Маленький мальчик, стоя на коленях в углу, опорожнялся сквозь небольшую дырочку в стене. Рядом с ним у «толстобрюшки» лежал младенец и жевал соломинку.
– Генри, – с большим трудом окликнула мама сынишку и поковыляла на другой конец хижины, ведя меня к обшарпанному поддону, на котором он лежал, свернувшись калачиком.
– Книжная дама… – Мальчик попытался улыбнуться и подняться, но к горлу подступил кашель.
– Генри, посмотри, что у меня есть. – Прошептала я, с трудом сдерживая слезы, и показала книгу.
Но его сил не хватало даже взять ее в руки.
– «Питер Пэн и Венди», – промурчал он, не отрывая глаз от обложки.
– Все верно. Красивая сказка мистера Барри.
– И… самая лучшая, мэм. – Он попытался приподняться, оперевшись на локти, но повалился на пол.
Я села перед мальчиком на колени и укутала его мешком из-под муки, но даже сквозь это импровизированное одеяло из грубой ткани торчали кости, которые плотно облегала кожа. Губы Генри имели болезненный синий оттенок, щеки ввалились и покрылись темными пятнами.
Сквозь щели пробивались лучи света и падали на пол, под которым паслись курицы. Оттуда же доносилось кудахтанье, вонь фекалий, смешанных с грязью, и болезненный запах.
Я открыла потрепанную книжку, вынула лоскут ткани в форме лошади и торжественно вручила его Генри.
– А вот и твой значок библиотекаря. – Он прищурил покрасневшие глаза. – Прошу поднять руку, сэр. Господин Генри, я официально назначаю вас почетным конным библиотекарем. Вы обещаете заботиться о читателях? Привозить литературу и читать для них?
Глаза засияли от счастья и наполнились слезами. Он проглотил клятвенные слова и с гордостью прижал значок к сердцу.
Сзади послышался тихий всхлип. Прижавшись к дверной раме, Комфорт Маршал вытирала передником рот и мокрые глаза. Скорбь разрывала ее костлявое тело.
Хором замурчали детки в кроватке, от удивления высунув головы. Лица были болезненно-бледного цвета, кожа на шее отслаивалась, а щеки покрывала красная сыпь.
– Подходите, не бойтесь. Сейчас Книжный господин почитает нам сказку. – Зазывала я его скромных братьев и сестер.
Лицо Генри оживилось. Он попытался подняться, но снова безуспешно. Жалобный крик лишь отчасти просочился сквозь плотно сжатые зубы. Я его погладила по плечу.
– Ну же, не стесняйтесь. Идите к книжной даме. – Подталкивала мама нерешительных юнцов.
Они по очереди подошли к кровати и сели в круг. Самая младшая девочка свернулась калачиком, положив тяжелую голову на руку Генри. Он выжал из себя болезненную улыбку и с большим трудом поднял одеяло, приглашая ее к себе.
Я сложила свой мягкий капор пополам, подоткнула его под голову мальчика и открыла книжку перед его лицом.
– Книжный господин, вы не почитаете нам «Питера Пэна и Венди»?
Генри торжественно кивнул и, уткнувшись в страницу, провел пальцем со сломанным ногтем по каждому слову, читая про себя первое предложение.
– Все дети… – Он взглянул на меня и громко сглотнул. – Все дети, кроме одного… – Снова остановился, на этот раз вмешался кашель. Подскочила температура, но Генри сиял от счастья. – Становятся взрослыми. – Успокоившись, он закончил.
Глава 35
По дороге мне попался Чертяга Джон. Перед глазами стояла пелена из печали и грусти, поэтому, если бы не Юния, я бы так и прошла мимо.
– Книжная дама, – поздоровался он, и, сняв шляпу, стал ее скручивать, расправляя длинную бороду. – Хотел вам сказать, что дети вернулись к работе. Теперь огород не пустеет, и дела по дому выполняются вовремя. Дочки Марты Ханны перешили скопившуюся стопку одежды и суп подают без опозданий.
– Отличные новости, сэр.
Но все мысли занимал Генри. Мне хотелось обнять его и успокоить, но при этом я попросту не могла лишить мать прощания с сыном. Поэтому пришлось оставить умирающего мальчика в ее руках, а самой тихо собраться и уехать. Его не станет уже к утру. Оставшиеся члены семьи Маршаллов протянут не больше трех месяцев.
– Карсон, мой старший сын, просит вас принести еще журналов о бойскаутах. Он от них без ума, – сказал Джон скорее с гордостью, нежели с беспокойством. – Сам читает как обезумевший, еще и помогает матери с чтением детям. Мечтает и меня научить… – Он откашлялся. – И, в общем-то, есть небольшие успехи. У меня есть список слов, которые я читаю по слогам для своего мальчика. Иначе так и будет стоять над душой. – Чертяга Джон покраснел, но только потому что был доволен собой, не дав даже намека на гнев или раздражение.
– Карсон у вас большой молодец, сэр.
– Он самостоятельно убил толстого кабана и принес домой целое ведро форели. Думаю, пара лишних журналов ему не помешает.
– Постараюсь принести что-нибудь в следующий понедельник, – ответила я, желая поскорей уйти.
– И Библию для Марты Ханны. Она почти стерла все страницы своими пальцами.
– Будет сделано, сэр. Этого добра у нас навалом. – И это было правдой. Нам приходили большие пожертвования из Лексингтона, Лусвилля и Цинциннати, поэтому мы раздавали Священное Писание абсолютно каждому читателю и никогда не просили вернуть его обратно. Складывалось впечатление, будто городские отреклись от религии, предав Иисуса. Из-за опустошения и грусти эта идея уже не казалась такой странной. Чертяга Джон уставился на меня, смотря в покрасневшие опухшие глаза. Я с трудом выдавила из себя улыбку. – Всего хорошего. Материал будет доставлен на следующей неделе.
– Но только Библию и журнал о бойскаутах, – предупредил он и снова взглянул на меня. Затем откуда-то сзади вынул пинту самогона и положил передо мной. – Непростая у вас работенка развозить все эти книжки по округе. Так можно совсем устать и позабыть обо всем.
Чертяга Джон надел шляпу и ушел. Пришлось забрать бутылку.
Спустя два часа меня ждала последняя остановка у Тимми Флинна. Он спрыгнул с дерева и уткнулся носом в новинку, пока я, не слезая с мула, убирала старую во вьюк.
Только собралась уезжать, как сзади послышался чей-то голос:
– Книжная дама! Подождите! Не уезжайте! – Это была его мама.
Меня передернуло. Надеюсь, она не бежит ругаться. Было безрассудно оставить здесь целый библиотечный альбом, но в то время мне казалось, что она сможет найти в нем много полезных вещей, и тогда бы все семейство стало моими читателями.
Миссис Флинн бежала через ручей, стараясь не поскользнуться на гладких камнях. Поистрепавшаяся ситцевая окантовка платья темнела от воды. Шляпка слетела с головы и висела где-то на спине. Она остановилась, запыхавшись, около нас с Юнией.
– Книжная дама! Возьмите это и принесите мне еще одну такую же книжку. – Она отдала мне старый альбом и вернулась домой.
Смотря ей вслед, я расправила плечи и выдохнула полной грудью. Спустя столько времени она все же попросила книгу. Теперь вся семья будет читать. Несмотря на этот суровый грустный день, мое сердце слегка встрепенулось.
Тимми поднял глаза от книжки и широко улыбнулся.
– Папа сказал, что это был самый лучший сахарный пирог от мамы. Тете тоже понравилось. Она приготовила его на танцы и познакомилась там с большим, важным мужчиной.
Я пошла вдоль ручья, ведущего к дому. Спустя несколько минут Юния остановилась на водопой, а я села на траву, подперев коленями подбородок. Прилетел ктырь и сел прямо на кузнечика, готовясь к обеду.
Пришлось уйти подальше от уродливого насекомого. Вскоре Юния лениво зашагала в мою сторону. Я достала кожаную фляжку. Пусто. Горло пересохло, но страх не давал пить из ручья, ведь вверх по течению стоял туалет, еще и шахты сбрасывали свою отраву.
Я взглянула на подарок Чертяги Джона и задумалась, утолит ли он мою жажду.
Вспомнились его слова: «Непростая работенка». Проведя пальцем по старому стеклу, я решила пересесть. Журчащие воды ручья обтачивали серые камни.
Издалека доносились звуки скрипки. Грустная мелодия уносила с собой последствия тяжелого дня, цепляясь за длинные ветки. Лесной дрозд свистел где-то над головой, стараясь аккомпанировать доносившейся музыке.
Я откупорила бутылку и наполнила рот огненной жидкостью, из-за которой пришлось откашляться и вытереть с плеча слюну и упавшие капли. Сделала еще один глоток. Снова поперхнулась. И так продолжалось некоторое время, пока алкоголь не согрел мои внутренности, унеся печаль и уныние.
Ощутив головную боль, я отчаянно стала ругать Бога и Иисуса, которые довели Генри, его братьев и сестер до такого состояния. Меня просто разрывало от ярости, но возмущение все же приобретало форму шепота.
– Боже Всемогущий, чем так прогневал Тебя маленький Генри? Что он мог такого натворить? – Юния подошла ближе и сочувствующее всхрапнула. – Почему Ты не любишь его? – Я ударила кулаком в землю и, выпив еще немного кукурузной самогонки, вытерла капли с подбородка. – Почему Ты не дал ему вырасти? – И свернувшись калачиком на пропитанной страданиями земле, стала рыдать из-за Генри и других детей нашего края, которые безнадежно остались «Питерами Пэнами».
Глава 36
Складывая новые брошюры и буклеты в мешок, я сначала не поверила своим глазам и нервно водила пальцами по своему имени, выведенному синими чернилами. Ушло чуть больше шестнадцати дней на доставку письма сюда, в пункт сбора литературы.
Я весь день теребила конверт, пообещав себе открыть его только по возвращении домой. Несколько раз даже останавливалась посреди дороги, чтобы полюбоваться фиолетовой почтовой маркой Филадельфии в три цента с изображением девушки по имени Сьюзен Б. Энтони и подписью внизу: Лидер суфражисток. Выглядит довольно странно. Интересно, кто такие суфражистки?
Сидя вечером на кровати, я в изумлении прижимала к темно-синим губам свое первое письмо от подруги и вдыхала запах чернил. Переворачивала его и подносила к свече. Смотрела на красивый почерк, которым был написан городской адрес Куини. Наконец вязала нож отца и медленно, со всей осторожностью, открыла конверт.