Николай, по-видимому, приехал во Флоренцию в середине 1460-х, а до того, судя по всему, занимался книжным делом в Силезии. Отец Никколо Макиавелли, Бернардо, большой книгочей, называл его «Никколо Тедеско, священник и астролог», хотя непонятно как согласуется со священным саном тот факт, что к 1470-м у него был сын по имени Джанни[667]. Когда-то прежде он работал писцом или каллиграфом и, возможно, был связан со скрипторием монастыря в Бреслау. В начале 1470-х он сделался бродячим консультантом начинающих печатников, добирался до таких мест, как Мантуя и Лендинара, городок в двадцати пяти милях к юго-востоку от Падуи. В тамошнем документе 1471 года он назван «Никколо Тедеско, наборщик в ремесле книгопечатания»[668]. Николай продолжал трудиться переписчиком, в том числе для Лоренцо Медичи. Два манускрипта в собрании Лоренцо гласят, что написаны «рукой Никколо Тедеско»[669]. Отсюда явствует и что Лоренцо предпочитал манускрипты, и что профессия печатника отлично совмещалась с профессией писца.
Николай отпечатал «О христианской религии» не слишком умело и профессионально. Несмотря на репутацию «наборщика в ремесле книгопечатания», он никак не проявил своего опыта – в книге нет ни титульного листа, ни колофона, ни сигнатур, ни пагинации, ни колонтитулов. Более того, одна страница повторяется дважды, а текст изобилует опечатками. В одном месте буква «n» напечатана вверх ногами. Уцелевшие экземпляры пестрят междустрочными замечаниями и поправками – по большей части рукой Фичино. Тем не менее это издание знаменует момент, когда один из ведущих флорентийских интеллектуалов решил размножить свой труд посредством печатного станка.
Глава 21Apud Sanctum Iacobum de Ripoli
Не только Николай из Бреслау открыл во Флоренции новую типографию. В том же месяце, когда было опубликовано «О христианской религии» Фичино, в ноябре 1476-го с флорентийского печатного станка сошла еще одна книга. Куда более скромная, чем труд Фичино, она была такая дешевая и недолговечная, что из четырехсот экземпляров до нас не дошло ни одного. То был «Донат», школьная латинская грамматика. И работали на этом станке не эмигранты-немцы, а двое итальянских монахов в доминиканском монастыре на краю города.
В этом монастыре, Сан-Якопо ди Риполи, жили сорок семь доминиканских монахинь[670]. Он стоял на западной окраине Флоренции, на Виа делла Скала, близко к воротам Прато и в десяти минутах ходьбы от доминиканской базилики Санта-Мария Новелла. Монастырь располагался здесь с 1292-го, когда из-за войны и разбоя сестрам пришлось бросить свой прежний дом в трех милях от Флоренции, в деревушке Риполи, и укрыться за городскими стенами. Здесь их благополучно разместили в просторном, обнесенном стеной комплексе зданий. Сан-Якопо ди Риполи скоро стал самым многолюдным из флорентийских монастырей. К 1300 году он вмещал сто монахинь и славился огромным деревянным распятием работы великого Чимабуэ, а также фресками со сценами из жизни Девы Марии.
Число насельниц катастрофически упало в 1348-м, когда чума пощадила лишь трех монахинь. В следующие десятилетия обитель не могла набрать и двух десятков сестер, даже после того, как «духовное приданое» (сумму, которую семья выплачивала монастырю, чтобы ее дочь приняли как «невесту Христову») значительно уменьшили. Сан-Якопо был одним из богатейших, если не богатейшим женским монастырем во Флоренции, туда отдавали дочерей самые видные флорентийские семейства. Замужество девицы из такой семьи обходилось дорого (известны случаи, когда приданое достигало 2000 дукатов), так что отдать ее в Христовы невесты (и заплатить духовное приданое в десять раз меньше того, на какое рассчитывал средний флорентийский жених) было экономически разумно, особенно для отца многих дочерей[671]. В монастырь попадало чуть больше 10 процентов женского населения Флоренции, из них подавляющее большинство, целых 80 процентов, составляли дочери богатейших семейств города[672].
Монастырь был не только местом уединения и молитв, но и коммерческим предприятием – в случае Сан-Якопо ди Риполи очень успешным. Все предыдущее столетие он наращивал активы за счет рачительных вложений, по большей части в недвижимость. В 1470-х монастырь владел во Флоренции десятью домами, которые сдавал различным арендаторам – в их числе были шерстяники, мясник, пильщик, обжигальщик и торговец птицей. Кроме того, имелась мастерская, которую сдавали торговцу льном, две мельницы, девять ферм, а также поля, плодовые сады и виноградники в окрестностях города. Впечатляющий перечень включал пруд для разведения угрей (угри были деликатесом) и стадо свиней. Съемщики платили арендную плату не только деньгами, но и натурой – курами, гусями, дровами и тюками соломы[673].
Деталь панорамы Флоренции Франческо Росселли – монастырь Сан-Якопо ди Риполи и его окрестности
Всей этой хозяйственной деятельностью заведовал доминиканский монах Доменико да Пистойя. Фра Доменико назначили экономом в 1474-м. О его предшествующей жизни почти ничего не известно, кроме того, что он, само собой, был уроженцем Пистойи и занимал различные должности (в том числе был экономом) в монастыре Святого Доминика во Фьезоле (где несколькими десятилетиями раньше началась религиозная и художественная карьера Фра Анджелико). Фра Доменико, очевидно, был очень эффективным управляющим. В Сан-Якопо ему приходилось вести переговоры с арендаторами и всеми участниками коммерческих предприятий монастыря, от епископов до каменщиков и свинопасов. Вскоре после прихода в Сан-Якопо он затеял большой строительный проект – превратить старый амбар возле монастыря в два дома под сдачу. Для этого ему пришлось оптом закупать кирпичи, известь и черепицу, договариваться об окнах, водостоках и так далее. Все эти сделки он тщательно записывал своей петляющей mercantesca – скорописью флорентийских торговцев[674].
Кроме того, Фра Доменико решил, что монастырю надо вложиться еще в одно коммерческое начинание – типографию. Был ли у него опыт, и если да, то какой, – неведомо. Вряд ли он разгадал тайны книгопечатания самостоятельно, как якобы сумел Бернардо Ченнини. Ни в Пистойе, ни во Фьезоле не было типографии, так что Фра Доменико не мог увидеть работающий печатный станок в каком-нибудь из этих городов.
Тем не менее он кое-что о книжном деле знал. Фра Доменико случалось работать переписчиком, причем копировать не религиозные тексты, а манускрипты Цицерона[675]. Возможно, вскоре после переезда во Флоренцию он познакомился либо с Бернардо Ченнини, либо с кем-нибудь из печатников-немцев. Так или иначе, в 1476-м Фра Доменико пополнил ряды писцов, которые подались в типографы.
Первым делом ему нужно было купить либо изготовить печатный станок, а также раздобыть все остальное, включая матрицы и шрифт. Станок был из этого самым дешевым. Материалы для него: брусья, плита, винт – должны были обойтись флоринов в пять, примерно за ту же сумму можно было купить подержанный[676]. Возможно, станок продал эконому какой-нибудь немец, например Иоганн из Майнца, который после Боккаччо и Петрарки ничего больше не печатал. К слову, через месяц после издания «Доната» Фра Доменико понял, что нуждается в более качественном шрифте, или, как он сам писал, «abbici» – алфавите[677]. Тогда он купил у Иоганна матрицы, чтобы отливать собственные литеры. Немец, судя по всему, совсем обеднел – он продал свои «античные буквы» за бушель зерна и пару башмаков[678].
Как всякому начинающему печатнику, Фра Доменико требовался стартовый капитал в тридцать пять – сорок флоринов[679]. Издержки включали небольшую печь для плавки и ложку, чтобы лить расплавленный металл в матрицы. Кроме того, он купил инструменты: наковальни, напильники, сверла, точильные камни и тиски, а также ингредиенты для типографской краски. Бумага хоть и стоила дешевле пергамента, все равно составила значительную часть расходов. Две стопы, то есть тысяча листов канцелярской бумаги самого маленького формата (примерно 12 × 18 дюймов), стоили почти флорин. Чтобы напечатать 250 экземпляров стостраничной книги, требовалось двадцать пять стоп бумаги. На это ушло больше двенадцати флоринов – треть начальных расходов.
Как все печатники того времени, Фра Доменико должен был изрядно похлопотать, чтобы добыть начальный капитал. Он прибег к разным средствам – займы, финансовое партнерство, небольшие пожертвования. Аббатиса Сан-Якопо ди Риполи, сестра Агнесса, ссудила ему двадцать флоринов, а женщина из соседней больницы Оспедале делла Скала, мона Маргерита, – еще три. В традиции первых печатников Фра Доменико привлек финансового партнера (о котором практически ничего не известно), некоего дона Ипполито. И в той же традиции партнеры скоро разругались. Подробности спора неизвестны, но дело было настолько серьезным, что улаживать его пришлось представителю флорентийского архиепископа, который вынес решение в пользу дона Ипполито. «Дону Ипполито, – читаем мы в отчете Фра Доменико, – один флорин, как судил архиепископский викарий»[680]. Куда лучше сложились его отношения с духовником Сан-Якопо ди Риполи, Фра Пьеро ди Сальваторе да Пиза. Фра Пьеро вложил деньги за мессы, которые служил в монастыре, а также из жалованья, которое получал как казначей Оспедале делла Скала