Плюсы сериала «Карточный домик», качественного, местами очень лихо сделанного, все же на три четверти исчерпываются артисткой Робин Райт, которая играет вполне прилично, конечно, но ведь никак не скажешь, что она отличается выдающимся талантом или мастерством. Просто очень красивая пятидесятилетняя женщина, ни секунды не скрывающая своего возраста. Причем красота ее это спина, шея и хорошие манеры. Спина, шея и хорошие манеры производят сегодня оглушительное впечатление.
P. S. Понятно, что это достоинства, которые не приобретаются, не воспитываются ни в людях, ни в университетах, а бывают, либо, как правило, не бывают от рождения. В голливудском кинематографе в последний раз такое показывали больше 60 лет назад в фильме «Римские каникулы» в исполнении Одри Хэпберн, и она тогда играла европейскую принцессу. Торжество масскульта, начавшееся в шестидесятые годы, сделало это невозможным, ни в политике, ни в кино, ни на какой публичной сцене, ни в какой ситуации, ну разве что в костюмированной постановке про XVIII век, когда Глен Клоуз играет маркизу де Мертей, но они во всех смыслах слова бывшие – и Клоуз, и маркиза.
А из попсовой современности прямая спина, которой не выходит подражать, была изгнана как оскорбляющая взгляд, и очень многое должно было сойтись, чтобы она вдруг возникла. Робин Райт играет не просто жену американского президента, их в сериалах хватает, вот жена из «Скандала», сдобные губки, пожирающие куриные крылышки. Но там и президент сахарный. А Робин Райт играет жену убийцы, повязанную преступлениями мужа. Это, собственно, и выдает ей индульгенцию на прямую спину. Никогда вам, дорогие зрители, не бывать такими, – говорят нам создатели сериала. – Нет у вас, и не будет такой шеи, но зато вы не суки конченные. А как иначе сегодня упаковать свежайший глоток антинародности?
Это мой Никола, художник Никола Самонов – в год, когда мы познакомились, ровно сорок лет назад. Жива ли эта питерская калитка, бог весть, но того Ленинграда уже не осталось. Он, впрочем, был населен народом, который кричал «Израиль, налево!» абсолютно русскому Николе, когда тот выходил из дома. Добрый, мудрый наш народ, он все знает, все видит, его не обманешь.
Госдума отказалась почтить память Немцова минутой молчания.
Депутат Дмитрий Гудков предложил, но Дума отвергла. Нельзя сказать, чтоб она сэкономила время – на процедуру отвержения его уходит больше. Простой импульс – вскочить и почтить – гораздо экономнее. Но у депутатов принципы: Немцов для них – дерьмократ и либераст, пятая колонна, враг, ради него жопа от стула не отдирается. Я вот думаю, сейчас умер Валентин Распутин, не самый любимый мой писатель, очень тухлых, мне кажется, взглядов, но если бы кто-нибудь предложил почтить его память вставанием, неужто б я сидел? Конечно, нет. Встать в такой ситуации – рефлекторное движение, как «здрасьте» при встрече, как нож в правой руке, вилка в левой, как чистить по утрам зубы. Под это не подводят мощной идеологической базы. Проблематизация рефлекторных жестов, отягощение их принципами это и есть дикость. Варварство иногда усложнение, а не упрощение.
Новосибирская РПЦ обратилась с открытым письмом к министру Мединскому с требованием исключить образ Христа из постановки «Тангейзера» или сам спектакль из репертуара театра. Аппетит приходит во время еды. Уже недостаточно убрать то, что показалось кощунством и оскорбило верующих театралов. Изъят должен быть сам образ Христа из постановки. По сути, церковь заявляет о Его приватизации. Тут соединились два разнонаправленных, даже противоположных импульса.
Кошке под хвост отправлены века секуляризации: церковь предъявляет исключительные права на образ Иисуса Христа, который уже не одно столетие является достоянием искусства и науки, гражданских дискуссий и исторических исследований, всего многообразного светского обихода. Если можно административным приказом исключить Господа из оперы Новосибирского театра, то почему бы Его не исключить из романа Толстого «Воскресение» или из картины Александра Иванова «Явление Христа народу»? В чем принципиальная разница? Это светские произведения. Богохульство можно обнаружить и там, и там. Ренана в таком случае лучше от греха подальше сразу собрать в кучку и сжечь.
Но стремление назад соединяется нынче с коммерческим чувством современности. Церковь выступает как пиар-агентство, которое забрендировало Христа. Исключительные права на образ это копирайт (с), – все права защищены, частичное или полное использование только с нашего согласия. В принципе это и есть нерв сегодняшнего дня – буржуазное брендирование для крестового похода в Средневековье.
Я вообще-то – глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах. Я совсем не за то, чтобы дразнить гусей. Я за то, чтобы со всеми гусями найти компромисс. Но иногда это не выходит, гуси загоняют в угол, не оставляя никакой возможности для примирения. Вот так сегодня действует новосибирская епархия в неутомимой борьбе с «Тангейзером». И уже совершенно все равно, что сделал режиссер Кулябин. Что бы он ни сделал, церковь не должна выступать так, как выступает. Не должно быть Политбюро по духовной части: искусство всегда возмутительно, всегда радикально – и то, что слывет новаторством, и то, что считается традицией. Иначе оно не искусство. Художество = экстремизм, так Господом устроено, и не нам судить.
Премудрость Вышнего Творца
Не нам исследовать и мерить:
В смиреньи сердца надо верить
И терпеливо ждать конца.
Великий русский поэт завещал – очень православный, кстати.
Феминисткам не нравятся какие-то слова, они хотят их запретить, как власть запретила мат. Почему – понятно: женщина – человек, а не «телочка», которой можно «присунуть», не объект, а субъект, такой же, как ты. И черный такой же, как ты, и гей, и мусульманин, и еврей, и чукча, безрукий, безногий, безносый, все – люди. И относиться ко всем надо, как к людям, а не носителям гендерности, расы, сексуальности, национальности и так далее. Человека следует уважать – любого, всякого. И в нашей ксенофобской, гомофобской, сексистской стране это надо всегда помнить, неустанно повторять, вдалбливать, насаждать, как картошку при Екатерине. Иначе хейтспич, иначе мордобой, война всех со всеми. Именно так.
Но.
Господь создал не абстрактных людей, бесполых и прекрасных, лишенных цвета и запаха. Он зачем-то допустил многообразие. И женщине дал сиськи, которые у мужчин, как правило, отсутствуют. И отчего же их не заметить, когда они имеются? И вообще, как так – не заметить? Вы сошли с ума. Не заметишь сисек, жди беды. Тут, как с 8 марта: поздравь, и ты в этом раскаешься; не поздравь, и ты в этом тоже раскаешься; поздравь или не поздравь, ты все равно в этом раскаешься. Говорите, женщина – субъект? Разумеется. Но она же объект, как объектом является и мужчина. При этом настаивание на женской субъектности бывает самым уничижительным. Я вам с легкостью выстрою речь про женщину-человека, пропитанную злокачественным ядом. И вообще, разве в словах дело? Малейшее изменение интонации опрокидывает смысл любых слов. Главное, чтобы не было хейта, тогда спич может быть каким угодно. «Все дело в чувстве, а названье – лишь дым, которым блеск сиянья без надобности затемнен», – говорил Фауст. Про Бога говорил. К «телочке» и «присунуть» это тоже относится.
По следам сегодняшних дискуссий вспомнил анекдот из забытой мною книги – он, очевидно, про Францию XVIII века, этого же времени источник. Знающие люди подскажут, чьи записки. В них рассказывается, как дама пришла на бал более обнаженной, чем было принято. На прекрасной вздымающейся груди покоилось усыпанное камнями распятие. Туда устремились все взоры. Какой-то остроумец, заметив сладострастный пожирающий взгляд прелата, не удержался и съязвил: «Ваше преосвященство не может оторваться от Креста». «Почему вы так решили? – возразил прелат, – мне больше нравится Голгофа».
Франция XVIII века, конечно, несравнимо свободнее нынешней России, здесь за такие шутки сожгут и спичек не пожалеют. Сразу две группы товарищей разведут костер. Про православный талибан и так понятно, но чуждые ему феминистки со своей стороны поднесут дров, подольют бензинчика. Желание быть оскорбленными у них одинаковое. Высокое, гордое чувство, оно над ними, как знамя, стоит и, как пламя, их освещает.
P. S. Знающие люди всегда придут на подмогу. Глеб Смирнов в комментариях уточняет, что герой анекдота, действительно, француз, и острый смысл – галльский, и действие происходит в XVIII веке, но не в Париже, а в Риме. Это кардинал де Бернис, посланник Французской короны, на приеме у княгини Сантакроче, в палаццо ее имени, неподалеку от Кампо де Фиори.
«Одна из самых почетных жопис-гламуров – это Такая-то», – сообщила мне читательница в комментариях, само собой, указав фамилию.
Такую-то не знаю, наверняка она достойная женщина, а с супругом ее, певцом Таким-то, я пару раз виделся без малого тридцать лет назад, он тогда пел песню «Осторожно, двери закрываются» и был бешено популярен. У подруги моей – умной, блестящей и головокружительно юной – был с ним роман, который с каждым днем меня все больше раздражал: уж очень далеко зашло дело. А начиналось все с невинных сверкающих поебушек – кто же кинет в них камень? – но вдруг запахло керосином, зачем-то он представил ее своей матери и называл невестой. О такой ли партии мечтал я для подруги? Это сейчас я изживаю последний остаточный снобизм, следы белка, а тогда брак с попсовиком, еще к тому же неуловимо скопческим, с лицом, как у аккуратной церковной старушки – нет, ни за что! Лучше смерть.
Но бог упас, все разрешилось мгновенно и бравурно. Подруга пришла в ночи и сообщила: «Ложусь я, значит, с ним в постель, и в самый ответственный момент черт меня дернул произнести: осторожно, ноги раздвигаются. Он стал белым, потом красным, потом синим и говорит: как ты безнравственна! как ты цинична!.. Ну, вот я и здесь», – завершила она свой рассказ и стала радостно, заливисто хохотать.