«Поэт в России больше, чем поэт» – сколько глупостей рождено от этой веры. Поэт в России такое же частное лицо, как слесарь или риэлтор. Вот сказал Норштейн что-то о Крыме, который, на его взгляд, правильно присоединили, и одни его чихвостят, а другие рвут на себе волосы. Какие страсти. С чего это? – сказал и сказал. А другой скажет иначе. О Крыме, как и на любую другую тему, можно думать по-разному: есть одно мнение, есть второе, третье и тридцать третье. В чем проблема? А все в том, что Норштейн – учитель и пророк, как же он мог так опростоволоситься. Да запросто. Норштейн – снял «Сказку сказок» и «Ежика в тумане». Это хорошие фильмы, даже очень хорошие, они достойны любых оваций, но это кино, а не универсальный ключ к мирозданию, которому, кстати, было бы странно аплодировать. Норштейн – кинорежиссер. Они водятся на киностудиях, а учителя и пророки водятся в Библии, за всеми ключами обращайтесь туда, всегда лучше ходить по адресу.
Не хочу писать про Украину, надоел срач в комментах, концентрированный бульон злобы, кипит и разливается со всех сторон. Зачем он мне? Но одну мысль запишу под замком, только для себя. Два года назад ее надо было озвучить. Сегодня двухлетний юбилей.
После того как 21 февраля 2014 года Янукович улетел в Харьков и стало понятно, что новой киевской власти ничто больше не помеха, победители должны были выйти на крыльцо и сказать: «Дорогой народ! Янукович морочил тебе голову, обещая отстоять русский язык, но не сделал этого. Он тебя обманул. Он принял половинчатый закон, который никому не нужен, а мы, европейская власть, дадим тебе закон настоящий – русский язык станет вторым государственным, полноценным и равноправным, как полноценны и равноправны все граждане Украины».
Скажи победители это, и ничего бы не было – ни Крымнаша, ни Донбасснаша. Одним заявлением, несколькими предложениями из-под них был бы выбит стул, и никакой хитрожопый Кремль его бы назад не задвинул. Но сказано было прямо противоположное: отменили даже ту половинчатость, что приключилась с языком при Януковиче, – вместо того чтобы протянуть Востоку руку, ее демонстративно убрали за спину: мира не ждите! Агрессии, которая поползла из Москвы, зеленый свет дал Киев.
Почему так произошло? Потому, что свобода приходит нагая, бросая на сердце цветы, а не доводы рассудка, толпа ликует, и политики вместе с ней. А они должны еще и думать – пусть не в тот же день, пусть на следующий. Но толпа, раздраженная такими думами, может родную власть с кашей съесть. Может съесть, а может и не съесть, это от съедаемых тоже зависит. В любом случае, политик должен – хоть иногда – идти наперекор своему Майдану, а не только семенить вслед за ним.
Умный политик не выпячивает, а скрывает торжество, не тычет в нос свое – это мешает сделать своим чужое. Нельзя двигаться в одном направлении безудержно и безоглядно: два, три шага вперед, один обязательно назад, так надежнее. И главное – не надо «давить гадину». Если речь о миллионах соотечественников, то задача эта, прежде всего, глупая: с проигравшими придется жить, а, значит, договариваться. И чем скорее, тем лучше. А самое лучшее – сразу уступить, чтобы никто не чувствовал себя побежденным.
В стране не должно быть побежденных, тут источник всех будущих бед. Слабый правитель пестует свою силу, он мстит врагам и этим их множит, слабый правитель любит воинственный вид, сильный – широту и миролюбие: так править легче. Это азы, букварь, элементарные истины, начальная политическая школа.
Взял из приюта двух молодых псов – одного немыслимо статного и грациозного, с лисьим пушистым хвостом, похожего на бордер-колли, второго – с хвостом-жгутом, совсем, мне кажется, дворового, о трех лапах. Оба пса потерялись, оба побывали под автомобилем, один остался инвалидом. Брать я собирался грациозного, но они со жгутом неразлучные друзья и за свою годовалую жизнь уже так много пережили, что травмировать их разлукой было бы жестоко. Так что обрастаю животными, как старческой гречкой, такая же возрастная метаморфоза, еще не худшая, согласитесь.
Френды мои, поздравляя с днем рождения Горбачева, рассказывают о своих встречах с Михаилом Сергеевичем, мне тут нечем похвастаться. Несколько раз после его отставки, в середине девяностых годов – я в ту пору еще ходил на приемы, – мы с ним оказывались в одном зале, но он был плотно окружен людьми, и прорваться к нему не было ни возможности, ни желания: про что можно говорить, о чем спрашивать в бессмысленных светских обстоятельствах? Ну разве что о здоровье.
А вот с Раисой Максимовной я, считайте, виделся. Это тоже было на каком-то вечере или в консерватории, или на премьере, помню мизансцену – гардероб, а в нем лицо, которое я отлично знаю, но никак не могу понять, кто это. И она тоже смотрит, и тоже уверена в нашем знакомстве, и тоже не понимает, кто я. Она глядит на меня, я гляжу на нее, это длится мгновение, считанные секунды, но они пролетели, и отворачиваться уже поздно. Поздно делать вид, что мы не заметили или не узнали друг друга, надо здороваться. И мы со всею пылкостью беремся за руки:
– Как вы? – Прекрасно! А вы? – Прекрасно! Я страшно рада, ну, еще увидимся сегодня! – Обязательно!
И, сердечно сказав друг другу эти дежурные пустые слова, мы расстаемся навсегда.
Про что была байка? Про то, что фальшивый светский ритуал никому не нужен? Ничего подобного, это одно из самых глупых заблуждений.
Светский ритуал вытягивает из нас человечность, на которую мы сами по себе уже не способны. «И, встретившись лицом с прохожим, ему бы в рожу наплевал, когда б желания того же в его глазах не прочитал». Нет, на плевок в рожу не остается никакого времени – надо улыбаться глазами, губами, ушами, ноздрями, всем существом сияя навстречу.
Великий восьмимартовский сюжет про Юдифь и Олоферна. Мужчина ждал, надеялся, шею вымыл, бегал к окну вглядываться в пустоту, устроил в честь дамы пир, ну и выпил лишнего, что тут такого, ведь он мирно уснул. А она пришла с кинжалом за пазухой и методично проделала свою работу, срезала спящему голову, как кочан капусты. Все-таки нет ничего мерзопакостнее героического патриотизма.
Караваджистка Артемизия Джентилески, лучшая, мне кажется, художница в истории искусств, очень любила этот кровавый гиньоль и не раз с бесстрашной нежностью его живописала. Левая картина, находящаяся в Каподимонте, создана ею в 1611 году, правая, висящая в Уффици, – десять лет спустя.
P. S. 8 марта 2017 года
Обе эти картины выставлены сейчас в Риме, в музее города, на огромной выставке кровожадной Артемизии, я как раз вчера там был, в канун 8 марта, которое здесь, кстати, празднуют, и еще как.
Лет семь назад мы с Татьяной Толстой оказались 8 марта во Флоренции, решили погулять в садах Боболи, где много красот и в это время неистово цветет камелия, туда вход по билетам, я пошел за ними в кассу. «Вы с кем?» – спросила меня кассирша. От изумления я молчал, не зная, что ответить. «Вы с мужчиной или с женщиной?» – добивала меня кассирша совсем наглым, непристойным, немыслимым вопросом. «Почему вы меня об этом спрашиваете?», – я стал заикаться от возмущения. «Потому, что для женщин сегодня билет бесплатный», – холодно ответила кассирша.
Девушек, которые отмечают 8 марта, поздравляю с 8 марта. Девушек, которые не отмечают 8 марта, поздравляю с чем-нибудь другим. И всем нам сообща желаю дожить до того, когда и на родине будут бесплатные билеты в этот день, да и в любой другой день тоже.
Наступившая Вербная суббота, иначе Лазарева Суббота, Лазарь из Вифании, Четверодневный, брат Марфы и Марии, которого Христос воскресил через четыре дня после смерти – «Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет». В русской культуре Лазарь, мне кажется, глубже и драматичнее всего получился у Кузмина в поэме «Лазарь», где новая чудесная жизнь неотделима от навсегда утраченной:
Взгляни с балкона прямо вниз:
Растет малютка-кипарис,
Все выше траурная крошка!
Но погоди еще немножко —
И станет сад как парадиз!..
Как золотится небосклон!
Какой далекий, тихий звон!
Ты, Вилли, заиграл на скрипке?
Кругом светло, кругом улыбки…
Что это? сон? знакомый сон?.. —
А брат стоит, преображен,
Как будто выше ростом он…
Не видит он, как друг хлопочет,
Вернуть сознанье Мицци хочет
И как желтеет небосклон…
Только еще у Ван Гога в его «Воскрешении Лазаря» небосклон преображенно золотится и безысходно желтеет разом.
36 Потом приходит с ними Иисус на место, называемое Гефсимания, и говорит ученикам: посидите тут, пока Я пойду, помолюсь там. 37 И, взяв с Собою Петра и обоих сыновей Зеведеевых, начал скорбеть и тосковать. 38 Тогда говорит им Иисус: душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте со Мною. 39 И, отойдя немного, пал на лице Свое, молился и говорил: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты. 40 И приходит к ученикам и находит их спящими, и говорит Петру: так ли не могли вы один час бодрствовать со Мною? 41 бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна. 42 Еще, отойдя в другой раз, молился, говоря: Отче Мой! если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить ее, да будет воля Твоя. 43 И, придя, находит их опять спящими, ибо у них глаза отяжелели.
«Тайная вечеря» Луки Джордано – одна из самых глубоких и на удивление мало известная. Хотя про немощную плоть и отяжелевшие глаза, про то, как трудно бодрствовать с Ним, никто лучше Джордано, по-моему, не сказал.
Анна Пармас опять сняла замечательный клип и опять на песню группы Ленинград.
До этого были «Экспонат», «Вип», «ЗОЖ», все три – шедевры. Новый клип и новая песня вообще про главное: в Питере – пить. Великая фонема, десятилетиями, веками освященное действие, питерские шлепа