Позже Лоренцо появился в окне фамильного дворца, по-прежнему в окровавленной одежде. «Успокойтесь и дайте свершиться правосудию, – призвал он толпу на Виа Ларга. – Не причиняйте вреда невинным»[735].
Правосудие уже вершилось, быстро и безжалостно. Через несколько минут после нападения в церкви Якопо Пацци выехал на площадь Синьории верхом, выкрикивая: «Popolo e libertà!» («Народ и свобода!») – лозунг республиканцев, считавших, что Медичи украли их политические свободы. Однако флорентийцы не последовали призыву возвращать республиканские вольности. Вместо этого на улицы высыпали вооруженные сторонники Медичи, скандируя лозунги в их поддержку, а колокол на башне Палаццо делла Синьория сзывал новые толпы. Якопо и его племянник Ренато, сын Пьеро, бежали из города. Днем позже их, переодетых крестьянами, схватили в деревушке милях в тридцати к северу от Флоренции. Якопо предлагал деньги за то, чтобы ему дали покончить с собой, но их с Ренато избили и вернули во Флоренцию. Там обоих подвергли пыткам, а затем – все так же в крестьянской одежде – повесили.
К этому времени возмездие настигло архиепископа Сальвиати и его кузена Франческино. Архиепископа вместе с Якопо Браччолини взяли, когда те пытались захватить Палаццо делла Синьория, Франческино – в Палаццо Пацци на улице Книготорговцев, откуда его, все еще истекающего кровью из раненого бедра, поволокли по улицам. Всех троих повесили в окнах Палаццо делла Синьория: Сальвиати в церковном облачении, двух других – голыми. Один из свидетелей, Полициано, сообщил невероятную подробность («Хотя все это видели, я думаю, что никто и не понял, была ли это какая-то случайность или выражение ярости»): когда они раскачивались на веревках, Сальвиати, задыхаясь, вонзил зубы в голую грудь Франческино[736].
В следующие дни и недели продолжались кровавые расправы над другими участниками заговора. Веспасиано утверждал, что более пятисот человек были убиты в наказание за «гнусное преступление» в церкви. «Не мне описывать такие зверства», – заключил он[737]. Другие были не столь сдержанны. Полициано рассказал, что видел «обезображенные трупы; многие люди насмехались над ними, многие проклинали». Другой свидетель вспоминал, как священника из свиты Сальвиати убили на площади Синьории: «Его четвертовали, голову отрубили, насадили на копье и носили по Флоренции весь день». Отрубленные ноги и руку священника тащили к Палаццо Медичи под крики «Смерть предателям!»[738]. Никколо Макиавелли, которому во время этих событий оставалось несколько дней до девятого дня рождения, позже вспоминал «нескончаемую жестокость» против Пацци и их сторонников, когда даже дороги за пределами Флоренции были усеяны «изрубленными телами»[739].
Один из нападавших, Бернардо Бандини де Барончелли, сумел сбежать и добраться до города, где, он был уверен, месть Лоренцо его не настигнет, – Константинополя.
В следующие дни Веспасиано видел много кровавых зрелищ. В узкой улочке, на которую выходила его лавка, разыгралось несколько особо жутких сцен. Через два дня после убийства Джулиано всякий, идущий по улице Книготорговцев, видел в окнах нотариусов рядом с Бадией восемь солдат Джованни Баттисты да Монтесекко. Их повесили днем раньше, а затем выставили в окнах, будто чудовищные манекены, «прислонив, застывших в трупном окоченении и голых, как в день своего рождения, – писал один свидетель, – так, чтобы они казались правдоподобными изображениями живых людей»[740].
Через несколько дней, 3 мая, народ снова забурлил, когда схватили двух священников, Маффеи и Баньоне, укрывшихся у бенедиктинцев в Бадии. Когда их выволакивали на улицу, у лавки Веспасиано разъяренная толпа требовала крови монахов, давших им убежище. Через день на другой стороне улицы Маффеи и Баньоне настигла жестокая кара. Им отрезали носы и уши, после чего повесили обоих в окнах Палаццо дель Подеста, Дворца правосудия, через узкую Виа дель Паладжо от лавки Веспасиано. Затем тела срезали с веревок, и толпа сорвала с них одежду. На следующий день Монтесекко, схваченного при попытке бежать из Флоренции, обезглавили под лоджией Палаццо дель Подеста; его голову, как чудовищный трофей, прибили к двери.
Еще более кошмарное зрелище предстало взорам в середине мая, когда мальчишки проволокли по улице Книготорговцев разлагающееся тело Якопо Пацци. Якопо погребли в семейном склепе в Санта-Кроче, но вытащили оттуда 15 мая, так как власти из-за сильных ливней сочли, что навлекли на город гнев Божий, – не следовало хоронить такого злодея в освященной земле. Тело, по-прежнему с веревкой на шее, закопали в неосвященной земле за городской стеной. Через два дня мальчишки по собственному почину выкопали труп и поволокли, «забавляясь, по всему городу». Протащив свою жуткую жертву мимо лавки Веспасиано к соседнему Палаццо Пацци, они подвесили покойника на веревке к дверной ручке и начали кричать: «Стучи в дверь!» Наконец, пресытившись своей забавой, мальчишки донесли труп до моста Рубаконте и, весело горланя песни, сбросили в Арно. Люди толпились на мостах, глядя, как он плывет вниз по течению, а днем позже в Броцци другие мальчишки выудили его из воды, повесили на иву и принялись лупить палками. Они тоже бросили тело в Арно. Последний раз его видели под мостами Пизы по пути к морю. Издевательства продолжились в песенке. «Messer Jacopo giù per Arno se ne va», распевали дети на улицах: «Мессер Якопо плывет по Арно»[741].
«Как пали сильные!» – написал Веспасианов писец Гуго в Библии Федерико да Монтефельтро. Веспасиано давно был убежден, что в людских делах неизбежны внезапные катастрофические переломы. «О, тщетные надежды смертных, – написал он как-то о несчастьях влиятельного рода Строцци. – Кто подумал бы, что счастливейший дом во Флоренции за столь краткое время претерпит такую перемену? Всем следует остерегаться, ибо, как бы ни были они удачливы, крушенье приходит стремительно. Таково свойство людских дел»[742]. Крах Пацци – семейства, которое он называл «блаженнейшим в городе»[743], – вновь подтвердил переменчивость Фортуны. Однако дурные времена, как позже напишет Веспасиано, лишь начинались.
Не только песенку о мессере Якопо, который плывет по Арно, распевали во Флоренции после того, что стало называться Congiura de’ Pazzi, Заговор Пацци. Спустя несколько недель после гибели Джулиано Медичи появилась печатная баллада о «вероломной измене» и гнусности заговорщиков. Она определенно предназначалась для пения или декламации, ибо горе то и дело заставляет автора прерываться: «Мне слезы очи застилают, и сердце рвется на куски». Или: «Дозвольте помолчать в слезах, рыданиях и вздохах»[744].
Баллада эта была явно пропагандистской. Автор восхвалял добродетели Джулиано и Лоренцо, а убийц и их сообщников безжалостно бичевал. Эти «вероломные изменники» перечисляются и осуждаются один за другим: Якопо-де был кощунником, врагом всего доброго, «злым и скудоумным», его племянники – «безумными глупцами… смутьянами и крамольниками». Поэма намекает и на других злочестивцев – «людей стоящих много выше, о них я лучше умолчу». Поэт определенно имел в виду Федерико да Монтефельтро, короля Ферранте и, возможно, Сикста IV. Впрочем, он вполне довольствуется подробным описанием казней, как заговорщиков вешают и «рубят на куски».
Хотя поэма анонимна, точно известно, кто ее издал. В 1478-м типография Фра Доменико в Сан-Якопо ди Риполи напечатала книжицу «На смерть Джулиано» для картолайо Джованни ди Нато, чья лавка располагалась у Порта Прато, ближайших к Сан-Якопо городских ворот[745]. Оборотистый Джованни, видимо, почуял жадный интерес к сведениям о Заговоре Пацци – чем тенденциозней и сенсационней, тем лучше. Партнерство с картолайо было для Фра Доменико экономически разумней – куда удобнее отправить памфлеты в книжную лавку, чем таскаться по городу с кипой брошюр, силясь их кому-нибудь всучить.
Среди покупателей Джованни ди Нато были те, кто декламировал балладу на улицах – «в слезах, рыданиях и вздохах», – а затем продавал книжицу прохожим. Бродячие исполнители – кантимбанки (поющие на скамье) издревле выступали на улицах и площадях. Там же промышляли чарлатани, которые драли зубы и продавали чудодейственные лекарства (и от которых происходит наше слово «шарлатан»). Немало было и лоточников с дешевыми религиозными побрякушками. Среди них встречались слепцы, просившие милостыню у церквей, причем некоторые тоже становились популярными уличными исполнителями – они распевали песни (часто непристойные), читали молитвы или декламировали речи.
Появление книгопечатания дало уличным певцам и лоточникам новый источник заработка, а уличные зеваки стали новой читательской аудиторией для Фра Доменико. Запись от декабря 1477-го в его бухгалтерской книге сообщает, что он продал свежеотпечатанные религиозные брошюры двум лоточникам, «Анджело cieco» (Слепому Анджело) и «Чоле cieco» (Слепому Чоле)[746]. Одни из первых распространителей печатной продукции, они покупали (а порой и заказывали) брошюры с текстами исполняемых ими песен и молитв. Слепой Чола, например, приобрел двести экземпляров «Молитвы Крови Христовой», которую, вероятно, заказал непосредственно Фра Доменико. Должно быть, он читал эту молитву на улице и, если повезет, сбывал прохожим. Вернуть нераспроданные экземпляры печатнику он не мог.