Послышался свист, а за ним – голос Харриетт, переплетающей книгу у себя на рабочем столе:
– Не понимаю, как ты вообще терпишь это мерзкое создание. Честно говоря, я бы пустила его на мясо, сняв шкуру там же, где ты его подобрала.
Я едва не выпрыгнула из собственной кожи, случайно наткнувшись на тридцатидвухлетнюю негритянку Куини Джонсон, работавшую с нами.
– Этот мул доставляет одни неудобства, – проворчала Юла.
Обычно в знакомых местах Юния вела себя более сдержанно.
– Сейчас все исправлю, – пообещала я, извинившись шепотом перед Куини. Уже стоя в дверях, я заметила у нее рану и обеспокоенно спросила, что случилось.
– Обычный укус, – ответила она, подняв поврежденную руку, на которой были видны крошечные пятна крови. – Ничего серьезного. В Юнию будто бы вселился дьявол, когда она увидела пастора. Он ударил ее палкой, а она громко затопала, пытаясь укусить его, и даже разорвала почти весь рукав, – рассказывала Куини с прижатой ладонью ко рту, стараясь свести все к шутке.
Харриетт окинула Куини каменным взглядом:
– Пастор Фрейзер крестил обеих моих племянниц. Негоже верующему человеку страдать от всяких грязных животных, – она протянула последнее слово так, будто ударила нас обухом по голове.
Куини лишь поджала губы и замолчала, никак не реагируя на ее выпады:
– Пастор ударил ее еще три раза. Я хотела их разнять и успокоить Юнию, но она… В общем, твоя старушка опять налетела на него своими большими, уродливыми, желтыми зубами. Промахнулась и случайно укусила меня.
– Ой, Куини, – занервничала я.
– Она не хотела. По жалобным глазам было видно, что ей стыдно, – засмеялась Куини.
Я смотрела ей вслед. Через сетчатую дверь на другой стороне улицы показался Вестер Фрейзер. Он выходил из магазина Компании, таща палку по обожженной солнцем брусчатке и кидая исподлобья угрожающие взгляды. Меня охватил страх, который только усиливался с каждым шагом к выходу.
– Василек, возвращайся к работе, – сделала замечание Харриетт. Обернувшись, чтобы сказать «да, мэм», я увидела то, чего раньше не замечала, – ее пухлые руки, черпавшие холодную воду нашего ручья. Она была на крестинах вместе с пастором и его последователями, когда они топили малышей хозяйки Гудвин и мучили других страдальцев. Посмотрев на красное от гнева лицо Харриетт, а затем – на Фрейзера, я почувствовала недомогание. Жертва. Пастор наградил меня ехидной усмешкой, заставившей отвернуться от него и снова столкнуться с Куини.
– Смотрю, наша Пташка снова опоздала. Я заставлю ее прийти на следующей неделе и с маршрута снимать не буду. Пусть сначала пересчитает книги и разложит все по полкам, – проворчала Харриетт, обратившись к Юле.
– Ты в порядке, милая? Милая? – спросила Куини, положив руку мне на плечо.
– Да… в полном. Я обернулась и уже никого не видела. – Мне очень жаль, что она укусила тебя. Сильно болит? Давай помогу. – Я еще раз мельком взглянула на улицу. Никого. И выдохнув с облегчением, кивнула в сторону крохотной комнатки, предлагая ей сходить в новый дамский туалет, чтобы промыть рану и, возможно, умыться холодной водой, но тут перед нами встала Юла и ткнула пальцем на висящую у двери табличку «ТОЛЬКО ДЛЯ БЕЛЫХ».
Куини уставилась на кончики ее туфель. Прежде чем стать конным библиотекарем, она пять раз подавала заявление и всегда получала один и тот же ответ. Хотя я сама их видела и могу сказать, что они были лучше остальных. Каждый раз она идеально, без единой ошибки писала свое имя, возраст и предоставляла прочую необходимую информацию. И каждый раз ей отказывали.
Прошлым летом Куини пришла в Центр с просьбой дать ей еще одну анкету, но Харриетт отправила ее домой. На следующий месяц она вернулась – я тогда сортировала присланный материал – и демонстративно бросила письмо на стол Юлы со словами:
– Здесь говорится, что мне дали работу. В рамках Проекта по профессиональной подготовке женщин в Луисвилле, штат Кентукки.
Юла склонилась над столом и вслух прочитала приказ УОР, согласно которому Куини Джонсон необходимо предоставить библиотечный маршрут. Ближе к концу ее голос все сильнее стихал.
Лицо Юлы было белым, как свадебное платье. Она смяла письмо в руке, попросив Куини подождать снаружи. Харриетт посинела, рассыпала аккуратно уложенные пачки церковных брошюр и даже от злости швырнула две книжки, одна из которых попала мне в руку.
Наконец Куини пригласили внутрь и попросили прочитать вслух несколько страниц. Это было единственным требованием при приеме на работу. Обычно для таких целей выбирали сборник детских сказок. Куини пробежалась глазами по отрывку, достала из сумки словарь и прочитала две страницы намного лучше, чем кто-либо из нас.
Юла дала ей длинный и опасный маршрут. Хуже был только мой. Харриетт отказалась обучать Куини, а Юла передала ее в мои руки. Поначалу Куини с подозрением относилась ко мне, но уже к середине недели подобрела, скромно предложив половину печенья. Мы остановились у ручья, чтобы перекусить. Я поделилась с ней яблоком, а она рассказывала о своей семье. О муже Франклине, который, как и отец, погиб при взрыве в шахте. А мама умерла от лихорадки, поэтому у нее никого не осталось, кроме трех маленьких мальчиков и больной овдовевшей бабушки. Я же поведала ей секрет о том, как перехитрила Юлу, отправив заявку напрямую в город.
Мы болтали о книгах, ходили по маршрутам, навещали читателей и считали настоящим чудом, что стали конными библиотекарями, делая важную и уникальную книжную работу, как говорил глава УОР.
Юла разрезала воздух, тыча пальцем в табличку.
– Я лучше пойду, – сказала Куини. – Увидимся в среду, как обычно. – Она подошла к своему столу, чтобы забрать сумки.
Я уставилась на знак. Бесполезная трата краски и хорошего дерева для такой красивой уборной с проточной водой, установленной этой зимой, если учесть туалетные домики, разбросанные по всему городу. Да и в этих краях жило не так уж много «цветных» людей. Куини с детьми и бабушкой Уиллоу. Домработница доктора Алета, родившаяся в местечке под названием Ямайка. И мы с отцом. Всего восемь человек.
С осуждением смотря мне в лицо, Юла пригрозила пальцем. В этот раз под горячую руку попала уже я.
– Тебе можно войти, только если хочешь почистить туалет, вдова Фрейзер.
Я опустила глаза, зная свое место. Они боялись меня, поэтому презирали больше всех.
Сложно быть черной, но куда тяжелее иметь странный, уродливый оттенок кожи и быть последним «васильком» в своем роде. Люди типа Харриетт и Юлы только подливали масла в огонь, при первой же возможности напоминая, что их цвет кожи, впрочем, как и любой другой, намного лучше моего. Я была своего рода проклятием, свалившимся на их голову и на все человечество в целом. Поэтому приходилось тихо стоять в углу, причем в том, куда они меня сами поставят. В самом темном. И в постоянном одиночестве.
– Ты знаешь правила. «Васильки» и черные ходят в туалет на улицу, – нервничала Юла, кивая головой и бросая взгляд в пространство между Куини и мной. – Мы не можем позволить тебе пользоваться рабочей уборной. Не хотелось бы довести до… В общем, мы просто не можем!
Харриетт выпрыгнула со своего кресла, упавшего на спинку.
– О боже! – в ужасе закричала она, прижав толстый палец ко рту с бородавкой. – Они могут быть заразными. Иди лучше к колодцу. И забери свою грязную бестию, пока я не подстрелила ее.
По глазам было видно, что она не шутила и с удовольствием припасла бы пулю и для меня. Я побежала собирать вещи, распахнув дверь перед растерявшейся Пташкой.
Глава 9
В следующий понедельник я пришла к Ангелине, но ее не оказалось дома. Мне не хотелось беспокоить мистера Моффита, и я прождала во дворе минимум двадцать минут, прежде чем она вернулась с охоты.
Юния неспешно шла по дороге.
– Тише, – успокаивала я мула, когда он замер на том месте, где мы в последний раз видели Фрейзера. По шее пробежал холод.
– Вперед! – крикнула я, успокоившись спустя пару минут. Но Юния упрямо не двигалась с места, заставив меня в отчаянии слезть и прошерстить глазами весь лес, ведя ее за поводья по другой, более длинной дороге, на которую ушло лишнее время. Когда я вернулась в седло, она ускорилась, навострив уши: так точно никто не проскользнет мимо. Прищурившись, я наклонилась ближе к ее голове, чтобы тоже следить за обстановкой.
Мы посетили еще три скромных хижинки, оставив материалы на крыльце. У меня не было книги для мистера Лаветта, поэтому я проехала мимо, направившись к другим читателям.
В пропитанном пылью дворе, прижавшись к высокой одноэтажной школе из каштанового дерева, стояли перекошенный курятник и крохотный сарайчик для коз. Просветы между бревнами были замазаны грязью и травой. Из трубы клубами валил дым, который, обволакивая черную дранку, поднимался вверх по крутому холму, поросшему лесом. Дверь закрыта, на улице ни души. Юния по-командирски рявкнула козе, и тут же с насеста соскочили две курицы, закудахтав в ответ.
Из узких окон школы стали выглядывать маленькие лица. Послышался топот ножек и детский хохот. Наконец открылась дверь.
В проеме стояла тридцатишестилетняя учительница Винни Паркер в окружении восьми неряшливых сорванцов. От удивления она хлопнула в ладоши.
– Кюсси Мэри, вы приехали! – воскликнула Винни, пока я слезала с мула. Она взяла поводья и передала их одному из учеников постарше. – Пойдем со мной, мисс Юния, – сказала девочка и повела мула к стойке.
– Книжная дама здесь! – кричали на радостях ученики.
– Здесь! Здесь! – подхватил тот, что помладше.
– Мисс книжная дама, у меня для вас подарок! – протянув клочок бумаги, обратилась ко мне одна маленькая девочка, у которой недавно выпал молочный зуб. – Мама просила передать эту выкройку для вашего альбома.
Я взяла листок, на котором было изображено покрывало из лоскутов ткани с узелковой бахромой.
– Очень красиво. Уверена, многим оно понравится. Передай маме спасибо от меня, – поблагодарила я ребенка, еще раз изучив выкройку перед тем, как убрать ее в карман. Девочка покраснела, и, сделав маленький реверанс, спряталась за учительницей и другими учениками.