Глава 5Мудрецы с Востока
С переездом Римской курии во Флоренцию для тамошних книготорговцев начался бум; пятью годами позже, в 1439-м, когда Веспасиано было семнадцать, картолайи на улице Книготорговцев внезапно заполнились десятками еще более выдающихся ценителей, коих Веспасиано назвал «учеными мужами со всей Италии, а также из-за ее пределов»[150]. В числе прибывших были русские, армяне, болгары, эфиопы и жители Междуречья. Впрочем, бо́льшая часть ученых мужей прибыла из Константинополя – их великолепные одежды, густые бороды и степенные манеры придавали им в глазах флорентийцев сходство с библейскими пророками или греческими мудрецами.
Константинополь более тысячи лет назад основал первый христианский император Константин, назвав Новый Рим. Для новой столицы Константин избрал древнюю греческую колонию Византион (в латинском варианте Византий), занимавшую стратегическое положение на Босфорском проливе. Западная Римская империя пала в 476-м, однако на Востоке империя продолжала существовать, и преемники Константина на протяжении веков носили титул римских императоров. И если Константинополь претендовал, по крайней мере номинально, на величие Рима, то же относилось и к наследию Древней Греции. Всякий, посетивший Константинополь, видел в нем богатства Эллады – местное население говорило по-гречески, а сам город был исполинским хранилищем древнегреческой культуры и знания. К Средним векам константинопольские ученые принялись выискивать и копировать сокровища греческой литературы, явив такое рвение, что почти вся известная нам древнегреческая классика дошла до нас благодаря византийским манускриптам, скопированным в восьмом и девятом веках.
В 1439-м Восточная Римская империя была под угрозой исчезновения. Ее владения быстро уменьшались из-за чумы, междоусобиц, а главное – под натиском турок-османов. К 1390-м годам султан Баязид I, прозванный Молниеносным, захватил почти все, что осталось от прежней славной империи. В 1390 году он осадил сам Константинополь. Несколькими годами раньше византийский император Мануил II Палеолог воззвал к Западу о помощи, и шестнадцатитысячная армия крестоносцев из Франции, Бургундии, Англии, Хорватии, Валахии, Трансильвании и Венгрии устремилась на восток, бахвалясь, что, если небо упадет, они удержат его на копьях. Мечта освободить Восточную империю закончилась в битве при Никополе, в которой войско Молниеносного разгромило крестоносцев. Тогда Баязид гордо заявил, что накормит своего коня овсом на ступенях собора Святого Петра в Риме, но затяжной приступ мучительной подагры не дал ему осуществить этот план.
В следующие десятилетия турки продолжали теснить византийцев. Внук Молниеносного Мурад II осадил Константинополь летом 1422 года, затем в 1423-м захватил Пелопоннес и в 1430-м взял Фессалоники. Сын Мануила Иоанн VIII, вступивший на престол в 1425 году, понял, что единственная надежда на спасение – Крестовый поход с Запада. Это и привело его вместе со свитой во Флоренцию в 1439 году.
Официально высокие гости прибыли на собор – общее собрание высших иерархов Греческой и Латинской церквей. Как Веспасиано кратко подытожил ситуацию, «Греческая церковь была долго отделена от Римской, посему папа Евгений пожелал, чтобы греки приехали в Италию ради воссоединения»[151]. И впрямь, две половины христианского мира, латинский Запад и греческий Восток, далеко разошлись за предыдущее тысячелетие. Разделение было связано с разницей в языке и обрядовых практиках – например, на Востоке носили бороды (что для латинян попахивало иудаизмом), а на Западе для литургии использовали хлеб без закваски (что попахивало иудаизмом для греков). Кроме того, римские папы утверждали, что стоят над константинопольским, антиохийским, иерусалимским и александрийским патриархами, с чем те были решительно не согласны. Окончательный раскол произошел в 1054-м, когда папа Лев IX и константинопольский патриарх Михаил Керуларий отлучили друг друга от церкви. С тех пор не раз предпринимались попытки воссоединить церковь, но все они терпели крах из-за непримиримых богословских разногласий – особенно из-за вопроса, исходит Святой Дух от Отца и Сына (как утверждали латиняне) или только от Отца (как считали православные греки).
Теперь ради военной помощи правителей латинского Запада византийцы готовы были предпринять еще одну попытку воссоединения. Они прибыли в Италию в начале 1438 года на собор в Ферраре: семьсот епископов, монахов, ученых и их слуг. Дело стало еще более спешным, когда в Ферраре император получил известие, что турки готовятся отправить на завоевание Константинополя флот из 150 судов и армию в 150 000 человек. И тем не менее переговоры двигались медленно. Тут в Ферраре началась чума, и Козимо Медичи щедро посулил участникам собора бесплатный стол и кров, а также 4000 флоринов на переезд во Флоренцию.
Иоанн VIII Палеолог въехал во Флоренцию со свитой в середине февраля 1439 года, во время карнавала. Император являл собой великолепное зрелище: красивый мужчина с греческой бородой, в дамастовом одеянии и шляпе с рубином, о котором изумленный свидетель написал, что он «больше голубиного яйца»[152]. Экзотический наряд дополняли ятаган, лук и колчан со стрелами. Веспасиано назвал его «императором Константинополя», что точно описывало его уменьшившиеся владения.
Императора встретили у ворот Флоренции многочисленные сановники, затем под огромным балдахином сопроводили в город, где Леонардо Бруни произнес приветственную речь по-гречески. Тут разверзлись хляби небесные, и участники торжественной церемонии бросились спасаться от дождя. Зрители на крышах и балконах попрятались в дома, а императорская свита в потоках воды, текущей по мостовым, поспешила в приготовленный для нее великолепный дворец, который очень вовремя освободился в 1434-м, когда Козимо отправил в изгнание его владельца, состоятельного купца. Ливень был лишь первым из дурных предзнаменований, в числе которых были две падучие звезды и неумолкающий вой императорского пса.
На гостей город произвел должное впечатление. Русский из свиты Исидора, митрополита Киевского, назвал «славный град Флоренцию» самым великолепным из всех, что он видел по пути через Италию[153]. Гости могли не только любоваться дворцами, церквями и, разумеется, огромным новым куполом, но и восхититься изобретательностью флорентийцев. Филиппо Брунеллески устроил воздушные акробатические спектакли в церквях Сантиссима Аннунциата и Санта-Мария дель Кармине. Русский епископ Авраамий Суздальский описал «великое и чудесное представление» Благовещения Пресвятой Девы в первой, где дети, изображавшие ангелов, парили вкруг озаренного сотнями свечей подобия небес, – «красивое и чудесное это зрелище!». «Вознесение Христа» в Санта-Мария дель Кармине было еще поразительней: молодого актера, игравшего Христа, на веревках подняли в небо к Богу Отцу, «хитрым устройством держащемуся» в окружении поющих ангелов и множества горящих свечей. «Не могу такого хитрого зрелища оставить в забытьи. Ради воспоминания написал, потому что чудное это зрелище и несказанное. И радостью оно преисполнено», – закончил свой рассказ Авраамий[154].
Иоанн VIII Палеолог (1392–1448): терпящий бедствие правитель, которого Веспасиано назвал «императором Константинополя»
Все это Авраамий видел в «славном граде Флоренции» – слова, которые повторяются во многих воспоминаниях. Молодой дипломат из Испании, завершая трехлетнее путешествие, в ходе которого посетил Рим, Венецию, Иерусалим, Каир и Константинополь, провел во Флоренции восемь дней, «осматривая город, один из самых красивых в христианском мире, как по красоте, так и по величию, и по богатству, и управлению». Он восхищался чистыми, содержащимися в порядке улицами, приятными домами, великолепными церквями и монастырями, башней, которая «вся доверху с узорами из мрамора», и «лучшими в мире» больницами. Его заворожила политическая система, в которой люди выбираются по жребию, «и иногда достается он сапожнику, а иногда кабальеро, но лучшего управления и не придумаешь». Он заключил, что флорентийцы воистину особенный народ, «и разве не будут вознаграждены столь благоразумные люди?»[155]
И еще одно во флорентийцах впечатлило и, возможно, изумило гостей. Византийский философ и богослов Геннадий Схоларий, знаток Аристотеля, писал своим ученикам: «Поколения итальянцев, которых мы некогда считали варварами, ныне занялись учеными штудиями»[156].
Если гости в 1439 году нашли Флоренцию удивительной, то и сами экзотические пришельцы произвели на горожан неизгладимое впечатление. В частности, флорентийцев зачаровал сорокашестилетний император в шляпе, чьи поля выдавались вперед, подобно носу корабля. Со временем и самого Иоанна, и его головной убор запечатлели на различных медалях и картинах, включая «Бичевание Христа» Пьеро делла Франческа.
Император был страстным книгочеем. Он поглощал труды по военной стратегии, но также ежедневно читал Платона и Аристотеля. Отец, которому он наследовал в 1325-м, полагал, что любовь к литературе и философии до добра не доведет: «Боюсь, что упадок нашего дома может проистечь из его поэм и дебатов»[157]. Однако в 1439-м для спасения Византии требовались люди образованные. Император привез с собой лучших философов и ученых, которые могли дискутировать с латинянами. Они, с их идеями и книгами, оставили еще более яркий след, чем императорская шляпа.
Эти ученые мужи уже показали себя в Ферраре. Весной 1438-го глава латинской делегации кардинал Чезарини давал в Ферраре пиры, на которые приглашал самых видных членов византийской делегации. В их числе были Георгий Гемист Плифон и его бывший ученик Василий Виссарион. Беседа естественно перетекала с богословских дебатов о чистилище и Троице к философским материям, Платону и Аристотелю.