Из уборной вышла помощница инспектора.
– Кхе-кхе… А вот еще одна красавица, – шикнула Пташка.
Нога Харриетт слишком сблизилась с моей. Подобная близость вызывала только дискомфорт.
– Свинья с помадой все еще остается вонючей свиньей, – выпалила она, едва не плюнув мне в лицо, и направилась к своему столу. В воздухе еще долго висело ее шипение.
Ее покрасневшие глаза сверлили меня с ног до головы. А я лишь задрала нос и, отвернувшись, гордо промолчала, не опускаясь до ее уровня.
Глава 30
Выдалось отличное июньское утро: пришла зарплата, и кожа снова побелела. Выехав из города, я остановилась на привал у ручья и отправила Юнию на водопой, а сама села отдыхать, предвкушая грядущий понедельник, суливший встречу с мистером Лаветтом, книжные разговоры и новость о своем «выздоровлении».
Спустя некоторое время я отправилась за литературой, мечтая поскорей увидеть новые поступления. Вскоре начали сказываться последствия ухода Куини, скандала в Центре, истерики Харриетт и Юлы, больно отдавая в висках и по всему лбу.
Я прижала платок к лицу и попробовала охладить струей воздуха взмокшую шею. По ухабистой тропе в сторону города шла семья. Мужчина тащил тележку с посудой, а женщина с ребенком несла корзины. Спустя несколько минут послышалось громкое ржание.
Я натянула поводья направо, чтобы уступить дорогу наезднику.
Мул остановился и, увидев его, навострил уши.
Навстречу скакал Джексон Лаветт на большом рыжаке. Юния дважды тяжело выдохнула, предупредив их держаться подальше. Приблизившись к нам, он остановился.
– Кюсси Мэри, как неожиданно. Здравствуйте. Я направляюсь в город на встречу с лесниками. – Со рта испарилась улыбка. Лоб сморщился. Во взгляде читалось беспокойство. Он подался вперед, уставившись на мое лицо.
Из онемевшей челюсти едва вылетело приветствие, а после кожа тут же залилась красной краской. Перед глазами встала пелена, и я упала. Да-да! Рухнула.
Тут же подбежал Джексон, склонившись надо мной. Его руки гладили мои. Не знаю, была ли это смерть или обычный обморок, но губы расплылись в нежной улыбке от его теплых прикосновений. Такого мне еще не доводилось испытывать.
– Кюсси Мэри. – Он дважды сжал мою руку и слегка коснулся плеча. Выпрямившись, я села на землю и стала осматриваться. Все было как во сне. – Вы, часом, не заболели? – Я моргнула несколько раз и взглянула в его широко открытые темные глаза. – Поговорите со мной. Вы не ушиблись?
– Все… в порядке. Это лекарство. – Пришлось растереть щеки, чтобы избавиться от головокружения.
– Лекарство?
Я встала на колени и сделала несколько вздохов. Джексон помог подняться на ноги. Юния тихо заржала, уставившись на нас.
– Док… придумал, как вылечить меня. – Я укладывала волосы и отряхивала запылившиеся юбки. Было ужасно стыдно за произошедшее.
– Ценой обмороков?
– Нет, обычно случаются приступы тошноты и головные боли. Это первый раз… А к концу дня «чары» спадают, и кожа снова синеет.
– Вот как? Так это временно?
– Да, – ответила я с грустью и посмотрела ему в глаза, ожидая найти в них отголоски разочарования. Хотелось навсегда остаться для него белой, но сомнения лишь усиливались. – Это… временный эффект.
– Вы могли свернуть шею. – Джексон покачал головой, задумавшись. – Порой лекарства хуже болезни, которую они призваны вылечить. Вам обязательно их принимать?
– Ну… – тут вмешалась икота. – Док сказал, что я могу остановиться в любой момент, если реакция организма выйдет из-под контроля.
Чувство стыда медленно окутывало уши, постепенно подбираясь к лицу. Я сделала это из корыстных целей. А гордыня – один из смертных грехов Всевышнего. Теперь Джексон считает меня самовлюбленной дурочкой.
– Нет ничего плохого в синем цвете, – уверял он. – И во всем том, что дарует нам Господь в этом мире. – Конечно, он не мог знать о той непосильной ноше, которую несла я, будучи «васильком»: о травле, ненависти и последствиях несчастного брака. Как отец посмел назвать меня самодовольной? Теперь и Джексон туда же. – Ничего плохого…
Я отступила, махнув дрожащей рукой.
– Нет, Джексон Лаветт, вы не правы. Нет ничего плохого для вашего цвета кожи и в вашем мире, который принимает только белых людей.
Он вздрогнул. Глаза наполнились болью, грустью и, возможно, даже сожалением, но что именно таилось в них, не было времени выяснять, да и не хотелось. Сунув ногу в стремя, я взялась за поводья и села в седло. И спустя мгновение мы умчались вдаль.
– Боже мой, что со мной стало? В кого превратилась? Настоящее ничтожество. Маме было бы стыдно за меня, – причитала я, прижавшись лицом к шкуре мула, чтобы хоть как-то скрыть свой стыд.
Мысли о родителях, тяжелой участи моего народа и божьей «благодати» только подливали масла в огонь.
Глава 31
Второй жаркий июльский день отнимал все силы, заставляя делать больше привалов по дороге на вершину Крученой горы. Каждый раз все сильнее ощущалась слабость и болезненное состояние. Уже девять дней я принимала таблетки Дока, но самочувствие не улучшалось. Меня все так же мучала жажда, особенно по утрам. Казалось, будто лекарство только отнимало здоровье. Причем с такой стремительной силой, что я решила оставлять книги на крыльце и никак не контактировать с читателями. Сегодня хотелось оставить хоть немного еды в желудке, но она упрямо подступала к горлу, просясь наружу.
Юния обеспокоенно смотрела на меня большими глазами и даже ткнула носом в спину во время очередной вынужденной остановки. В висках стучало, кожа, будто горела. Даже заболело горло, уставшее выплевывать непереваренную пищу. В таком состоянии я добралась до пожарной башни Роди.
При виде меня он, перегнувшись через перила, замахал рукой и исчез внутри.
Я привязала Юнию и, покопавшись во вьюке, достала журнал и брошюру в честь празднования Дня независимости. В Центре лежала целая пачка этих буклетов. Их принесли продавцы из магазина Компании. Только бы сегодня было чисто на горизонте. В глубине души мне, с одной стороны, не хотелось взбираться наверх по крутой лестнице, но с другой – преобладало неутолимое желание угодить каждому читателю и оставлять книги там, где он пожелает.
Прождав несколько минут внизу, я так и не услышала ни звука шагов, ни его голоса. Пришлось самой преодолевать металлическое препятствие под собственное ворчание и уязвленное чувство гордости. Сверху открылась дверца люка и вниз упала лестница. Тяжело дыша, я схватилась за перила и сделала перерыв. Даже прикрыла рукой рот, чтобы не закричать.
Увидев меня, Роди тут же ринулся ко мне, оставив позади девушку, идущую за ним по пятам.
– Книжная дама. Мисс Василек. Что случилось? – вскрикнул он, спрыгнув со ступенек на платформу со старой книжкой в руках. Загремевший пол вибрировал под подкосившимися ногами, больно отдавая в голову.
Судя по внешнему виду, с ним случилось что-то серьезное. Лицо все в синяках, по цвету похожих на содержимое моего ночного горшка, который я выливаю каждое утро, приняв очередную порцию метилена.
– Вот, присядьте. – Он указал на ступеньку. – Вы такая белая, как туман после сильного ливня.
Сколько раз я завидовала таким комплиментам! И как отчаянно желала услышать их в свой адрес. Сколько в них гордости! Я могла запросто остановить это сумасшествие, выбросив лекарство, но ради таких моментов можно было стерпеть практически все.
– Погода виновата.
Из-за его плеча показалась девушка. Худая, как тростинка, с большими карими глазами. На рту была ссадина, под распухшим глазом – синяк.
Но парень выглядел заметно хуже: нос загнулся крючком, рука обмякла и висела на подвязке, во рту не хватало переднего зуба, а часть левого уха будто кто-то отрезал.
– Что произошло? Ничего не болит? Пришлось тебе помучиться. Садись рядом. – Я подвинулась в сторону.
– Не переживайте, мэм. Сейчас принесу вам что-нибудь.
– Я в порядке. Нет повода для беспокойства. – Мне хотелось поскорей избавиться от лишней суеты, но он уже убежал внутрь, громко шагая вверх по ступенькам. И мы остались наедине с девушкой, нервно переминающейся с ноги на ногу.
– Какой заботливый и умный муж. Когда-нибудь он и меня научит читать.
Я могла только кивнуть головой, на большее не хватало сил.
– Папа предложил нам жить вместе с ним, но эта крошечная комнатка в небе намного больше нашей хижины. Пришлось ответить отказом. Ему хотелось воспитывать будущих детей именно здесь, по примеру своих родителей. Скоро он станет диспетчером, а потом и рейнджером. Будет защищать лес. Он очень умен, – с гордостью говорила Рут.
– Так и есть. Тебе понравится это место.
– Я так счастлива с ним. Хотя вредные братья вместе с отцом не раз пороли меня, но Роди поклялся не распускать руки.
По лестнице спустился будущий муж и дал мне кружку воды с желтокорнем.
В перерыве между глотками я промурчала «спасибо» и под наблюдением молодой пары принялась есть растение. Через минуту самочувствие заметно улучшилось. Поднявшись, я снова поблагодарила его, положила чашку на перила и убрала в карман остатки еды. Мы обменялись материалами. Вместо старой газеты он получил «Американские леса» и брошюру.
– Прямиком из Лексингтона.
– Ого! Мисс Василек, какой прекрасный журнал! То что нужно! Вот взгляни, Рут, – он показал ей брошюру с рекламой Дня независимости и притянул к себе девушку. – Я тебе рассказывал о нем. Прошу прощения, мэм. Совсем забыл о манерах. Это Рут Коул, моя невеста. Это книжная дама, но можешь называть ее Васильком, хотя сегодня на стрекозу она явно не похожа.
– Рада встрече.
– Мы уже познакомились. Взаимно. – Откланявшись в реверансе, она опустила взгляд на свои босые ноги.
– Вы не могли бы в следующий раз привезти женский журнал или библиотечный альбом? Хочу научить ее читать. – Просиял Роди.
– Будет сделано.
– Рут, поднимись, пожалуйста, в башню. Надвигается сильная жара. Нужно смотреть на карту. А я провожу гостью.