Глава 15Гермес Триждывеличайший
Не одного Веспасиано призвали в 1462-м в Палаццо Медичи. В начале сентября того же года двадцативосьмилетний Марсилио Фичино жил в глухой тосканской провинции. От Фильине-Вальдарно (примерно в двадцати милях к юго-востоку от Флоренции) до его дома в деревушке Сан-Лео-а-Челле надо было два часа идти пешком по пыльной дороге сперва между виноградниками и полями с редкими кипарисами и дубами, затем через лесистые холмы. Дом принадлежал отцу Марсилио и стоял в конце дороги, среди леса у подножия холмов – уединенный уголок, будто созданный для занятий философией.
Фичино взял арфу, которую называл своей «орфической лирой», и начал для поднятия духа играть и петь. Он верил, что музыка прогоняет меланхолию, особенно ту, что вызывается черной желчью, – именно ей подвержены ученые. Его вдохновенным декламациям предстояло вскоре войти в легенду. Перебирая струны «сладкозвучными перстами», он доводил себя до исступления и, как некогда Орфей, мог голосом зачаровывать африканских львов и двигать горы на Кавказе, – по крайней мере, так уверял позднее один из слушателей[498].
В тот день в начале осени 1462-го Фичино погрузился в транс и обратился к космосу «как стражу и хранителю всего сущего». Очень скоро в дверь постучали – принесли письмо из Флоренции. В этом письме его отец сообщал о планах Козимо Медичи. Фичино верил, что посредством музыки можно умерять влияние планет и что именно такое действие возымел его орфический ритуал, – ответом на обращение к космосу стало послание от другого «хранителя всего сущего», Козимо, чье имя созвучно слову «космос». Отец писал, что Козимо заинтересовался учеными занятиями молодого человека и готов щедро его обеспечить, а также отдать ему для перевода «Платоновы тома» – манускрипт всех сочинений Платона[499].
Козимо явил добродетельному и многознающему «мессеру Марсилио» великую щедрость – подарил дом во Флоренции, дабы, как позже вспоминал Веспасиано, «помочь ему в нужде»[500]. Впрочем, осенью 1462 года Фичино за Платоновы тома не взялся. Козимо, старый, больной, чувствующий близость смерти, передумал почти сразу после того, как вручил ему бесценную книгу. Поскольку время поджимало, он велел Фичино отложить Платона и взяться за перевод другого кодекса. В этом кодексе, который Козимо желал прочесть даже больше, чем Платона, содержались, как вскоре увидел Фичино, «все законы жизни, все принципы естества, все тайны богословия»[501].
Не только кардинал Виссарион разыскивал манускрипты на Востоке. Козимо тоже отправлял своих агентов за книгами, и примерно в 1460-м один из них, монах Леонардо да Пистойя, привез из македонского монастыря кодекс с давно утраченным «Герметическим корпусом» – учением египетского мудреца Гермеса Трисмегиста (Триждывеличайшего), жившего, как полагали, во времена Моисея. Гермеса упоминали ранние христианские авторы, например святой Августин, знавший его писания из латинского пересказа, диалога «Асклепий», однако найденные в Македонии четырнадцать трактатов никто не видел по меньшей мере тысячу лет. Козимо решил, что их перевод нужен ему в первую очередь, дабы припасть к самым истокам мудрости. Как он знал из Диогена Лаэртского, Платон ездил в Египет «к вещателям». Согласно Диогену, там он заболел и жрецы исцелили его морской водой[502].
Фичино, без сомнения, не меньше Козимо мечтал прочесть этот трактат, хотя многие богословы относились к Гермесу с подозрением – даже с бо́льшим подозрением, чем к Платону[503]. В «Асклепии» описывалась религия древних египтян с особым упором на то, как при помощи чар оживлять идолов. Августин даже заметил неодобрительно, что Гермес «говорит как друг этих самых демонских глумлений»[504]. В Средние века его знали как знатока алхимии и магии. Доминиканец Альберт Великий (у которого учился в Париже Фома Аквинский) предостерегал от опытов с его дьявольскими заклинаниями. Впрочем, не все были так суровы. В «Божественных установлениях», написанных в начале четвертого века, христианский автор Лактанций хвалит Гермеса как предвестника христианства.
Фичино крепко ухватился за эту похвалу Лактанция. В предисловии к переводу четырнадцати герметических текстов – который озаглавил «Книга о силе и мудрости Бога, именуемая Поймандр» – он обильно цитирует из приведенной у Лактанция биографии, которая сама во многом позаимствована из сочинения Цицерона «О природе богов». Согласно Цицерону, Гермес – герой, который убил многоглазого Аргуса и бежал в Египет, где под именем Тот дал египтянам законы и письменность; после смерти его почитали как бога и воздвигли ему множество храмов. В какой мере Фичино действительно верил этому мифическому рассказу – вопрос открытый, хотя слова Цицерона и Лактанция имели большой вес. Главным для Фичино было другое: Гермес Трисмегист признается важнейшим богословом древности. Он называл Гермеса «первым богословом», ибо Гермес «первым премудро заговорил о величии Божьем». Его учение развивали и продолжали другие древние авторы и мыслители: от Орфея, «стоящего средь древних богословов вторым», через Мусея, Пифагора и Филолая, «наставника нашего божественного Платона»[505].
Получалось, что единая богословская традиция текла через века от Гермеса Трисмегиста к Платону и дальше к христианству, а значит, истоки христианства восходят к Гермесу. Фичино утверждал, что Гермес предвидел рождение Христа, Воскресение и Страшный суд. А то, что многие фразы и положения «Герметического корпуса» (рассказ о Сотворении мира, описание крещения) можно найти в Библии, еще больше убеждало в его согласии с христианством.
Теперь мы знаем, откуда взялись эти удивительные текстуальные совпадения. В 1614 году французский протестант Исаак Казобон доказал, что весь «Герметический корпус» составлен около 300 года н. э., на тысячу лет позже, чем полагали в пятнадцатом столетии. Однако Фичино этого не знал, и манускрипт Козимо произвел на него сильнейшее впечатление. У Гермеса он нашел тему, которая будет занимать его до конца жизни, – место человека по отношению к Богу.
Обычно говорилось о том, что человек бесконечно отстоит от Бога. Хотя в первой главе Бытия и сказано, что «Бог сотворил человека по своему подобию», из-за грехопадения между ними разверзлась непреодолимая пропасть. В 1215-м Латеранский собор постановил: «Невозможно больше отметить сходство между Творцом и тварью, чтобы различие между ними не стало еще более явным»[506]. Однако в писаниях Гермеса упор сделан не на различии, а на сходстве, и человек описывается как своего рода земной бог. «Великое чудо – человек, существо, достойное уважения и обожания, – восторгается Гермес. – Ибо он занимает в божественной природе такое место, как если бы сам был богом»[507].
Десятилетием раньше Джаноццо Манетти превознес это богоподобное существо в трактате «О достоинстве и превосходстве человека» и в подтверждение своих слов даже цитировал Гермеса Трисмегиста и диалог «Асклепий». Фичино развил идею о достоинстве и превосходстве человека еще дальше. Он считал, что воображение делает человека самостоятельным творцом – богоподобным поэтом, архитектором, художником или музыкантом. С помощью Гермеса Трисмегиста Фичино взял падшего средневекового человека, жалкого и презираемого, и вознес на пьедестал, где его творениям будут поклоняться.
Фичино закончил перевод «Герметического корпуса» весной 1463 года и преподнес Козимо, написав в посвящении, что тот мудр, благочестив и велик, как Гермес Трисмегист. За это он получил в подарок еще один дом, виллу в Кареджи, рядом с загородным имением самого Козимо. Там-то он взялся наконец за кодекс Платона, полученный восемь месяцев назад.
Когда Фичино начал переводить Платона, кардинал Виссарион все еще составлял защиту философа от клеветнических нападок Георгия Трапезундского. Виссарион утверждал, что работает ночами, дабы завершить труд[508]. Впрочем, весной 1463-го у него появились более насущные заботы. В апреле, когда он на целебных водах в Витербо восстанавливал здоровье после приступа мочекаменной болезни, пришло известие о назначении его епископом Негропонта, венецианского владения в Греции. Папа Пий II (бывший Энеа Сильвио Пикколомини) также назначил его папским легатом в Венеции. После того как турки захватили еще одну венецианскую территорию, крепость Аргос на Пелопоннесе, венецианский посол в курии сообщил Пию долгожданную новость: республика готова воевать с турками. Виссариону поручалось обещаниями финансовой помощи укрепить венецианцев в этой решимости.
Папа Пий II (Энеа Сильвио Пикколомини), гуманист на престоле Святого Петра
Папа Пий был гуманистом до мозга костей. К гуманистическим штудиям его подвигла учеба у Франческо Филельфо. Он учился в университетах Сиены и Флоренции, в молодости сочинял стихи и фривольные истории (например, «Historia de duobus amantibus», «Рассказ о двух любовниках») и так прославился, что Фридрих III, император Священной Римской империи, увенчал его званием поэта-лауреата. Он путешествовал по всей Европе, писал увлекательные дневники, в которых упомянул приключения с покладистыми девицами в Англии. В своих творениях Энеа Сильвио Пикколомини превозносил красоты Италии, особенно своей любимой Валь-д’Орча, под Сиеной. Он посетил лабиринт в Кьюзи, описанный у Плиния Старшего, дом Вергилия в Минчо, Адриана – в Тиволи, осматривал остатки древнеримских дорог и акведуков. Священный сан он принял довольно поздно, успев наплодить незаконных детей в таких далеких краях, как Страсбург и Шотландия. «Воистину мне чрезвычайно приятно, что семя мое оказалось столь плодоносным», – писал он без всякого раскаяния