Пьеро тоже был страстным собирателем. Свою коллекцию – керамику, камеи, геммы, фламандские ковры – он держал в особом кабинете, куда его, мучимого подагрой, приносили, дабы облегчить боли созерцанием красоты (иллюстрация тезиса Манетти). Еще в кабинете у Пьеро было более ста манускриптов. Он начал собирать их примерно в 1440-м, двадцати пяти лет от роду, отчасти вдохновленный примером отца, отчасти соревнуясь с Джованни, тоже охотником за манускриптами. Вдвоем братья собрали в палаццо, где жили вместе с отцом, одну из лучших личных библиотек Италии. Пьеро держал свои книги прикованными к скамьям в любимом кабинете, причем их роскошные переплеты позволяли сразу определить тематику – синие для богословия, желтые для грамматики, лиловые для поэзии, красные для истории, белые для философии. В 1456-м он начал вести каталог своего собрания, где указывалось в том числе, какие манускрипты написаны гуманистическим письмом («новыми античными буквами»), а какие готическим, которое его писцы называли то lectera moderna, то licteris novis («современные буквы»). Нет сомнений, какой стиль письма больше нравился Пьеро, – год за годом он искоренял копии Сенеки, Теренция и Цицерона, написанные «современными буквами», и заменял их написанными гуманистическим минускулом[410].
Веспасиано выполнял заказы для обоих братьев. Уже в 1451-м он делал для Пьеро роскошно иллюминированные манускрипты, а к середине 1450-х два его лучших писца, Пьеро Строцци и Герардо дель Чириаджо, выполняли для Пьеро такие важные заказы, как «Естественная история» Плиния, «Сравнительные жизнеописания» Плутарха и «История Рима» Ливия. О ходе работ Веспасиано отчитывался перед Пьеро в письмах, одно из которых заканчивалось оптимистичными словами: «И тогда, с Божьей помощью, мы завершим все книги»[411]. В это же время Герардо переписывал для Джованни Цицерона, Сенеку, Катулла и латинского поэта Тибулла. Все эти манускрипты писались «новыми античными буквами», а в некоторых, как и в «Королевских декадах», имелось последнее новшество Веспасиано – титульный лист.
Пьеро добавлял к манускриптам в своем собрании кое-что еще. Во всех на последней странице написано: LIBER PETRI DE MEDICS. COS. FIL («Книга Пьеро де Медичи, сына Козимо»). Увы, с годами почерк в этом экслибрисе становился все более корявым и слабым. Отсюда следует, что Пьеро, прозванный Il Gottoso (Подагрик), подписывал книги собственноручно – нетвердость почерка из-за распухших суставов была одним из следствий подагры, настолько сильной, что порой он не мог двинуть ничем, кроме языка[412].
Из затеянного папой Каликстом Крестового похода ничего не вышло – вмешались конфликт интересов, взаимная вражда, давние ссоры и прямые столкновения. Как писал Энеа Сильвио Пикколомини: «Новый вихрь явился мучить эту грешную землю»[413] – честолюбивый умбрийский кондотьер Якопо Пиччинино. Лодийский мир начал рассыпаться из-за целенаправленных усилий Пиччинино, для которого война была главным источником доходов. Он был самым высокооплачиваемым итальянским кондотьером – в 1443-м венецианцы наняли его за неслыханную сумму в 120 000 дукатов. Боясь лишиться выгодного бизнеса и желая получить собственные владения, он захватил четыре замка на сиенских землях. В 1455-м войска папы и герцога Миланского выбили Пиччинино из этих замков, и тот бежал в Кастильоне, город на побережье, где спрятался, «питаясь одними лишь дикими сливами»[414].
На этом, возможно, все бы и улеглось, если бы не одно обстоятельство: Кастильоне находился на землях короля Альфонса, а тот был благодарен Пиччинино за помощь в завоевании Неаполя в 1442-м. Каликст отлучил Пиччинино от церкви и очень жалел, что потратил 70 000 дукатов, «которые можно было бы лучше употребить на войну с турками»[415], дабы откупиться от дерзкого кондотьера, который, вырвавшись из Кастильоне, еще и попытался сжечь папский флот. Пиччинино поддерживал король Альфонс, который рассчитывал использовать его для нападения на Сиджизмондо Малатесту, правителя Римини, одного из немногих итальянских государей, не подписавших Лодийский мир. В итоге Альфонс настолько рассорился с папой, своим бывшим советником, что изгнал из Неаполя всех родственников Каликста, Борха, более известных итальянцам как Борджиа.
Глава 13Дух Платона
Примерно к тому времени, когда Веспасиано в 1462-м исполнилось сорок лет, миланский гуманист написал, что самые красивые книги делают во Флоренции: «Там есть некий Веспасиано, превосходный книготорговец, замечательно знающий и книги, и писцов, к которому вся Италия, а также иностранцы обращаются, когда желают купить изящную книгу»[416]. По словам одного из его писцов, Веспасиано был princeps omnium librariorum florentinorum (князем всех флорентийских книготорговцев), а клиент даже объявил его rei de li librari del mondo – королем всех книгопродавцев мира[417].
Среди его новых клиентов был Иван Чешмицкий, венгерский поэт и ученый, больше известный как Ян Панноний. Тот приехал во Флоренцию в 1458-м, привлеченный, по словам Веспасиано, «множеством блистательных мужей города». Первым делом он захотел познакомиться с Веспасиано, «поскольку знал, что я могу представить его всем ученым мужам». Веспасиано уже был наслышан о Паннонии. «Вы и впрямь тот самый венгр?» – удивленно спросил он серьезного юношу, успевшего к двадцати четырем годам прославиться своими талантами. («Еще он прославился тем, – отмечает Веспасиано, – что никогда не спал с женщиной».) Веспасиано познакомил Паннония с выдающимися флорентийцами, такими как Поджо и Козимо Медичи. Последний нашел общество молодого человека «чрезвычайно приятным» и пообещал сделать для него все, что сможет[418]. Веспасиано помог юноше и в другом – Панноний много часов провел в его лавке, читая манускрипты; многие из них он впоследствии купил для библиотеки, которую намеревался создать в Венгрии.
Другим посетителем лавки был Джон Типтофт, граф Вустер. Выпускник Оксфорда, Типтофт проехал через Италию в 1458-м, в возрасте тридцати одного года, по пути в Святую землю. В Италии он задержался надолго – учился в Падуанском университете, переводил труды Цицерона на английский, съездил в Рим специально, чтобы посетить Ватиканскую библиотеку, и растрогал папу Пия до слез произнесенной на латыни прекрасной речью. Через два года на обратном пути из паломничества он вновь посетил Флоренцию – и лавку Веспасиано, – дабы купить для Оксфордской библиотеки избранное собрание латинской классики. Веспасиано, знавший его как мессера Джованни ди Ворсестри, сообщает, что тот приобрел у него «изрядное число книг»[419].
Типтофт, как отметил другой его итальянский друг, имел страстное желание «украсить Англию достойными монументами книг»[420]. Однако его дальнейшая политическая карьера чрезвычайно огорчила Веспасиано. Летом 1461 года на трон взошел король Эдуард IV, йоркист, и Типтофт вынужден был вернуться в Англию, находившуюся, как писал Веспасиано, «в немирном состоянии». Она была расколота противостоянием Ланкастеров и Йорков, которое позже получило название Войны Алой и Белой розы. Как лорд-констебль Англии, Типтофт прославился чрезвычайной жестокостью к взятым в плен сторонникам Ланкастерской партии, чем заслужил прозвище Мясник Англии[421]. Как-то он повелел четвертовать двадцать человек, а их изуродованные останки насадить головой вниз на колья. Став наместником Ирландии, он казнил своего предшественника, графа Десмонда, по обвинению в измене и вдобавок приказал убить двух его малолетних сыновей. «Столько великих людей не умеют себя сдерживать», – с горечью писал Веспасиано о своем друге. Когда верх взяли Ланкастеры, Типтофт бежал, переодевшись пастухом, и спрятался в дупле, однако его схватили и обезглавили на Тауэрском холме. Друг в Англии заметил: «Топор в тот день отсек одним ударом больше учености, чем имелось в головах всех оставшихся дворян»[422].
Веспасиано теперь жил в большом доме на южном берегу Арно, возле Понте Веккьо, в пятнадцати минутах ходьбы от улицы Книготорговцев. Старший из четырех братьев да Бистиччи, Якопо, купил этот дом у члена семейства Барди, банкиров, которые в какой-то момент владели более чем двадцатью домами в этом районе. Улица была некогда беднейшей во Флоренции и звалась Виа Пидильоса (от pidocchioso – «вшивый»). Когда Барди перебрались сюда и выстроили несколько дворцов, Вшивая улица стала Виа де Барди.
Якопо да Бистиччи был знаменитым и богатым врачом. Лет на десять старше Веспасиано, он обучался на золотых дел мастера, но в 1440-м занялся медициной. Этот крутой поворот в карьере, возможно, определила его дружба с прославленным флорентийским врачом, носящим звучное имя Галилео де Галилей Буонайути[423]. Якопо вскоре стал еще известнее своего наставника; один венецианец назвал его «верховным монархом медицины… которого вся знать и государи Италии обхаживают так, будто он – оракул Аполлона»[424]. В числе его пациентов был Малатеста Новелло, правитель Чезены, которого Якопо вылечил от закупорки кровеносных сосудов в ноге, так что Малатеста смог вернуться к ремеслу кондотьера. Малатеста также был одним из многочисленных клиентов Веспасиано