– Комфортная лошадь на колесах, которая отвезет нас в город и вернет обратно в целости и сохранности, – спокойным тоном уверял он, будто это плевое дело.
– Когда мы приедем домой? – беспокоилась я, думая о домашних делах на сегодня, а еще сильнее меня интересовали планы доктора.
– После полудня. – Он махнул рукой, приглашая внутрь.
Я осторожно села на роскошное сиденье из шелковистой ткани с глянцевой отделкой, мельком поглядывая на рычаги с педалями на полу и большой руль, прикрепленный к толстой балке слева.
В кулак с такой силой вжался влажный платок, что его держать становилось невыносимо больно.
Проверяя прочность, я дважды топнула по странному полу, которого, казалось, вовсе не было под ногами, а затем принялась рассматривать обшивку цвета грецкого ореха и необычные металлические кнопки на панели у руля.
В машину сел Док, и его руки лихорадочно стали хватать, двигать, тянуть и толкать рычаги и прочие механизмы. Послышался гул – знак того, что мотор завелся. Я вжалась в сиденье. Спустя несколько секунд наша железная повозка подалась вперед, и мы выехали на ухабистую проселочную дорогу, подпрыгивая на каждой кочке.
Большое впечатление производила скорость, громкий двигатель и огромные колеса, которые цеплялись за грязь и мелкие камни. Ни одна лошадь в мире не способна была ехать одновременно гладко и быстро.
Как ни странно, шум мотора и гул колес только успокаивали. Из окна виднелась широкая проселочная дорога, обвивающая фермерские угодья, огражденные забором из сложенных камней. Спустя час от однообразия звуков, проносящихся мимо пейзажей и пригревающего солнца, глаза стали слипаться, и я уснула. Почти через три часа доктор нежно позвал меня по имени, пробуждая от дремы.
– Почти приехали, Василек.
Я увидела несколько машин, проезжающих мимо нас, а за ними стоял занавес из высоких сооружений. Было настоящим чудом, что Лексингтон находился всего в сотне миль от дома, ведь такому роскошному городу, где жизнь била ключом, самое место далеко за океаном. Всюду ходили красиво разодетые люди, в перчатках и милых шляпках, над ними возвышались величественные здания, а от дорог доносился рев машин. На перекрестке водители кричали на пешеходов, мальчики размахивали газетами, в то время как остальная масса людей обивала свои стильные каблуки о залитые асфальтом улицы, обходя остановившиеся автомобили.
Я прикоснулась к воротнику поношенного клеенчатого плаща отца, отряхнула складки домашнего платья, взглянула на неотполированные ботинки на шнурках.
Док остановился, чтобы люди могли перейти дорогу. Некоторые взяли газеты у мальчика, и в тот момент меня удивило то, с какой легкостью они могут узнать новости, практически в любой момент.
И снова изумленная скоротечной жизнью я прижалась лицом к окну, наблюдая за тем, как люди торопливо шли по тротуарам, забегая в крупные и мелкие магазины, коих насчитывалось не мало, и выходили из других ничем не примечательных зданий.
О такой жизни можно было только прочитать в литературе. Мои голодные до новых впечатлений руки нервно бегали по стеклу, пытаясь прикоснуться к историям из этих книг.
– Ты на верном пути. Найди внизу ручку и поверни ее. Тогда опустится стекло.
Ушло много сил и времени, но мне все-таки удалось приспустить стеклянный занавес, и ноздри тут же вдохнули запах масла, бензина, асфальта и прочие неизвестные городские ароматы, благодаря которым чувствовался особый дух, присущий этому месту, а аккомпанементом всему этому служило необычное жужжание – самый настоящий городской гимн.
От копоти, масла, дыма и мелких камушков у меня защипало в носу и стали слезиться глаза.
Мимо нас промчалась машина и громко посигналила. Стало немного страшно. Другой водитель прогудел ей в ответ, затем подхватил третий, четвертый и так далее. Отовсюду слышались крики, звуки отбойных молотков, музыка и громкие приветствия.
– Так много звуков. Как вообще люди это терпят? – интересовалась я с прижатыми к ушам ладонями, поворачивая голову к источникам шума.
Док засмеялся, прибавил скорость и через некоторое время свернул на тихую усаженную деревьями улочку, ведущую к больнице святого Иосифа Обручника. Широкое краснокирпичное здание в пять этажей тянулось вверх к полуденному небу.
Доктор заглушил мотор, вышел из машины и, вальяжно подойдя к пассажирскому месту, открыл мне дверь. От удивления я, разинув рот, смотрела на это огромное сооружение, подъезд которого был обильно забетонирован и украшен высокими колоннами. Сверху висел длинный металлический балкон. О подобных роскошных местах можно было узнать только из журналов.
– Пойдем, – зазывал внутрь Док. Он достал с заднего сиденья медицинский саквояж и проводил меня по широким ступенькам к громадным деревянным дверям.
Внутри нас встретила женщина в темном платье и странной белой шляпке. Док назвал ее сестрой и, наклонившись, обратился ко мне:
– Здесь нечего бояться, Василек. Это католическая больница. Лучшая во всем городе. А эта девушка – монашка.
Меня больше интересовало шикарное фойе, необъятные просторы помещения и массивная мебель, разбросанная по всему вычищенному до блеска коридору. Это больше походило на бетонный лес с множеством тропинок и мраморных катакомб.
Я ощутила на себе взгляд монахини и, повернувшись, заметила, как она внимательно рассматривает меня через очки. Мне захотелось ответить ей тем же. Еще не доводилось встречать таких людей в Беспокойном ручье или его окрестностях, но о доброте священнослужителей писали в журналах «Ридерз Дайджест» и «Нэшнл Джиографик».
– Добрый день, сестра. Мы сами справимся, – поздоровался Док, затем взял меня за руку и повел к пустому белому извилистому коридору, ведущему к другим таким же переходам, которые освещали электрические лампочки. Несколько раз я останавливалась, выпучив глаза на это светящееся чудо, прислушиваясь к его жужжанию. В такие моменты доктор торопился, подталкивая меня вперед.
Он остановился, чтобы открыть огромную железную дверь и пройти по лестнице к другому входу, за которым скрывался очередной бесконечный коридор. Наконец мы оказались у большой арки. Для заблудившихся посетителей на уровне глаз специально висела металлическая вывеска: ТОЛЬКО ДЛЯ ЧЕРНЫХ.
Мимо нас промчалась негритянка с капризным ребенком, вслед за ней шла монашка с младенцем. Маленький мальчик выглянул из-за угла и тут же исчез.
– Вот и пришли, – сказал немного запыхавшийся Док. Справа от нас я заметила дверь с табличкой: ВРАЧ.
Сердце забилось сильнее, стало труднее дышать, будто на шею накинули хомут.
Док втолкнул меня в эту комнату и закрыл за собой дверь. Я задела длинный железный стол с перилами. Зеленые стены были пропитаны запахом белизны и других неизвестных мне жидкостей. На небольших серебряных подносах лежали медицинские инструменты: острые ножи, пузырьки, бинты, шарики и лоскуты ткани для перевязки. В углу стояла маленькая раковина, а на ней лежала стеклянная миска с пиявками, накрытая марлей. Я узнала ланцет. В моих краях его часто использовали. По соседству с ним было приспособление для кровопускания и грушевидные стеклянные сосуды.
Док, обогнув рукой мое тело, достал из ящика под раковиной какой-то мягкий сверток из хлопка и раскрыл его, встряхнув несколько раз.
– Для проведения осмотра нужно снять с себя всю одежду и переодеться вот в это.
Я прижала руку к груди, покачав головой: никак не хотелось расставаться с плащом и уж тем более с нижним бельем.
Док нахмурился.
– У нас мало времени. Я дам тебе таблетку. – Он открыл железный шкафчик со стеклянными дверцами и достал оттуда пузырек с дребезжащими пилюлями внутри. – Выпей. Это избавит от истерики. Сейчас принесу воды. – Положил в ладонь крохотный шарик и пошел к раковине. Из крана свободно потекла вода.
Послышался стук в дверь, испугавший меня. Внутрь вошел чернокожий мужчина в белом халате.
– Доктор Рэндел Милз, – прощебетал Док. – Рад встрече. Проходите-проходите. Это Кюсси Фрейзер из семейства Синих Картеров. Я вам рассказывал о них. Ее называют Васильком.
Доктор Милз приблизился ко мне, склонив голову. Наши лица разделяло всего несколько миллиметров.
– Настоящая синяя женщина, – заключил он, обходя меня по кругу. Его глаза не пропустили ни одной морщинки на моем теле. – Вы уже проверили сердце и легкие?
– Сегодня оставлю заявку, – ответил Док довольным голосом.
– Поразительный цвет, – добавил Милз, прикоснувшись к моей щеке.
Я отдернула голову и отвернулась.
– Действительно, – промурчал Док и похлопал по плечу Милза. – Рэндел, мы можем поговорить снаружи? Василек, поторапливайся. Прими таблетку, сними свою одежду и надень эту.
Мужчины вышли из комнаты, тихо закрыв за собой дверь.
Я встряхнула легкий, как пушинка, потрепанный халат и заметила длинную прорезь на нем. Интересно, это перед или зад? Покачав головой, свернула его в комок и положила на стол вместе с таблеткой.
Спустя несколько минут появился Док.
– Он весь в дырках, – указала я пальцем на халат.
Озадаченный доктор помотал головой и снова оставил меня наедине.
Прошло еще несколько мучительных минут, прежде чем он распахнул дверь и вошел внутрь с двумя плечистыми женщинами в монашеском одеянии.
Монахини замерли на месте, уставившись на меня выпученными глазами.
– Сестры, быстро разденьте ее и вколите два кубика нембутала, – вмешался Док и мигом ушел.
В знак протеста я попыталась выдавить из сдавленной страхом глотки хоть какой-то звук и выйти вместе с доктором.
Но одна из монахинь дернула меня за плащ и сняла верхнюю одежду вместе с капором. Другая тем временем подошла к аптечному шкафчику и взяла из него огромный пузырек.
Затем они вместе перегородили мне дорогу, заставив прижаться к стене. Я лягалась, размахивала руками, кричала, ругалась, и в этот момент медсестра покрупнее уложила меня на пол, придавив толстой шишковатой коленкой спину. Другая сняла юбку и нижнее белье.