Всё (Caes. Dial. VIII. 75).
4
Блаженной памяти Генрих, епископ и кардинал Альбано, посланный папой Клементом в Германию проповедовать крест против сарацин, взял себе спутниками цистерцианских монахов. Однажды, когда ехали они вместе, кардинал спросил: «Кто из вас скажет нам что-нибудь назидательное?» — «Этот», — указывают на одного монаха. Кардинал велел ему произнести проповедь. Тот сперва отказывался, говоря, что не подобает ему держать речь перед образованными, и наконец молвил так:
— Когда мы умрем и приведут нас к раю, выйдет нам навстречу святой отец наш Бенедикт. Видя нас, монахов в куколе, он с радостью нас впустит; увидев же Генриха, епископа и кардинала, подивится его митре и скажет: «Ты кто таков?» А тот: «Отче, я монах-цистерцианец». — «Как не так, — скажет святой: — рогатых монахов не бывает». Тогда Генрих много доводов приведет в свою защиту, а святой Бенедикт молвит дверникам: «Положите-ка его на спину да вскройте утробу: коли найдете там овощи без приправы, бобы, горох, чечевицу, кашу и прочую уставную еду, пусть войдет с монахами; если же обнаружится там жирная рыба и всякие мирские разносолы, пускай остается за дверьми».
И, обернувшись к кардиналу, монах прибавил: «Что ты тогда скажешь, бедный Генрих?» И тот, усмехнувшись, похвалил проповедь (Caes. Dial. IV. 79).
5
Один человек, по грехам своим попавший в ад, но по милосердию Божьему воскрешенный для покаяния, рассказывал, как ему в аду досталось. Сперва его ввергли в такой огонь, что он сказал: «Если бы дрова со всей вселенной были собраны для одного костра, я предпочел бы гореть в нем до Судного дня, чем один час оставаться в этом пламени». Вытащили его оттуда и бросили в такую стужу, что он захотел обратно в огонь. Водворенный затем во тьму осязаемую[51] и в непереносимый ужас, он сказал себе: «Служи ты сто лет Богу, щедрою было бы тебе наградой, кабы Он позволил вернуться отсюда в стужу» (Caes. Dial. XII. 23).
6
Один епископ имел несчастную привязанность к балагурству. Св. Гуго, аббат Клюни, говаривал ему, что, ежели при жизни не исправится, по смерти будет с опухшими губами и пенящимся ртом. Епископ его наставленьям не внял. По смерти он явился одному священнику, слезно прося помощи губами в нарывах. Священник возвестил аббату; аббат сжалился и избрал семь монахов, дабы они семь дней молчали за разговорчивость покойного. Дни идут; епископ вновь является священнику, жалуясь, что-де седьмой монах плохо молчит, оттого исцеление его откладывается. Аббат заменяет нерадивого и вновь наказует им молчать за покойника. В третий раз епископ является в торжественном одеянии, со здоровым ртом и благодарностями (Herb. Clar. De mir. III. 39).
7
В Клервоской обители один из иноков лежал при смерти. Блаженный Бернард, пришедший его навестить, сказал: «Ты знаешь, любезнейший брат, что наша братия утомлена трудами, а им уж скоро вставать к вигилиям. Если ты умрешь сейчас, им придется вставать раньше срока, будет много суеты, и вигилии совершатся не столь торжественно, как подобает. Я тебя очень прошу умереть попозже». — «Сделаю, как ты велишь, — ответил монах, — коли пособишь мне своими молитвами». Бернард ушел в дормиторий, а монах выполнил обещание: как начали клепать к вигилиям, тут он и скончался (Herb. Clar. De mir. 1. 13).
XIIО нежеланных гостях
Бесперестанно он колышется везде,
Гоняется за мной на суше, по воде,
Заползывает в грот, встречается в аллее.
1
В Трирском епископстве был рыцарь Генрих по прозвищу Узел, человек злобный, вероломный, блудливый, а когда он умер, начал являться живым, одетый в ту же овчину, что и при жизни, и особенно часто хаживал в дом своей дочери; когда же его ударяли мечом, издавал такой звук, словно бьешь по мягкой постели (Caes. Dial. XII. 15).
2
Одной добродетельной девице из города Нивеля в Валлонском Брабанте подбивал клинья дьявол в образе красивого и прилично одетого мужчины, выражая намерение на ней жениться. Она, не зная, кто это, тем не менее отвечала, что отвергает брак из любви к Христу. Дьявол, однако, предприятия своего не оставлял, являлся ей в разных местах, и она, видя таковую его настойчивость и понимая, что красивых девиц в Валлонском Брабанте пруд пруди, принялась его спрашивать, кто он и откуда и все ли в их краях такие мономаны. И так она его допекла, что он возьми и откройся ей: так и так, я-де дьявол, приятно познакомиться. Тут уж она совсем расхотела за него замуж, а он задора своего не терял и думал привлечь ее склонность маленькими сюрпризами: то в чашку ей нагадит, то в суп навоза накладет. До супа ее семья еще как-то терпела — мало ли, кавалеры разные бывают, образованный человек со странностями, — а тут уж они прямо вопрос поставили, что знает ли он, к примеру сказать, молитву Господню (с козырей люди заходят). Говорит: «Прекрасно знаю». Его просят продемонстрировать. Он читает: «Отче наш, иже еси на небеса, имя твое, да будет воля твоя и на земле, хлеб наш насущное даждь нам днесь, но избави нас от лукавого». И поскольку в этой молитве, говорит Цезарий, он то и дело перескакивал и допускал варваризмы, то, закончив ее, он со смешком прибавил: «Вот так вы, миряне, обыкновенно читаете вашу молитву». (Прекрасная психологическая деталь, у меня был один такой знакомый.) Тут уж, конечно, публика не на шутку заинтересовалась и просит его прочесть Символ веры, если нетрудно. Дьявол начинает: «Вверяю Бога Отца всемогущего». Ему говорят: нет, надо говорить «верую в Бога». Он опять: «Верую Богу». Образованные люди, бывшие при этом и знающие значение аккузатива (!), настаивали, чтобы он сказал «верую в Бога», но, печально говорит Цезарий, так и не склонили его к этому (Caes. Dial. III. 6)[52].
3
Рыцарь по имени Гильом Лаудун пришел к Гильберту Фолиоту, епископу Херефордскому[53], с таким рассказом: один валлийский лиходей недавно умер нехристианской смертью в его, Гильома, деревне, а по прошествии четырех ночей принялся каждую ночь наведываться в деревню, выкликая односельчан поименно; кого он помянет, те в три дня умирают, и уже немного их осталось. Епископ говорит: может быть, Господь дал власть злому ангелу этого человека скитаться в мертвом теле; пусть, однако, выроют труп, перерубят шею заступом, окропят тело и могилу святой водой и снова похоронят. Так и сделали, но впустую: злодей все бродил и вот однажды ночью, когда уже мало оставалось живых, окликнул самого Гильома, призвав его трижды. Тот выскакивает с обнаженным мечом, преследует убегающего до самой могилы и рассаживает ему голову по самую шею. С сего часа прекратилась пагуба, и ни Гильому, ни другим не было вреда (Walter Map. De nug. II. 27).
4
Во времена Роджера, епископа Вустерского[54], один человек, умерший не по-христиански, больше месяца ночью и днем у всех на глазах щеголял в своем саване, пока люди не обложили его в саду, и там его было видно три дня. Епископ велел поставить на его могиле крест, а самого его отпустить. Мертвец идет, окруженный народом, но при виде креста, отпрянув, пускается прочь. Поразмыслив, люди убрали крест: мертвец упал в могилу, земля затворилась, крест поставили снова, и все успокоилось (Walter Map. De nug. II. 28).
5
К одному рыцарю из Нортумберленда, когда он летом отдыхал у себя дома после обеда, пришел его отец, давно умерший, в дешевом и оборванном саване, кротко прося позвать священника, а когда тот пришел, упал ему в ноги со словами: «Я тот несчастный, коего ты некогда отлучил, не называя имени, вкупе с другими, неправедно удерживавшими десятину; но так пособили мне общие молитвы и милостыня, что мне позволено просить отпущения». Получив отпущение, он, провожаемый великою толпою, отправился к могиле, упал в нее, и она за ним затворилась (Walter Map. De nug. II. 30).
6
Однажды к королю Генриху пришли три цистерцианских аббата с просьбой вернуть землю, отнятую у одного из них, и выставляли Бога поручителем, что и года не пройдет, как Бог многократно умножит славу Генриха на земле. Зная неприязнь Вальтера Мапа к цистерцианцам[55], король захотел слышать его мнение. Тот отвечал: «Государь, если они предлагают поручителя, вам следует сперва его выслушать». Король согласился с этим и ушел, оставив аббатов в смущении (Gir. Camb. Spec. eccl. III. 14).
7
В Бонне был священник, человек мирской и бесстыжий. Однажды, когда играл он в кости с кем-то из родственников, пришел к нему прихожанин, слезно прося исповедать и причастить его мать. «Не приду, пока не кончу игры», отвечал священник. Но проситель настаивал, доводя ему, что она ждать не может; тогда священник, раздосадованный, стал жаловаться своему родичу на людей, которые ему покоя не дают. Проситель удалился в унынии; больная умерла без исповеди и причастия. На третий день тот, с кем играл священник, столкнулся с сыном умершей и, вспомнив жалобы священника, убил встреченного без всякой причины. После таких и подобных дел священника наконец постигла смертельная болезнь. Когда он уже был безнадежен, одна его родственница села подле него и, не примечая в нем ни следа раскаяния, сказала: «Господин, вы весьма слабы, приготовьтесь; просите Бога отпустить ваши грехи, есть еще время покаяться». Тот отвечал: «Видишь вон тот большой амбар, против нашего дома? Меньше соломы у него на крыше, чем демонов, что стоят вокруг меня».