Книголюб — страница 2 из 33

– Что? Кто? Какая операция? За что?

– Как какая? – немножко обиделся на мою тупость и неблагодарность доктор. – Так ведь почку же тебе вырежем! Правую!

– За что?! Почему правую? – продолжал тупить я.

– Так ведь поражение у тебя 95 процентов!

При последней фразе эскулап не смог сдержать эмоций и зажмурился от счастья.

Я задумался ненадолго – надолго я не умею – и выдал:

– А-а-а, всё понял! Вы хотите на сторону продать мою великолепную почку! Не выйдет, жулики! Я лучше сам её продам, когда срок подойдёт кредит отдавать!

– Ну да, ну да, посмотри сам на свою великолепную почку. Она же уже в два раза больше другой своей сестры! И не подумай, что её теперь в два раза дороже можно продать – здесь у нас не мясной ряд на рынке.

– Ладно, убедил, душегуб! Только смотри, если обманул, тебе же потом стыдно будет!

– Да век воли не видать!

Я откинулся на спинку каталки.

– Ну вот и славненько, вот и славненько! Завтра же и оформим это дельце! – засуетился, потирая повлажневшие ладошки, доктор и зычно кинул кому-то:

– Везите его в палату и готовьте.

Пока я лежал в палате, позвонил похвастаться друзьям, а они меня пытают:

– А ты, старый пень, хотя бы поинтересовался, какая это будет операция?

– Сами вы тупицы! Говорю же, почку мне вырежут!

– Ладно, ты только не волнуйся. Скажи, тебе при этом полностью брюхо распорют или это будет лапароскопия?

– Лапаро… что? Ну откуда я знаю? Я же литератор, а не хирург!

– Вот узнай, пожалуйста. И, если не лапароскопия, не соглашайся. И ещё. Смотри там, проследи хорошенько, чтобы тебе вместо правой левую почку не удалили. А то это у них самая частая ошибка.

Оказывается, при удалении почки, если обычную операцию делают, то человека просто пополам разрезают, как исстари любят делать фокусники, лапароскопия же более щадящая.

Задумался я во второй раз за этот день, а тут ко мне в палату сам доктор пожаловал и рассказал про разные виды операции. Как будто под дверью подслушивал, но он ведь русского языка не знает. И заявил, что он будет делать обычную операцию, то есть пополам разрезать.

– Ах, так! – вспомнил я наказ друзей, – Тогда я не согласен!

Доктор не обиделся и не удивился, но засобирался, сославшись на занятость. Наскоро попрощавшись и пожелав мне удачи, он вышел из палаты и велел медсёстрам вытащить из моей вены катетер и проводить меня до лифта. И чтобы духу моего здесь больше не было!

Зато другой катетер оставили, и побрёл я с двухлитровой ёмкостью в руке, куда вместо мочи весело струилась кровь, делая моё лицо всё белее и одухотворённей.

Жена моя с машиной уже ждала внизу.


И вот я в другом госпитале, где мне пообещали лапароскопию. Тут тоже мешкать не стали – операция срочная. Сказали отдохнуть денёк дома и к семи утра приходить.

Пришёл я к семи утра, а они мне говорят, что в госпиталь абы кого не пускают, сначала надо тест на ковид сдать. Я говорю:

– Вы что, сдурели? Я к вам не на вечеринку, а на операцию пришёл, между прочим!

– Ничего не знаем, такой порядок!

– Да пожалуйста, мне не жалко!

Ну, сделали тест. Подождали немного, а потом и говорят укоризненно:

– Ну вот, сэр, результат-то положительный!!!

– Ну и что мне теперь, домой идти?

– Нет, подождите! Давайте ещё раз попробуем.

– Ну пробуйте-пробуйте. Отчего ж не пробовать, если у вас рабочее время!

А там, небось, хирург в вожделении все ножи на нет сточил, анестезиолог, поди, весь материал уже на себя перевёл от волнения, а медсёстры пока друг на дружке тренируются.

Вторая проба нашу жизнь не разнообразила. Они давай звонить хирургу, дескать так, мол, и так, больной-то неблагонадёжный. Что делать будем?

– Что делать, что делать?! Давайте его сюда немедленно!!! – прорычал кровожадный хирург.

Я попытался укорить их:

– Зачем же вы мне, собаки, дважды тест делали, если всё равно уже твёрдо зарезать решили?

Тут кто-то из толпы собравшихся крикнул:

– А чего с ним разговаривать, валите его на каталку, ребята!

Меня свалили и повезли. Сначала в палату привезли, где я буду реанимироваться. Если, конечно, из операционной меня не вперёд ногами вывезут. Дорогой я их уговаривал не перепутать и вырезать мне именно правую почку.

– Вы, ребята, для верности, чтобы не ошибиться, мне на правую руку бирку повесьте!

– Лежи-молчи, а то мы тебе раньше нужного на правую ногу бирку повесим.

Палата мне понравилась, светлая, со всякими пультами управления кроватью, телевизором и медперсоналом, который незамедлительно пожаловал знакомиться. Я их всех попросил не перепутать мне почку. Они обещали, но каждый из них почему-то интересовался, как меня зовут, хотя моё имя было написано на двери моей палаты, в ногах моей кровати и чуть ли не на лбу.

Наконец за мной пришли и прямо с кроватью куда-то повезли. Возчиков было двое, они оказались очень любознательными, и каждый из них по два раза спросил у меня моё имя, на что я напомнил, что больная почка у меня правая. Завезли меня в лифт, а там оказалась попутчица. Она открыла было, рот, чтобы спросить, как меня зовут, но я опередил её:

– Правая!!!

Понял я, что они тоже очень опасаются перепутать, только не право-лево, а пациента.

Наконец меня привезли по адресу, переложили на операционный стол, и куча народу по очереди стала пытать, как меня зовут. Я как вежливый человек пытался удовлетворить любопытство всех, но, кажется, не успел, а они все вдруг перестали интересоваться моей анкетой и стали спрашивать, как я себя чувствую. Спасибо, отвечаю вежливо, и вам не хворать. Хотел было попросить за правую почку, но понял, что это уже ни к чему.

Повезли меня обратно в палату, и всю дорогу я шутил и балагурил. В палате меня уже ждала жена, которую в госпитале приняли за дочку, и ещё сестрёнка моя Альфия зачем-то прилетела из Лондона.

Вспомнился почему-то Швейк, и я пробормотал:

– А здесь недурно! Нары из струганого дерева!

Оказывается, они ждали меня уже пять часов. А я ничего и не заметил – вот что значит добротные препараты! Весь остаток дня я был бесконечно счастлив и весел, делился со своими девчонками радужными планами на светлое будущее и сожалел, что давно не заменил алкоголь более стоящими препаратами.

И только поздней ночью мне стало невесело, и за ночь я раза три или четыре просил меня ширнуть. Но это тема уже другого рассказа, а я такие не люблю.

3

Ух ты! Я дома и даже сам хожу по стеночке до туалета! Если это мне вдруг неизвестно за что дана ещё одна попытка, я её недостоин. Но если вы настаиваете, всё теперь будет по-другому. В прошлой жизни я пил, пил, изредка ласкал детей и ещё реже писа́л. Теперь же буду больше общаться с детишками, пи́сать, пи́сать и изредка писа́ть. А может, и не изредка. (Чёрт, это из меня ещё не до конца, наверное, наркоз выветрился).

Несколько лет назад прочитал мемуарную книгу Войновича «Автопортрет», и тут вдруг вспомнился один эпизод оттуда. Однажды с сердцем у Владимира Николаевича стало нехорошо, и жена его привела к видному немецкому кардиологу – Войновичи жили в Германии.

Осмотрел врач Владимира Николаевича, обследовал досконально и говорит: да, есть проблемы. Вам, говорит, надо срочно бросать курить.

Жена Войновича Ирина подхватила радостно:

– Вот именно! Вот именно! И пить!

Доктор посмотрел на её искоса и не поддержал:

– Нет, пить можно…

И продолжил рассказ о состоянии сердечной мышцы пациента. В какой-то момент он опять вспомнил про курение, и Ирина опять воодушевилась:

– Ну да, если пить понемногу, то конечно… Вот если бы меру знать… А так-то где уж… Надо завязывать с алкоголем. Правда?

И она заискивающе посмотрела на доктора. Но тот никак не хотел её понимать:

– Нет, пить можно!


И вот вчера я вспомнил. Вчера у меня был юбилейный десятый послеоперационный день, и доктор, делавший мне операцию, по такому случаю пожелал меня осмотреть.

– Как себя чувствуете, сэр? – начал доктор.

– Отлично! Первый раз так хорошо!

Я, конечно, с женой приехал, и она давай пытать эскулапа: какие будут рекомендации? Диета там и прочее.

Доктор решил её порадовать:

– А не беспокойтесь вы. Всё вашему мужу можно!

– Как всё? – с досадой воскликнула обескураженная Рита.

И тут же задала наводящий вопрос:

– Алкоголь—то ведь нельзя, правда?

– Ну почему же? – добродушно возразил доктор. – Можно!

– Ну да, ну да… Но у нашего больного такая особенность, он за вечер три-четыре литра вина усидеть может!

– Ну, это у кого какой аппетит… – не желая спорить, пошутил доктор.

– Да, аппетит и утром следующего дня тоже…

– Ну и на здоровье!

Рита сдалась, а я решил закрепить успех:

– Доктор, я привык круглый год купаться в море. Можно мне уже снова начать плавать?

– Да вы что, сэр?! Ни в коем случае!

– Ага-ага… А вот я ещё ходить полюбил в последний год, ходил каждый день по десять километров. Можно возобновить?

– Что вы, сэр! Не более двух километров.

«То есть до магазина и обратно», – удовлетворённо подумал я, но вслух ничего говорить не стал.

Мы ехали домой, и я не уставал восторгаться высоким профессионализмом своего доктора. А Ритуля, по-моему, в нём несколько разочаровалась.

Кстати, про курение Ритуля доктора вообще не спрашивала, а он и сам эту тему не поднимал. Дело в том, что к нему я уже пришёл некурящим – мне так надоели вопросы, курю ли я, пока мне ставили первоначальный диагноз, что я ещё до операции понял, что не курю, оказывается.

А с Владимиром Николаевичем Войновичем мы в последний раз виделись в холле лимасольского отеля «Аполлония» лет за шесть до описываемых событий. Он тогда уже торопился на самолёт и пообещал, что выпьем в следующий его приезд. Но на следующий год я в это время как раз уезжал в Москву проститься с умирающим от рака отцом, а на следующий год ушёл уже и сам Владимир Николаевич.