается. Он работает для всех нас, а желает тебя. Ты у нас самая красивая.
Виттель косо глядит на него.
- Я не самая красивая, ты же знаешь. Сам стреляешь глазами по сторонам, столько здесь девушек. Ну а ты? Что бы ты сделал?
- Что я? Если бы был на твоем месте, Виттель, я бы не спрашивал. Я бы сразу пошел.
Виттель принимает это разрешение с облегчением. Ни о чем другом она и не могла думать в течение последних дней. Женщины, что были близки с ним, утверждают, будто бы у Яакова целых два мужских естества. А вернее – что тогда, когда у него есть желание, то у него два естества; а когда не хочет - удовлетворяется одним. Очень скоро у Виттель возникает возможность подтвердить данный факт или отрицать его.
В апреле Яаков высылает воз за Ханой, и с тех пор Виттель уже не ходит к нему каждую ночь. Хану называют "Ее милость". В честь "Ее милости" дан пир, женщины натопили гусиного жира, несколько дней пекли булки, которые сложили в кладовке у Хавы.
Виттель предпочла бы, чтобы это произошло случайно, но, к сожалению, не удается – она подслушивает под жилищем Яакова и Ханы, как те занимаются любовью. У нее что-то крутит в животе, она не понимает, о чем те говорят, потому что говорят по-турецки. Виттель возбуждается, слыша, как Яаков говорит по-турецки; в следующий раз она просит, чтобы он так же обращался и к ней. И этого не приходится долго ожидать, потому что через месяц, в мае, Хана, хмурая и недовольная, возвращается в Турцию.
Еще в декабре Господь приказал собраться всем взрослым. Они становятся кругом и стоят долго, в полнм молчании. Господь запретил разговоры, ни у кого нет отваги подать голос. Потом приказывает мужчинам перебраться под правую стену. Из женщин выбирает себе семерых, как это когда-то сделал Первый, Шабтай.
Сначала он берет за руку Виттель и дает ей имя Ева. Виттель, первая избранная, не знает, в чем дело, сразу же покрывается румянцем и нервно переступает с ноги на ногу; она совершенно утратила всю уверенность в себе. И вот стоит, вся горящая, послушная, будто курица. Яаков ставит ее справа от себя. Потом берет молоденькую Вайгелу, совсем недавно ставшую женой Нахмана из Буска, и дает ей имя Сара. Та идет, словно на казнь, опечаленная, свесив голову, поглядывает на мужа и ожидает, а что будет дальше. Ей Яаков приказывает встать за Виттель. За ней он выставляет Еву, жену Якова Майорка, и дает нй имя Ревекка. Потом долго глядит на женщин, те опускают глаза, в конце концов протягивает руку к красавице Спринеле, тринадцатилетней молоденькой невестке Элиши Шора, жене его самого младшего сына, Вольфа; ее Яаков называет Вирсавией. Теперь он начинает выставлятьлевую сторону – первой здесь жена Исаака Шора, этой он дает имя Рахиль, потом жену Хаима из Надворной, которой дает имя Лии. В самом конце становится Ухля Лянцкоронская, которую он называет Афишей Суламифью