Я с облегчением вздохнула, увидев рядом с отцом ружье, лежащее в грязи.
– Юния! – Я опустила фонарь и побежала к ней с протянутыми руками. Но мул готовился к схватке, качая большой головой и вскапывая землю. – Тише! Назад! Нельзя! Спокойно, девочка. – Я отошла в сторону, пытаясь заблокировать проход, и осторожно прикоснулась к ней. Она вся дрожала.
– Тише. Все хорошо. – Я гладила ее и чесала, нежно проводя пальцами по лопатке и серой морде. От усталости она положила шею мне на плечо. Стало интересно, кто вызвал такую ярость?
Он лежал в той же позе, будто восстал из могилы. От испуга наружу вырвался крик.
– Его «мотору» пришел конец?
– Уведи мула в сарай. Быстро! – приказал Па, сняв каску, чтобы осветить фонарем тело. – Бегом!
Юния вздрогнула и пронзительно заржала, заглушая все остальные звуки. Я взяла веревку из сарая, обмотала шею мула, и, сделав натяжку, протащила его внутрь по грязи и треснувшей деревянной дверце, которую он выбил копытами. Там же валялось крепление.
Я вернула на место дверцу, и, не обнаружив замка, обмотала ее куском веревки. Побежала к отцу и села на колени рядом с ним и Вестером Фрейзером.
– Он жив? – шептала я, мечтая об отрицательном ответе, с одной стороны, и боясь услышать «да» с другой. Лицо пастора было залито запекшейся кровью, на лбу образовался кратер в виде уродливой раны. Нижняя челюсть опущена, нос оттопырен в сторону, из него текла кровь.
– Вроде живой, – ответил Па. – Но самое тяжелое впереди, если он придет в сознание.
Я заметила кольцо из угольной сажи вокруг носа отца, но его одежда лишь слегка запылилась, хотя обычно она была вся в грязи.
– Ты сегодня слишком рано. Что-то случилось?
– Шахту закрыли. Одна секция обрушилась, и инспектор отправил нас домой.
– Что здесь произошло? – Я смотрела на ружье, лежащее перед его коленями.
И когда увидела в грязи блестящий предмет, мое облегчение сдуло неистовой яростью. Рядом с телом Вестера Фрейзера лежал длинный охотничий нож и потухший фонарь.
Я схватила свой фонарь и побежала в сарай. Под тусклым мерцающим светом стала на ощупь осматривать каждый сантиметр шкуры мула. Приподняла фитиль. Огонь сильнее разгорелся, и я снова принялась за Юнию.
– Обычная царапина, из которой пошла кровь, но больше ничего серьезного, – крикнула я отцу и, вернувшись, села на корточки. – Что будем делать?
– Помогать ближнему своему. Мы же набожные люди, – спокойно ответил отец, хотя я знала, что он скорее говорил об осторожности, переживая за последствия, которые могут настигнуть нас, если в этих землях найдут белого человека, израненного или, еще хуже, мертвого. Подобно всем «василькам», я с детства училась быть внимательной, чтобы в нужный момент залечь в убежище или спрятаться за кустами.
– Он выслеживал меня… – Легким не хватало кислорода. – Ходил всюду по пятам. – Мысль о новой попытке напасть на меня, причем так скоро, холодной дрожью пробежала по всему телу.
Па внимательно смотрел на меня, в его слабых глазах чувствовалось недоверие. Он проглотил, как мне показалось, ругательство и молча ударил кулаком по ноге.
Видимо, вспомнил мое брачное ложе. Он ничего не говорил, но в этом взгляде все читалось без слов.
– Тогда Вестер не тронул меня. – Я положила руку на его. – Только Юния пострадала, но все-таки прогнала пастора. Она спасла нас.
Па окинул взором мула. Изумление и восторг возобладали над прочими чувствами.
– Я только собирался починить дверцу… Хорошо, что не успел. Она учуяла опасность и выбежала из сарая, чтобы остановить его.
– Что бы мы ни делали, он не отступит, пока не разделается со мной.
– Это правда, но сейчас его нужно спасти, иначе быть беде. Если пастор умрет, люди возьмутся за веревки, и тогда…
– Интересно, куда делась его лошадь? – Я стала осматриваться, прислушиваясь к малейшему ржанию.
– Скорее всего, удрала далеко в горы от звука выстрела.
Фрейзер приходил в себя: он откашлялся, что-то простонал и стал дрожать. От тела все сильнее исходил запах крови и страха. Полностью открыв глаза, он увидел меня с отцом, свисающим над ним, и тут же закрыл лицо обеими руками.
– Давай отведем его внутрь, – предложил отец.
Я смотрела на него с недоумением.
– Живо! – со всей серьезностью приказал он.
– Хорошо. – Пришлось уступить. Мы взяли пастора за руки и ноги и, войдя внутрь, положили его на убранную кровать отца с чистым постельным бельем. Вся работа пошла насмарку.
– Не хватало нам еще одного мертвого Фрейзера. Возьми мула и поезжай в город за доктором.
Глава 14
– У него переломаны все кости, – заключил Док, и, складывая стетоскоп в медицинский саквояж, повернулся к нам. – Этот мул очень опасен.
Поморщившись, он отодвинул грубую муслиновую простыню, еще раз внимательно посмотрел на серое лицо пастора и снова накрыл его тканью.
Юния выплеснула всю свою ярость на Вестера Фрейзера, раздавив грудную клетку и внутренности, но это уже было известно до отъезда, а вот что действительно удивило по возвращении домой – так это полупустой кувшин с травами, стоящий рядом с чайником. Пустая кружка лежала на стуле неподалеку от кровати. Меня охватила тревога от одной только мысли о том, сколько порций настойки пришлось выпить усопшему.
– Пастор выслеживал мою дочь и угрожал расправиться с ней, – оправдывался Па перед Доком.
Тот, взглянув на отца, потом на меня и снова на отца, многозначительно кивнул, понимая всю серьезность намерений Вестера. Доктор заметил кувшин и взял в руки пустую чашку.
– Он пришел и… – Рассказ отца прервал кашель. – И я дал ему немного наперстянки, чтобы остановить кровотечение до твоего приезда. Не больше, чем сам принимаю от головной боли.
Сначала я заламывала руки, потом решила спрятать их в подол, чувствуя, как к ним подступает синяя краска.
– Его сильно потрепал мул, – продолжал отец.
– Лучше застрели этого бешеного зверя, пока это не сделали городские, – посоветовал Док, швырнув кружку на стул. – Сейчас же! – И защелкнул сумку.
– Нет! Юния пыталась защитить меня, и у нее получилось, – вмешалась я, вскочив со стула.
Док возразил, подняв руку.
– Это не имеет значения. Сейчас мы имеем двух мертвых Фрейзеров, и оба скончались по вине синих Картеров. Это добром не кончится, какие бы ни были оправдания. – Он почесал бакенбарды, протер глаза и презрительно взглянул на меня. – Сначала Чарли, теперь Вестер.
Я опустила глаза, ужасные воспоминания об отказавшем «моторе» умершего мужа наполняли нашу тесную хижину.
– Он напал на нас. На моей земле, – добавил отец.
– Он умер, Элайджа. Белый мужчина в доме цветных. Твое жилище сожгут. А тебя повесят, помяни мое слово, – предупреждал Док.
– В доме «васильков», – одернул его Па.
– Им плевать на любой цвет, кроме белого. А синего они особенно боятся.
– Па, – я вцепилась в его руку. – Расскажем шерифу, как меня подстерегали на книжном маршруте. Он, как представитель закона, обещал защищать нас, библиотекарей.
– Он родня Фрейзеру. – Отец попробовал стереть нервозность с лица своей шершавой рукой. – Да у него полгорода родственников, и дальних, и близких. – Отчаяние истощало его изнутри.
Док задумался, покачав головой.
– У них все уже давно схвачено. Это же один из крупнейших кланов нашей округи. Там состоят отъявленные мерзавцы, но встречаются и вполне приличные люди. Например, шериф – человек слова, всегда хорошо одевается и относится к своему делу со всей серьезностью. – Лицо доктора сморщилось, будто он вспомнил что-то неприятное. – Порой даже перегибает палку. Но в данном случае у нас два трупа.
– Пастор атаковал меня, – едва шептала я. – Шериф должен знать, как он пытался надругаться…
Отец схватил меня за руку и, вложив в нее тихое «тс», лишь усилил хватку. В этих холодных прикосновениях чувствовалось предостережение.
Я проглотила обиду и опустила подбородок. А все дело в том, что женщину, лишенную чести, всячески порицали, травили и даже увольняли с работы. Так было с начальницей почтового отделения Грейси Бэнкс, которая заявила во всеуслышание о том, что ее изнасиловали в прошлом году. Подобный случай никак нельзя назвать единичным. Лишь за редким исключением свершалось правосудие и только при том условии, что родственник потерпевшей наказывал обидчика по-своему, не предавая дело общественной огласке. Даже женщины молча держались в стороне, смотря с укором на опозоренных девушек с подмоченной репутацией в надежде, что это мужское пятно на биографии они уже не смоют до конца своих дней. Уже не первый год мне встречались в городе эти страдалицы, волочащие непосильный груз необратимых последствий. Это видно по их обвисшим векам. Помню, как мама говорила папе, думая, что я не слушаю: «Женское молчание позволяет этим подлым безбожникам свободно разгуливать по улицам Беспокойного ручья, нагло козырять шляпой и демонстративно гладить себя по паху при встрече со своими же жертвами».
– Но он вел на меня охоту, – говорила я тихим, увядающим голосом.
– На моей земле. – Отец бросил руку, ткнув пальцем в сторону окна. – На земле Картеров.
Озадаченный Док сделал глубокий вдох.
– Людям свойственно думать о самом худшем. В такие моменты любая причуда, у которой нет ни названия, ни грамотного объяснения, – он уставился на нас, – вызывает у них страх и вынуждает даже праведного человека творить зло в этих темных старинных землях, накрытых куполом беспросветного неба.
Меня охватил ужас, и я посмотрела на покрасневшие щеки отца.
Доктор сел за стол, стуча пальцами по изрезанному ножом дереву, и несколько раз мельком взглянул на меня. – У нас проблема, Элайджа, – сказал он настороженным голосом, пытаясь забить чувство тревоги в деревянные щели. – Проблема, которую надо как-то решить. Замять дело не получится.
– Дочка, принеси нам выпить, – попросил отец, внимательно смотря на собеседника. – Доктору нужно утолить жажду.