А вот философия Платона с ее верой в единство разрозненных сущностей дает надежду на согласие между греками и латинянами. Виссарион и Траверсари быстро отыскали компромисс по острому вопросу об исхождении Святого Духа. Они придумали такой довод: поскольку святых Востока и Запада вдохновлял один и тот же Святой Дух, не так и важно, исходил Он от Отца и Сына или только от Отца. В конце концов, вопрос, считать ли «от» (εκ) и «через» (διά) одним и тем же, совершенно не существен. Как сказал Виссарион в контексте другого диспута, стороны «согласились по сути и разошлись только в словах»[193]. Тем не менее Марк Эфесский отверг компромисс и отказался ставить свое имя под Унией. Не все греки были столь же непреклонны, но многих византийцев, подписавших орос, на родине приняли враждебно. Особенно сурово обошлись с видным сторонником Унии Исидором Киевским, бывшим учеником Плифона. Он въехал в Москву вслед за латинским крестом, довольно недипломатично волоча следом закованного в цепи монаха – противника Унии. Великий князь Московский Василий II, несогласный с Унией, тут же посадил Исидора под замок как еретика и развратителя душ.
Что до самого Плифона, он покинул Флоренцию в июне, после похорон Иосифа II. Впрочем, в городе от него осталось собрание сочинений Платона, скопированное рукой писца и ученого Христофора Персоны, членом ордена отшельников Святого Вильгельма. Он родился в Риме в 1416-м, но много путешествовал по Греции и настолько овладел языком, что даже греки принимали его за местного уроженца. Неясно, был ли это манускрипт, который Плифон привез в Италию, или копия с него, сделанная Христофором, входившим в свиту Исидора Киевского. Зато точно известно, что летом 1439-го он был в собственности Козимо Медичи.
Глава 6Веспасиано Mangiadore
Через несколько лет после Флорентийского собора в бенедиктинском аббатстве, расположенном в Ареццо, в сорока пяти милях к юго-востоку от Флоренции, монах написал другу письмо, в котором изложил свой план скопировать манускрипт. Этот монах, Джироламо Алиотти, аббат Санта-Флоры, дружил с Поджо Браччолини и другими флорентийскими любителями мудрости. Он и сам был не чужд научным интересам: копировал и собирал манускрипты, в том числе тома пространных писем, которые писал этим видным гуманистам. Впрочем, при составлении манускриптов Алиотти часто сталкивался с неразрешимыми трудностями, поскольку, как он жаловался, в Ареццо ему не удалось найти ни одного хорошего книготорговца. Еще он сетовал, что местные писцы пишут с ошибками и ужасным почерком[194].
Алиотти объяснил другу, что хочет заказать новый список древнего труда, одного из самых выдающихся сочинений, созданных в античном Риме: «Естественной истории» Плиния Старшего. Плиний, родившийся в 23 году н. э., воплощал римский идеал долга перед отечеством: он командовал конным отрядом, затем флотом, занимал высокие государственные должности. Еще он был великим ученым, которому его многочисленные служебные обязанности не мешали заниматься научными изысканиями в самых разных областях. Согласно его племяннику, Плинию Младшему, «был он человеком острого ума, невероятного прилежания и способности бодрствовать»[195]. Все свободное время он посвящал исследованиям, вставал до зари, требовал, чтобы ему читали книги за едой или когда его обтирали после бани. Итогом этой неутомимой работы стали записки обо всем – от грамматики и риторики до метания дротиков с коня. «А из тех, кто всю жизнь только и сидит за книгами, кто, сравнив себя с ним, не зальется краской, словно только и делал, что спал и бездельничал?»[196] – восклицал Плиний Младший.
Эта блистательная и плодотворная карьера закончилась в огне, пепле и ядовитых испарениях самого страшного природного катаклизма в истории Древнего Рима. В августе 79 года н. э., приметив из своего дома в Мизене странное, похожее на пинию облако, встающее над горой Везувий, Плиний, по словам племянника, счел это явление «значительным и заслуживающим ближайшего ознакомления» и переправился через пролив. Облако оказалось вулканическим извержением. Сойдя на берег в Стабиях, в четырех милях южнее Помпей, Плиний задохнулся от ядовитых газов[197].
За века все сочинения Плиния были утрачены, за исключением его величайшего труда – «Естественной истории», огромной энциклопедии античного знания, включающей, как хвастался сам автор, двадцать тысяч фактов – «предметов, которые интересно излагать и занятно читать»[198]. В их числе рассказы об удивительных людях, населяющих далекие земли: одноногих, которые «передвигаются прыжками с удивительной быстротой», и «скиаподах», которые в жару лежат на земле и укрываются в тени своих огромных ног[199]. Кроме того, Плиний привел великое множество практических рекомендаций – например, что для лечения водобоязни надо съесть собачью голову, а для гигиены полости рта – чистить десны змеиным зубом, а в качестве зубной пасты использовать толченую мумию. Женщинам, желающим сохранить упругие груди, он советовал натираться смесью гусиного жира и паутины. В качестве средства от поседения предлагалась зола земляных червей, а для удаления нежелательных волос на теле – депилятор из козьего молока, мозга летучей мыши и ежиной желчи.
Неизвестно, насколько всерьез относились к этим знахарским советам читатели, но книга пользовалась огромной популярностью. К середине 1400-х по Европе циркулировали примерно двести ее списков, старейший из них – девятого века. Поскольку производство книг не было массовым, каждый из этих двухсот манускриптов немного отличался от других: конкретный писец в конкретное время копировал работу другого писца и так далее. Манускрипты часто были ненадежны из-за ошибок и неточностей, скопившихся за века; из испорченного манускрипта рождалась еще более испорченная версия. Переписчиков часто ругали за безграмотность. Ученые постоянно сетовали на их невежество и неумелость, так раздражавшие Алиотти. Переписчики делают столько ошибок, жаловался Петрарка, что «автор не узнает собственного труда»[200].
В многочисленности описок не было ничего удивительного. Чтобы сделать копию, переписчик должен был прежде разобрать текст, написанный иногда за сотни лет до него и зачастую непривычным для него стилем письма. Писари при дворе Карла Великого с трудом разбирали почерк ирландских и англосаксонских монахов, путали r и n, r и p, n и p. Им приходилось расшифровывать необычные сокращения и словоразделения. Также сбивала с толку писарская стенография: per («через»), pro («для») и prae («до») обозначались символами – строчной p с чуть разными диакритическими значками – и выглядели очень похоже. И даже самый тщательный переписчик легко может пропустить фразу или целый абзац, если его глаз соскользнет дальше по странице (или в соседнюю колонку) на похожее или такое же слово, – ошибка, которая называется параблепсис (буквально: взгляд в сторону). Немудрено, что молитва о писцах времен Карла Великого призывала их «быть тщательными… дабы рука не совершала ошибок… Пусть их перо скользит верной дорогой»[201].
В некоторых монастырях существовал строгий контроль за качеством манускриптов. Суровое наказание ждало невнимательных монахов в знаменитом василианском монастыре Сан-Никола ди Казоле на «каблуке» Италии. Тот, кто недостаточно бережно обходился с греческими рукописями или допускал небрежности при копировании, должен был по уставу совершить сто тридцать μετανοίας («покаяний»), то есть земных поклонов в знак раскаяния. Устав также гласил: «Если в приступе гнева сломает перо, тридцать покаяний». Еще более суровая кара ждала того, кто отступал от правильного каллиграфического почерка, – его на два дня подвергали отлучению[202].
Некоторые университеты обеспечивали качество манускриптов, по которым обучались их студенты, с помощью стационария – лицензированного торговца, в чьем ведении находились рукописи. Университет одобрял копию, называемую exemplarium, и стационарий выдавал ее для переписывания студентам или писцам на короткое время, непереплетенную и маленькими частями, причем для получения следующей части надо было вернуть предыдущую. Поскольку таким образом каждый манускрипт могли копировать несколько человек сразу, университетские учебники размножались быстро и с меньшим числом ошибок. Эта практика была разработана в 1200-х в Болонье, там и появился термин «стационарий», указывающий, что это не бродячий книгоноша, а «стационарный» торговец, с лавкой в определенном месте, получивший лицензию от университета.
Помимо этого, существовала лишь одна система контроля и сверки – добровольные усилия ученых. Самые прилежные ученые сравнивали все манускрипты, какие могли добыть, в попытке выявить ошибки и выправить их в новой копии. В древности сам Аристотель выверил копию «Илиады» для Александра Македонского (который любовно держал свиток под подушкой, рядом с кинжалом). Святой Августин как-то вместе с сыном и учениками целый день проверял список первой книги «Энеиды» Вергилия; еще неделя ушла у них на следующие три книги. Средневековые монахи часто ставили на манускриптах свой знак качества: Legi («Прочел») или Emendabi semel deo gratis («Я вычитал это один раз, благодарение Богу»). Работа эта считалась настолько важной, что на могильном камне немецкого аббата Виллирама, умершего в одиннадцатом веке, гордо начертали: Correxi libros («Я правил книги»)