Несмотря на это великое свершение, типография в Сан-Якопо ди Риполи ничего больше не напечатала. Фра Винченцо, видимо, не захотел продолжать смелое начинание Фра Доменико. Не стал его поддерживать на плаву и Лоренцо ди Алопа. Он завершил третью часть Платона, и вместо обычного Impressum Florentiae apud Sanctum Iacobum de Ripoli колофон «Трудов» гласит: Impressum Florentiae per Laurentium Venetum. Хотя «Лоренцо Венецианец» вроде бы зарекомендовал себя как хороший печатник, он загадочным образом исчезает и вновь появляется во Флоренции только через десять лет, летом 1494-го, но уже не в Сан-Якопо ди Риполи и публикует труды на греческом. В 1496-м он напечатал еще два перевода Фичино с греческого на латынь (видимо, Фичино не винил его лично в «далеком от аккуратности» издании «Трудов»). Что до самого Фичино, тот скончался тремя годами позже, в шестьдесят пять лет, на любимой вилле в Кареджи. К тому времени в четырнадцати разных городах вышло сорок изданий его трудов и переводов, в том числе в пяти парижских типографиях и в десяти венецианских.
Сан-Якопо ди Риполи оставался монастырем еще три века, пока в 1781-м великий герцог Тосканы Петр Леопольд не закрыл его в рамках борьбы с влиянием церкви и тем, что считал общественно бесполезными учреждениями. Следующие сто лет помещения служили школой для девочек, а в 1886-м итальянское правительство выкупило их и отдало под армейские казармы. В 1945-м здания временно реквизировали под убежище для перемещенных лиц, в том числе переживших холокост евреев. Потом бывший монастырь вернулся армии и получил имя героя Первой мировой войны Симоне Симони. Теперь это Казерма Симони, где размещается военная администрация. При реставрации 2018 года в бывшей трапезной обнаружили давно замазанные фрески со сценами из жизни Иисуса и Марии.
От типографии, где работали Фра Доменико, Лоренцо ди Алопа и монахини, включая сестру Мариэтту, не осталось и следа. На полустертой табличке со стороны Виа делла Скала упоминается, что в этом здании некогда был монастырь. Она гласит, что здесь, в Сан-Якопо ди Риполи, в 1476-м открыл одну из первых европейских типографий Бернардо Ченнини.
ЭпилогПрогоняя тьму
Апрельское утро в 1490-м. Веспасиано на муле едет из Антеллы во флорентийский монастырь Санта-Бригида аль Парадизо. Дорога через поля, в которых цветут маки, займет около часа. Весенний воздух благоухает подмаренником. Последние десять лет Веспасиано живет в «приятном уединении» среди книг и бумаг в Каза иль Монте, хотя порой работа для библиотеки Сан-Марко заставляет его ездить этой вьющейся дорогой во Флоренцию. Иногда к нему по-прежнему обращаются старые клиенты, такие как король Ферранте. Библиотека, основанная Альфонсом Великодушным, продолжает быстро расти за счет покупок, подарков и привычки Ферранте конфисковывать книги уничтоженных врагов[900].
Появился и еще один клиент. Теперь Веспасиано снова работает для Медичи. Давным-давно он предложил Лоренцо создать новую библиотеку, но тот, несмотря на периодические напоминания, энтузиазма не проявил. Однако его ненасытная страсть к коллекционированию теперь распространилась и на книги. В частности, Лоренцо интересуют привезенные с Востока греческие манускрипты. Он все так же презирает печатные книги, поэтому труды Марсилио Фичино переписывают для него с типографского издания на пергамент и иллюминируют[901]. Лоренцо намерен выставить эти кодексы в семейном палаццо, в библиотеке, украшенной мраморными бюстами[902]. Поскольку он хочет добавить в собрание Отцов Церкви, таких как Августин, и других ранних христианских писателей, он обратился к флорентийским переписчикам и, разумеется, к Веспасиано[903].
Итак, Веспасиано едет на муле в Санта-Бригида аль Парадизо, где библиотекарь, брат Грегорио, тщательно записывает, что посетитель «пришел от Лоренцо». Здесь Веспасиано встречают двое друзей. Один из них – Анджело Полициано, который почти двадцать лет назад восславил Веспасиано за то, что тот «имена божественных пиитов из пламени погребального вырвал». Скоро он по поручению Лоренцо отправится разыскивать манускрипты в библиотеках Болоньи, Падуи и Венеции. Другой – Пико делла Мирандола, друг Фичино и тоже страстный платоник: высокий зеленоглазый энциклопедист, который, помимо прочих языков, знает арамейский и халдейский и может наизусть прочесть всю «Божественную комедию» в обычном порядке и задом наперед. Фичино считает, что он принадлежит к «сверхчеловеческой расе»[904]. «Они желали осмотреть в нашей библиотеке все», – запишет позже брат Грегорио[905].
С поручением от Медичи, в обществе двух величайших умов эпохи, средь книг в библиотечной тиши… Веспасиано, наверное, чувствует в тот день, что вернулся золотой век. Но это не так. Он найдет для Лоренцо иллюминаторов, в том числе тех, что работали над Урбинской Библией. Но это сотрудничество закончится в апреле 1492-го со смертью сорокатрехлетнего Лоренцо. Через два года не станет Пико и Полициано – оба умрут от яда. Потом, когда в 1494-м вследствие французского вторжения и народного бунта сыновей Лоренцо изгонят из Флоренции, драгоценные манускрипты Палаццо Медичи упакуют в ящики и унесут для сохранности в монастырь Сан-Марко. Здесь, вдали от суетного мира, они присоединятся к библиотеке, которую некогда собрал Никколо Никколи, – сейчас, на исходе столетия, кажется, что это происходило в другой жизни.
После того как в 1494-м сыновей Лоренцо изгнали из Флоренции, народ поставил во главе города Джироламо Савонаролу, доминиканского монаха, который в 1491-м стал настоятелем монастыря Сан-Марко. Долгий проект по примирению христианства с язычеством закончился в одночасье. «Разница между Платоном и христианством так же велика, как между грехом и добродетелью, – гремел с кафедры Савонарола, – а разница между учением Платона и учением Христа так же велика, как между тьмой и светом»[906]. В своих проповедях он обличал «бесполезные и срамные книги» античных авторов, «учащие тысяче пороков». Он упоминал прецеденты сожжения книг: «По слову апостола Павла сожгли множество книг и других диковинных вещиц. Святой Григорий повелел разбить прекрасные римские статуи и бросить в огонь „Декады“ Ливия»[907].
Савонарола не ограничился словами. Он отправил на улицы своих последователей – мальчишек и юношей, коротко стриженных, в строгой одежде, – силой насаждать мораль. Они набрасывались на азартных игроков, проституток, содомитов и нескромно одетых женщин, изымали корзины со сластями и, по приказу Савонаролы, ходили от двери к двери, собирая «суетные вещи»: игральные карты, маски, зеркала, шахматы, парики, косметику, музыкальные инструменты и картины, изображающие (как с отвращением выразился Савонарола) «непотребства» и «фигуры с голыми грудями». Он сжег это все на площади в Покаянный Вторник 1497-го, а затем еще раз в 1498-м. Предметы роскоши привезли в телеге на Пьяцца делла Синьория и сложили в трехметровую пирамиду, увенчанную статуей дьявола. Пирамида состояла из девяти ярусов, один из которых, по словам очевидца, был полностью сложен из книг и манускриптов – не только «порочных» античных авторов, но и «Декамерона» Боккаччо и «Морганта» Луиджи Пульчи (его Савонарола особенно не любил). Затем под звуки труб и колокольный звон запалили огромный костер. Савонарола «кричал от радости»[908].
Джироламо Савонарола (1452–1498). «Сократ из Феррары»
Савонарола был сложной личностью в запутанной общественной, политической и духовной обстановке того времени. Неверно, как частенько случается, представлять его пережитком «темных веков» и говорить, что он (как сказано в одном учебнике) задушил великолепие флорентийского Ренессанса «судорогой средневековой набожности»[909]. «Средневековая» набожность пронизывала всю Флоренцию пятнадцатого века. Даже такой гуманист до мозга костей, как Колюччо Салютати, считал чуму праведным наказанием Божьим. Контраст между Савонаролой и гуманистами совсем не так разителен, как может показаться[910]. У них было множество общих устремлений, в первую очередь – морально исправить общество, которое они считали политически прогнившим, нравственно несостоятельным и духовно пустым. Савонарола лишь высказал с кафедры то, что Веспасиано и его друзья обсуждали в своих рафинированных литературных кругах, вынес эти взгляды из области латинских бесед и провозгласил на «больших дорогах и проселках» (как выразился один его последователь) языком, «от которого не разит вычурной манерностью»[911].
Призывы Савонаролы нашли отклик у многих гуманистов. И ученики Полициано, и участники Академии Фичино, в том числе Пико делла Мирандола, стекались к проповеднику. Да и сам Савонарола был не чужд гуманизма. В 1497-м профессор Студио Фьорентино за ученость назвал его «Сократом из Феррары» (до того Сократом величали Фичино). Савонарола следил, чтобы и Цицерон, и Вергилий избежали костра, а монастырь Сан-Марко при нем стал центром гуманистического знания, где философию преподавали в «Academia Marciana» («Академии Святого Марка»). Если на людях Савонарола яростно бичевал мирскую премудрость и громил философов с кафедры за «дичайшие бредни, какие можно услышать», в личных беседах с соратниками, вроде Пико, он был гораздо более открыт к потенциальной совместимости Платона и Аристотеля с христианством[912]