Греции и прискорбный захват Константинополя» и объяснил свое желание, чтобы собранные им книги «не рассеялись вновь и не затерялись»[588]. Как истый гуманист, он поручил сделать их доступными для публики (как во флорентийской библиотеке Сан-Марко) в присутствии двух хранителей.
Венецианский сенат с благодарностью принял дар, пообещав отвести под книги часть Дворца дожей, которая получит название «Библиотека Святого Марка». Ни хранить, ни показывать их было негде, но такая мелочь никого не смутила, и весной 1469 года первые ящики с манускриптами Виссариона покинули Рим. По прибытии в Венецию их разместили во Дворце дожей в ожидании более подходящего места. Ожидание в итоге растянется почти на век, и все это время бесценные манускрипты Виссариона будут гнить за деревянной перегородкой в Сала делло Скрутинио, откуда их будут периодически красть (всего пропадет двадцать два манускрипта – на удивление мало, учитывая отсутствие надзора). В 1515-м хранитель собрания горестно назовет его «похороненной библиотекой», и лишь еще пятьдесят лет спустя книги Виссариона обретут постоянный дом[589].
Но все это пока в будущем. Для утешения мы можем вообразить погожее утро весной 1469-года. Молодой человек, стоя под колонной Траяна, смотрит, как из дворца Виссариона выносят ящики по двести фунтов каждый[590] и грузят на вьючных мулов, чтобы отправить в далекую Венецию. Молодому человеку двадцать один год. Он родился под Римом, а сейчас идет в Римский университет слушать лекции Домицио Кальдерини, близкого друга Виссариона. Этот юноша, Альдо Мануччо, со временем переедет в Венецию, возьмет латинизированное имя Альд Мануций и, получив ограниченный доступ к ящикам с манускриптами в Сала делло Скрутинио, начнет печатать дивной красоты книги, благодаря которым эллинская премудрость «не рассеется вновь и не затеряется»[591].
В числе тех, кому Виссарион отправил свежеотпечатанный экземпляр «Против клеветника Платона», был бывший протеже Козимо Медичи, Марсилио Фичино. Как некогда Амброджо Траверсари, он, к своей радости, обнаружил, что древнегреческие философы ничуть не противоречат христианству. «Вся философия древних, – писал он другу, – есть просто сочетание мудрости и благочестия»[592]. Наибольшей полноты это сочетание мудрости и благочестия достигло в Платоне; Фичино считал его «бесспорно божественным», спасителем, который обновит религиозную жизнь, научит христиан с помощью философии «очистить наш дух, дабы он, наконец прояснившись, разглядел бы божественный свет и почтил Бога»[593]. Далее в письме другу он сравнил смерть Сократа и последние часы Христа. «Что скажешь о чаше с вином и благословении, – вопрошал он, – и об упоминании петуха в самое время кончины?» Далее Фичино отметил, что многие слова и деяния Сократа записаны не самим Сократом, а «его четырьмя апостолами» – слова и деяния «которых всемерно подкрепляют христианскую веру»[594]. Если прежние поколения гуманистов ждали второго пришествия Цицерона и Квинтилиана, для Фичино обещанным спасителем был Платон.[595]
Тем не менее Фичино был не готов распространять свои диалоги печатно или письменно – время для Платонова гения еще не приспело. Вместо этого он начал собирать друзей в своем доме под Флоренцией для неформальных бесед о Платоне. Козимо подарил ему этот дом и землю за перевод «Герметического корпуса» и за то, что Фичино взялся перевести всего Платона. Земля располагалась на склоне холма Монтевеккьо. Здесь были виноградник и оливковая роща, а с южной стороны участка открывался вид на Флоренцию. Обрамленный сосновым лесом, дом стоял в удобной близости к вилле Медичи в Кареджи, где Фичино навещал своего покровителя в последние недели перед смертью и читал ему вслух только что переведенные диалоги.
Для Фичино это место стало желанным убежищем от флорентийской суеты. Здесь, свободный от житейских забот, он мог гулять и предаваться размышлениям. Сюда же он приглашал друзей для интеллектуального и духовного времяпровождения. Приют философских занятий он назвал Academiola, Маленькая академия, в честь места под стенами Афин, где жил и учил Платон. Роща, где Платон собирал учеников, носила имя греческого героя Академа, и его школа стала называться Академией. Поскольку Фичино возрождал Платона, его жилище под Флоренцией в точности повторяло скромную афинскую обитель философа[596].
Фичино и его друзья знали, что Платон умер 7 ноября 347 года до н. э., в восемьдесят один год, хотя источники расходятся, случилось это на брачном пиру (Диоген Лаэртский) или когда Платон был занят писанием (Цицерон «О старости»). Много веков последователи Платона отмечали годовщину его смерти торжественными пирами, но в третьем веке н. э. традиция оборвалась. Фичино возобновил ее; он собирал отца и друзей в своем доме и, обратившись к ним «возлюбленные о Платоне», поминал великого философа перед его бюстом. Еще Фичино отмечал День Косьмы и Дамиана, святых покровителей Козимо. К этому его побудил дух самого Козимо, заговоривший с ним из старого дуба возле Кареджи. Об этом Фичино сообщил внуку Козимо, Лоренцо, на чье покровительство рассчитывал.
Лоренцо Медичи (1449–1492). Поэт, политик, знающий, как «большие средства потратить пристойно»
К концу 1469-го Лоренцо Медичи стал новым фактическим правителем Флоренции. Его отец, Пьеро Медичи, скончался 2 декабря 1469-го после своей долгой мучительной болезни. Лоренцо к тому времени не исполнилось двадцати одного года, и он еще не занимал никаких постов – флорентийцы считали, что юноши слишком несерьезны, и минимальный возраст для государственных должностей составлял двадцать девять лет. Осенью, когда его отец угасал и терял власть, Лоренцо обратился за военной помощью к миланскому герцогу Галеаццо Марии Сфорца, сыну герцога Франческо, верного союзника Козимо. Однако через несколько дней после смерти Пьеро стало ясно, что миланская помощь не потребуется. Сотни сторонников Медичи собрались во флорентийском монастыре и отправили к Лоренцо делегацию как к наследнику Пьеро. Лоренцо объявил, что лишь нехотя принимает на себя бремя власти из-за «юных лет, а также великой ответственности и опасности», однако соглашается «ради наших друзей и сторонников, ибо во Флоренции богатым людям плохо без помощи государства»[597].
Лоренцо сохранил традицию Медичи править Флоренцией, оставаясь первым среди равных. Традицию меценатства и благотворительности он тоже сохранил. Его мать Лукреция Торнабуони де Медичи была образованна, дружила с гуманистами и писала изящные стихи о святых и ветхозаветных героинях. Она была столь решительна и обладала такими лидерскими качествами, что Козимо как-то горько назвал ее «единственным мужчиной в семье»[598]. Они с Пьеро дали Лоренцо прекрасное гуманистическое образование; в частности, он учился у Иоанна Аргиропула. Однако усилиями Фичино Лоренцо предстояло обратиться от Аристотеля к Платону. Летом 1468-го юноша присутствовал на беседах о Платоне, которые Фичино проводил в ротонде, созданной Брунеллески для бывшего монастыря Амброджо Траверсари – Санта-Мария дельи Анджели.
Эти беседы сформировали мировоззрение Лоренцо. Позже в философской поэме «Высшее благо» он опишет свой переход в фичиновскую версию платонизма. Поэма эта, написанная по-итальянски, восхваляет «Марсилио из Монтевеккьо», на которого «все милости излили небеса, да будет он зерцалом для людей». Лоренцо описывает встречу с Марсилио в его «очаровательном приюте» за городом – очевидно, на склоне Монтевеккьо, где Марсилио предлагает изложить ему рецепт счастья. После долгой беседы Марсилио раскрывает, что единственный источник истинного счастья – Бог, а значит, вопрос в том, как Его понять и к Нему приблизиться. Дальше идет противопоставление любви и знания. Изучение таких рассудочных философов, как Аристотель, не позволит познать Бога, а следовательно, не принесет счастья. Бог скрывается от ученых, пытающихся анализировать Его природу, объясняет Марсилио, но открывается простым людям, которые Его любят. «Любовь отверзает ворота рая; / любящая душа с пути не собьется, / поиск же знаний часто ведет к смерти»[599].
Это самая сущность Фичиновой философии. При всей его безграничной эрудиции и широте метафор, вся она сосредоточена главным образом на созерцании и любви. Если Аристотель дает аналитические инструменты для изучения природы, у Платона Фичино нашел духовный опыт. Не аристотелевское исследование фактов внешнего мира, а раздумья о внутренних истинах – этот путь выбрал Фичино. В таких своих диалогах, как «Федон», Платон говорит, что тело нас обманывает: свидетельства чувств, а также телесные страсти и потребности не дают душе постичь истину. Настоящий философ, по Платону, должен «освободиться от тела, как от оков»[600]. К этому и стремился Фичино. Он считал, что душа может отделяться от тела через созерцание, в котором не только постигает свою божественность, но и через последовательное восхождение непосредственно познает Бога. Постижение это достигается любовью, а не анализом и (в противоположность тому, что утверждает Платон в «Государстве») доступно каждому. Фичино желал, чтобы мы «развязали путы земных оков», «дабы, поднявшись ввысь на платоновских крыльях, под водительством Бога, свободней лететь в вечную обитель»[601]