«Советы домохозяйки». Порванная обложка с красивой брюнеткой, читающей книгу, лежала на полу с кровавым следом от ноги Вилли. Рядом валялись остатки куклы из кукурузной шелухи, которую когда-то смастерила Ангелина.
– Все всегда можно склеить и подшить. – Я с трудом улыбнулась.
– Почитаешь мне?
– Да, конечно.
– Прочти нам про маму со счастливым ребенком. Мы с Хани хотим послушать.
Я открыла журнал на той странице, где была закладка, и увидела фотографию красивой женщины в стильном весеннем платье и белых туфлях. Она сидела в роскошном кресле-качалке и что-то читала пухлой довольной малышке в гофрированном платьице, держащей в руках дорогую куклу с похожей одеждой. Эта девочка никогда не узнает о наших суровых землях, не познает голод и уж точно не умрет от истощения. И мама всегда будет с ней рядом.
– «Когда у тебя счастливый ребенок».
– Хочу, чтобы ты знала грамоту, которой меня обучала твоя новая мама. И прочитала все книжки, когда вырастешь. – Она нежно взглянула на меня, поцеловала ребенка и закрыла глаза.
Я осторожно провела ладонью по щеке и подбородку, чтобы отложить в памяти образ Ангелины. Она закашляла. Я почитала пять минут, время от времени переводя взгляд с журнала на ее бледное скорченное от боли лицо и мирно спящую дочку с засохшими на губах каплями грудного молока.
Хотя она и была «васильком», внешне никак не отличалась от других грудничков, отдыхающих в объятиях матерей, однако с возрастом ей придется столкнуться суровой реальностью, предъявляющей претензии ко всем, у кого не белый цвет кожи.
Я почитала еще пять минут и уже стала запинаться, но всеми силами, сквозь слезы, старалась выдавить из себя оставшиеся предложения, пока шестнадцатилетняя Ангелина Моффит увядала на глазах. Она прервала рассказ кашлем, сказав слабым, хилым голоском:
– Нам очень нравится, когда ты читаешь.
– И я без ума от этого занятия. Я люблю тебя, Ангелина.
– Какие прекрасные слова, прямо как небеса. – Нащупав мою руку, она взялась за нее, поднесла к губам и прижала к подбородку. – Хочу, чтобы ты перечитала все книжки на свете и стала очень умной девочкой, – шептала она спящей дочке.
Я продолжила, пока ее хватка не ослабла, и пару мгновений спустя язык уже вовсе не поддавался контролю. Мои заплаканные глаза встретились с ее безвозвратно угасшим взглядом.
Журнал соскользнул на пол. Из губ тихо вылетали молитва за молитвой, обращенные к Богу, от которого я не так давно отреклась, с просьбой вернуть Ангелину, но они безнадежно разбивались о стены, украшенные газетами, предвещая разлуку.
– Господи… – Я яростно лупила матрас, раскачивающий мать с ребенком. Во все стороны летела солома. Малышка закричала от страха, но вскоре успокоилась.
Я легла рядом, прижавшись к Ангелине, и, обняв их обоих, громко зарыдала. Мой внутренний мир, иссохший от душевной боли, страданий и горя, стал постепенно заливаться слезами агонии, в которых утопали самые потаенные углы моей души.
Глава 38
Я долго лежала на кровати Моффитов и смотрела в окно, предавшись унынию, а потом стала вспоминать песню, которую отец пел у кровати больной мамы.
Вдали от Бога
я блуждал,
Теперь иду домой!
Давно все силы расточал.
Отец, иду домой!
Иду домой, иду домой,
В чудный Твой покой.
Кровью куплен, теперь я Твой,
Иду, иду домой!
Закончив припев, я аккуратно поправила прядь волос, упавшую Ангелине на щеку. Что-то прожужжало рядом, нарушив грустную тишину. Первая муха приземлилась на подоконник и, подергивая тощими черными лапками, стала подбираться к ее телу. Я возмущенно прогнала насекомое прочь. Но следом прилетела вторая, хищно поблескивая своими мерзкими глазками. Пришлось прихлопнуть голодное создание.
Ребенок заплакал. Я вскочила и поспешила взять его на руки. Что мне с ним делать? Еще и «василек»…
Накрыв Ангелину стеганым одеялом, я вышла на крыльцо и, не прекращая качать малышку, села на ступеньки. Ветер в такт колыбельной раскачивал тело висевшего на дереве мистера Моффита. Веткой выше уселся кардинал и беззаботно затянул свою нежную песню, рассыпая трели о величественные горы.
Усилием воли я заставила себя отвернуться. В старину верили, что появление этой птицы символизировало поцелуй Смерти, и впервые в жизни я отчасти поверила в это суеверие.
Я крепче прижала к себе Хани, ограждая ее от всех бед и невзгод. Покрывала поцелуями головку, гладила по светло-голубой щечке. Она – все, что у меня осталось. Если бы можно было спасти ее от этого клейма…
Юния стояла у крыльца, отвернувшись от дерева, как будто тоже не могла вынести этого зрелища. Голова безрадостно поникла, тело подрагивало. Она даже не подошла ко мне.
Я попыталась навести в мыслях порядок. Если позвать на помощь Па – местные могут обвинить в случившемся нас и, самое страшное, навредить Хани. Будет ли кто-то заботиться о ней? Волноваться? Они когда-нибудь получали почту? Разносчик видел ее беременность? Под множеством юбок скрывалась хрупкая талия. За все время, проведенное с Моффитами, мне ни разу не попадались их письма. Иначе они попросили бы меня почитать. Родственники Ангелины давно умерли. О Вилли было известно еще меньше, только то, что он приехал сюда из какой-то глубинки в горах. Казалось, будто никто на целом свете не знал, что эти двое осели здесь и каждый божий день отчаянно боролись за выживание. Видимо, мне суждено быть единственным свидетелем всего случившегося, а больше никто и не спохватится. В любом случае, родителям Хани нужно обеспечить достойные похороны.
Малышка потянулась у меня на руках и приподняла сонные веки. Я усадила ее рядом с собой на ступеньки и в задумчивости посмотрела на запад, прикрыв глаза ладонью. А спустя мгновение уже давала Юнии наставление.
– Мы должны отвезти эту девочку в безопасное место. Причем очень аккуратно. – Она ткнулась носом мне в шею, а я потрепала ее по гриве. – Нужно найти Хани дом. В память о нашей дорогой Ангелине. – Мул зашевелил ушами, будто понимал каждое слово, и повернулся в сторону крыльца, словно ожидая, что из дома вот-вот выйдет девушка угостит его морковкой. Я прижалась щекой к мягкой морде Юнии и поцеловала ее. – Ради мамы.
Я сложила все книги и журналы в одну сумку, чтобы освободить вторую. Руки дрожали и не слушались. Нельзя подвергать ребенка такому риску. Пустая сумка была достаточно объемной, и крохотная малышка размером не больше тряпичной куклы, которую мне когда-то сшила мама, легко помещалась туда. Постелила капор на самое дно и, довольная результатом своих трудов, уложила ребенка на импровизированную постель. Убедившись, что малышке удобно в новой колыбели, я закрыла сумку, оставив небольшое отверстие для воздуха.
Потом села в седло, и мы тронулись к ближайшему отсюда дому, коим оказались владения Джексона Лаветта. Только бы застать его. Надеюсь, он не откажет.
– Тише, милая, – похлопала я мула по шее и обернулась, чтобы проверить малышку и бросить прощальный взгляд на хижину Моффитов.
И тогда до меня дошло, что одна из колыбельных, которые пела Ангелина, навсегда осталась в моем сердце. Юния тихонько заржала, тонко и нежно, и я подхватила эту мелодию, успокаивая малышку, которая безмятежно спала, не зная ни грусти, ни страха.
Глава 39
Я поднималась в гору Лаветта с плохим предчувствием. Пару раз невольно оглядывалась назад. Никого не было видно, но неприятное чувство становилось все более осязаемым и будто стекало вместе с потом за воротник.
Не обнаружив Джексона в огороде, я спешилась и достала из сумки малышку. Долго простояла у дома и, собравшись с духом, наконец постучала. С последней встречи на День независимости прошло уже много недель. Каждый раз, когда мне хотелось отдать книги, он будто испарялся.
Может, ему не хотелось общаться со мной, видеться, брать литературу.
Я уже собралась уходить, как дверь все-таки открылась. За ней стоял Джексон, в рабочих штанах и с огрызком карандаша за ухом. На столе, видневшемся внутри дома, были разбросаны книги и бумаги.
– Кюсси Мэри, входите. – Едва взглянув на меня, он направился в комнату, по пути скинув с кресла стопку одежды и спихнув со стола книги с бумагами чтобы освободить место. – Прошу прощения за беспорядок. Не ждал сегодня гостей.
– Как вы? – Бросил Джексон через плечо. – Прошу прощения за задержку литературы. – Он почесал затылок, оглядывая комнату. – А! Вот она где. В последнее время приходится много ездить в Джорджию. Друг построил там лесопилку и теперь добывает скипидар. – Он распахнул пошире дверь и протянул мамину книгу. – Очень рад вас увидеть.
Малышка зашевелилась у меня на руках. Джексон уставился на нее и вдруг рассмеялся.
– Где вы ее нашли? – От удивления приподнялась бровь. – Уже и детей доставляете? А как же аисты? – Он снова посмотрел на меня и наконец заметил, что выгляжу я, мягко говоря, помято. Запекшаяся кровь Ангелины на юбке вызвала у него панику. – Что… Вы в порядке? Кюсси Мэри, что случилось? Садитесь! Прошу!
– Моффиты, – выпалила я. – Мертвы. Оба.
– Тише, успокойтесь. – Джексон снова жестом пригласил меня присесть, уставившись на ребенка. – Что вы такое говорите?
– Это их дочь. Была. – Пробормотала я, переступив порог. – Ангелина не пережила роды и попросила меня позаботиться о малышке.
– А что с отцом?
– Повесился.
– Что…?
Я приоткрыла лицо ребенка.
– Мистер Моффит сказал жене, что ему не нужна синяя дочь. – Сердце разрывалось от потери, которую ей пришлось пережить. – А потом вышел на улицу и повесился во дворе.
– Вот черт. С ребенком все в порядке?
– Ее зовут Хани. Так решила мама. Очень спокойный ребенок. Мне нужна ваша помощь, мистер Лаветт.
– Называйте меня Джексон.
– Хорошо. Принесите молоко. И надо бы их закопать, пока не налетело воронье. Вы поможете мне?