Гульельмо Грайм – как называл его Веспасиано – лично пересказал все это молодому книготорговцу. Грей тоже был пожирателем книг. Еще студентом в Оксфорде он начал собирать манускрипты – покупал в книжных лавках монастырские кодексы двенадцатого-тринадцатого веков, попадавшие на рынок по каналам как законным, так и незаконным. В Кёльне он продолжал пополнять свое внушительное собрание, даже держал в доме писца по имени Ричард Боул, который копировал для него манускрипты. Во Флоренцию Грей прибыл с намерением купить книги, дабы взять их в Падую для своих гуманистических штудий. И он точно знал, как приступить к этому плану. «Приехав во Флоренцию, он послал за мной», – сообщает Веспасиано.
Грею, вероятно, рассказал про Веспасиано его соотечественник Эндрю Хоулс, дипломат и библиофил при дворе Евгения IV. Так или иначе, к 1442 году слава Веспасиано была такова, что даже англичанин, только что приехавший в Италию, о нем слышал. И благодаря этой славе он вскоре привлек внимание еще одного клиента, влиятельнее и богаче даже архиепископа Донати и Уильяма Грея.
Через семь лет после того, как Козимо Медичи обратился к папе Евгению по поводу своего богатства, «добытого сомнительными средствами», монастырь Сан-Марко, возводимый на деньги Козимо, был почти достроен. Новый монастырь освятили в январе 1443-го на праздник Богоявления. Торжество возглавил Евгений (который все еще не считал Рим безопасным, посему оставался во Флоренции). Присутствовало множество церковных и светских сановников. Доминиканцы уже не должны были ютиться в развалюхах, откуда выгнали сильвестринцев. Архитектор Микелоццо выстроил им красивую церковь, просторные клуатры, большой зал капитула и длинную трапезную. Было даже отдельное помещение, где цирюльник выбривал братии тонзуры. На втором этаже расположился дормиторий. В распоряжении монахов было более сорока келий для молитв, ученых занятий, сна и, в особых случаях, самобичевания.
Все расходы – в том числе на алтарь, изображавший Мадонну с Младенцем на золотом троне в окружении святых и ангелов, – оплачивал Козимо. Десятки фресок украсили зал капитула, клуатры, коридоры и кельи. Все эти дивные творения создал здешний монах Гвидо ди Пьетро, который, приняв постриг в двадцать один год, взял себе имя Фра Джованни. «Человек чрезвычайно скромный и благочестивый», как отозвался о нем один собрат, Фра Джованни, по легенде, рыдал, изображая Распятие Христа, как, например, в зале капитула[215]. В истории Джованни более известен как «Ангелический брат», Фра Анджелико.
На тот день в начале 1443 года в Сан-Марко оставалось достроить только библиотеку. Два года назад душеприказчики Никколо Никколи согласились передать доминиканскому монастырю сотни его драгоценных латинских и греческих кодексов. Там книги должны были служить не только монахам, но и, во исполнение воли покойного, всем, кто хочет учиться. Как сказал Поджо в речи на похоронах Никколи, эти сотни манускриптов станут огромным благом, ибо «что может быть великолепнее, приятнее и пригоднее для гуманистических занятий, а также полезнее для общества, чем публичная библиотека, которая будет домом красноречия и всех прочих прекрасных искусств?»[216]. Другими словами, библиотеке предстояло стать вместилищем древней премудрости – сокровищницей знаний, которая, как полагал Бруни, позволит Флоренции оставить позади все другие города.
Мечта создать библиотеку, которая вместила бы все прекраснейшие плоды человеческой мудрости, и сделать ее доступной для общества (или, по крайней мере, для мужской его части) родилась еще в древности. Козимо и его друзей вдохновляло то, что они читали об античных библиотеках. Из своих манускриптов Плутарха они знали, как в 66 году до н. э. любящий философию римский военачальник Лукулл, уйдя на покой, собрал множество прекрасных рукописей и открыл доступ в свое книгохранилище всем желающим, так что простые горожане, «разделавшись с другими делами… с радостью хаживали туда, словно в некую обитель Муз, и проводили время в совместных беседах»[217]. У Светония они читали, как через десять–двадцать лет после Лукулла Юлий Цезарь захотел создать нечто подобное – поручил Варрону собрать греческие и римские тексты для общего пользования. Хотя ту библиотеку так и не построили, из «Естественной истории» Плиния Старшего Козимо и его друзья знали, что через пять лет после смерти Цезаря, в 39 году до н. э., историк и государственный муж Азиний Поллион наконец осуществил его мечту. Согласно Плинию, основав библиотеку в Атрии Свободы на Авентинском холме, Поллион «сделал общественным достоянием сокровища человеческих дарований»[218]. Именно об этом мечтали Козимо, Никколи и все их единомышленники.
В Древнем Риме под конец его истории насчитывалось более двадцати общественных библиотек. Они были рассыпаны по его холмам и форумам, помещались в храмах, дворцах и портиках, даже в банях. «Что мужи древности или современности задумали в своем ученом сердце, – писал поэт Овидий, – то ныне открыто для обозрения каждого, умеющего читать»[219]. Наверняка флорентийские гуманисты вздыхали от восторга или, может быть, скрежетали зубами от зависти, читая, как Марк Аврелий возлежал со свитком Катона, взятым в библиотеке Аполлонова храма на Палатинском холме, или встречая у Авла Геллия в «Аттических ночах» упоминания, как тот беседовал с друзьями в библиотеке, основанной Домицианом во дворце Тиберия, или нашел труд Луция Элия в библиотеке, которую Веспасиан основал в храме Мира.
Геллий рассказывает анекдот, из которого видно, как доступна была информация в Древнем Риме. Прогуливаясь среди холмов Тибура за городом, он встретил некоего человека, сказавшего ему, что пить воду из растопленного снега, как делал Геллий, вредно для здоровья. Геллий спросил, откуда такие сведения. Тогда этот человек просто зашел в библиотеку, которая располагалась в храме Геркулеса «и была достаточно хорошо снабжена книгами», взял там сочинение Аристотеля и показал Геллию отрывок, где ясно объяснялось, что талая вода губит здоровье людей. «Впоследствии я объявил снегу войну», – сообщает Геллий[220].
Флорентийцы вознамерились создать такую библиотеку у себя. Для этого Козимо вскоре после смерти Никколи перевез кодексы из его дома возле церкви Сан-Лоренцо к себе во дворец, а в 1441-м и выкупил их, согласившись оплатить долги Никколи, составлявшие огромную сумму в 700 флоринов. Пожертвовав это собрание Сан-Марко, Козимо обязался заплатить за переплеты для манускриптов, а также за строительство библиотеки, где они будут храниться.
И снова Микелоццо взялся за работу. К 1444-му был готов великолепный читальный зал примерно сорок пять метров длиной и десять шириной. Солнце светило в двадцать четыре окна с широкими подоконниками; те, что на западной стороне, выходили в сад, разбитый по проекту самого Козимо. Зеленый цвет стен имитировал каристийский мрамор, которым (как Козимо и его друзья знали из «Этимологий» Исидора Севильского) древние украшали стены своих библиотек, так как зелень освежает усталый взгляд. Мраморные таблички на стене сообщали, что новая библиотека Сан-Марко вмещает собрание Никколо Никколи, сохраненное благодаря исключительной щедрости Козимо Медичи. Каждый кодекс был аккуратно подписан: Ex hereditate doctissimi viri Nicolai de Nicholis Florentia – «Из наследия ученейшего мужа Никколо Никколи Флорентийского».
Манускрипты в монастырях и других учреждениях хранились не как сейчас, на полках вдоль стен, а в шкапчиках или поставцах, называемых armaria, либо на длинных столах или скамьях. Кодексы не ставили вертикально, а клали горизонтально (особо ценные еще и приковывали к столу цепями), и не книги приносили читателю на стол, а сам читатель переходил к нужной ему книге. К 1380-м годам в библиотеке францисканцев в Ассизи было одиннадцать скамей со 170 томами, как прикованными, так и неприкованными. Еще 520 манускриптов хранились в одиннадцати шкапчиках[221].
Книги Никколи в Сан-Марко занимали два ряда столов (общим числом шестьдесят четыре), похожих на церковные скамьи. Вместе с центральным проходом и изящными каменными колоннами, которые венчались полукруглыми арками, это придавало библиотеке сходство с церковью. Для удобства чтения поверхность столов была наклонная, как у парт. Ниже располагались полки для тех томов, которые сейчас не читают, еще ниже – подставки для ног. Некоторые тома можно было взять на полгода, но, если какой-нибудь манускрипт пропадет, монахи должны были восполнить утрату в течение года. Если же монахи окажутся такими дурными хранителями, что в конкретный год утратят книг более чем на пятьдесят флоринов (два или три кодекса, в зависимости от их ценности), Козимо оставлял за собой право перенести библиотеку в другое место[222].
В библиотеке Сан-Марко царил покой, слышался лишь шелест пергамента да скрип перьев. И еще там пахло деревом – столы делали из кипариса, как рекомендовалось для библиотек, чтобы благоухание перебивало неприятный запах кодексов, ведь каким бы изящным ни было письмо и какими бы красивыми – миниатюры и переплеты, страницы делались из кожи убитых животных.
Всего четыреста книг – половина собрания Никколи – попали в библиотеку при ее открытии в 1444-м. Многие тома по-прежнему были у друзей, которым Никколи их так щедро одалживал, да и душеприказчики в следующие годы давали книги знакомцам. Некоторые отослали по запросу в Рим, еще шестьдесят-семьдесят пришлось продать, чтобы обеспечить приданым племянницу и служанок Никколи, как указывалось в завещании[223]