одошел к крыльцу и убрал ее в карман.
– Кюсси Мэри. Это пригодится для дочери и будущих женихов.
– Вы? – Я вскочила с места.
Из-за спины он вытащил букет симпатичных голубых цветов.
– Вы с Хани примите меня? – Спросил он многообещающе. В глазах таилась надежда, а на лице – намек на упрямство.
– Мы с малышкой ни в чем не нуждаемся.
Он взял меня за руку. Я отдернула ее и от испуга отвернулась, скрестив уродливые синие руки под мышками. Подступившие чувства пугали своей силой.
Из сарая доносилось ржание Юнии, уносившееся во тьму наступающей ночи. Конь Джексона рванул назад. Лягушки и другие твари запели ночную песню, притягивая к себе освежающую темноту. Все это только сильнее раздражало.
Лаветт положил полевые цветы на деревянные перила и, повернувшись, нежно взял меня за руки.
– Не стоило сюда приходить. – Я снова расцепила «замок» и собралась уходить в дом, взявшись за дверную ручку. – Не люблю поступки из жалости. У меня хорошая должность, книг в избытке. У нас будет достойная жизнь.
– Кюсси Мэри. – Он приблизился и коснулся пальцем подбородка, пытаясь отыскать мой взгляд. – УОР делает исключения для замужних женщин. Я позабочусь о том, чтобы вы получили соответствующее разрешение. Вы – лучик надежды для нашего края. Для меня. – Хотя я внимательно слушала, но смотрела все же с недоверием. – Я читал документы. Но те дамочки из Центра наотрез отказывались помогать, прознав об истинных мотивах.
Представляю надутые лица Харриетт и Юлы, их покрасневшие щеки и скупую зависть.
– Кюсси, я ходил к отцу и просил у него вашей руки. Все как подобает молодым людям.
С широко раскрытыми глазами я повернулась к нему.
– Вы… ходили к Па? – Я думала, это отец первым пришел к нему с подобной просьбой.
– Конечно. Первый раз – после вашего появления у меня во дворе, второй раз – после встречи в Библиотечном центре. Третий был после съеденных мулом цветов. – Он откашлялся. – А за ним четвертый и пятый. Ваш отец отказал мне шесть раз. – Покачав голов, он поднял руки, задрав шесть пальцев.
– Шесть?
– А мог бы быть и седьмой. Если бы не разобрался с беспардонными дамочками из Центра, нагло скрывающими документы. И не рассказал бы обо всем Элайдже.
– Зачем вам нужен Василек?
– Я сказал отцу, что люблю вас, и говорю сейчас. О моей любви будет знать каждая гора, каждый листик в Кентукки. Я люблю тебя, Кюсси Мэри. И буду любить наших детей, синих или белых. Это не имеет значения.
Тьма и отчаяние всегда существовали в моем темном скудном мирке. Но его слова звучали как красивая молитва, поэтому мне захотелось упасть в его объятия и избавиться от страданий. Но спустя столько лет горький опыт общения с людьми советовал повременить.
– Я поклялся отцу любить и защищать вас с малышкой. И от своих слов не отказываюсь.
Безопасность ребенка – вот чего жаждала каждая мама в наших диких, суровых землях. Однако у меня, помимо этого, был свой маршрут и книги, которые тоже нужно оберегать. Ведь эти сокровища давали мне силу, которой не было равных.
– Я даю вам слово и ставлю на алтарь свою безграничную любовь.
Рука коснулась лопнувшей доски. В этой хижине я родилась. Тут меня воспитывали родители, одного из которых уже не было в живых, а второй уже был одной ногой в могиле.
– Нет, Джексон, я не могу оставить отца умирать в полном одиночестве.
– На горе найдется место и для Элайджи, для всех нас.
Он нежно провел большим пальцем по моей щеке.
Бедность, стыд, презрение и подавленность постепенно испарялись, и на горизонте замелькала свобода и надежда, приняв обличие чудесного и в то же время странного чувства, именуемого любовью.
– Я люблю тебя. И хочу быть достойным человеком, которого ты заслуживаешь. Обещаю с твоей помощью стать только лучше. Я мечтаю сидеть по ночам у камина и читать малышам сказки. Хочу состариться вместе с тобой. Прошу. – Взяв паузу, он протянул ладонь. Его слова пробуждали во мне странные чувства, которые я никогда раньше не испытывала. – Кюсси Мэри, будь моей невестой. Оставь это темное царство и возвысься над землей.
В этот момент я взглянула ему в глаза и увидела всю серьезность намерений, в каждом отдельном слове. И мне захотелось подняться на его гору и прожить там счастливую жизнь. Он притянул меня к себе и вложил обещания в губы, которые от переизбытка чувств раскалились до красна.
– Для моей прекрасной книжной дамы, – прошептал он и положил в руки бархатные бутоны небесного цвета.
Обычно меня воспринимали безобразным чучелом и при удобном случае язвили, ставя на место. Но Джексон был другим. Он осыпал комплиментами и обращался как с королевой. И впервые в жизни я ощутила себя полноценной. Внутри наконец-то загорелся свет, развеяв беспросветную тьму уныния и безнадеги.
– Ты выйдешь за меня замуж?
Эти слова излучали искренность от чистого сердца и внушали уверенность и нерушимость его порывов, которые он все это время хранил специально для меня.
– Выходи за меня замуж, Кюсси Мэри, и я обещаю посвящать каждый божий день, до последнего издыхания, только тебе одной.
Меня душили слезы, поэтому я смогла только лихорадочно кивнуть.
Глава 45
Спустя несколько часов после ухода Джексона я все еще не могла уснуть, то и дело ерзая на кровати. Меня не переставала восхищать обретенная любовь, бесконечно подпитывающая энергией.
Я постоянно проверяла малышку, кормила ее и меняла пеленки. Она лежала без сна. Не плакала и не кричала. Видимо, тоже что-то чувствовала. Я взяла сборник сказок и начала читать.
– Давным-давно… – Показала фотографию девочки в платье. – Видишь? – Хани моргнула и уставилась на нее. – Это Милли-Молли-Мэнди. – Я слегка пощекотала пухленький животик дочки, и она тут же забарахталась и заворковала. – Поглядите-ка на эту сообразительную малышку. Так и рвется к словам. – Конец первой главы она встречала закрытыми глазами и молчанием.
Сложив в стопку пеленки, я вышла на крыльцо, тихонько напевая песню. Поцелуй Джексона все еще обжигал губы. Немного погодя взяла со стола книгу и принялась листать ее. Мягкий свет лампы падал на страницы, пока я, не веря своему счастью, представляла, как мы будем читать втроем. Как я покажу Хани маршрут, познакомлю ее с читателями. Сколько возможностей открывает перед ней будущее! Проект конных библиотекарей, ставший первым шагом в новый, неизведанный мир, простирающийся за окрестными холмами, изменил меня и привел к Джексону… У Хани будет все это. «Книги научат тебя всему». – таковы были последние слова Ангелины, обращенные к дочке, и я поклялась, что достану для малышки всю литературу мира. Дам ей то, чего так желала для нее дорогая мама, чтобы ее самые смелые мечты о будущем стали реальностью.
С легким сердцем я закрыла книгу и с головой погрузилась в хлопоты. Звуки отрывистого конского храпа вернули меня к действительности. Я подняла глаза, бросив стирку, и увидела призрачные огни фонарей и двух приближающихся мулов.
Пеленки, выпавшие из рук, шлепнулись на дощатый пол. От радости и восторга не осталось и следа. Ноги подкашивались от страха, все внутри сжалось в комок. Один из мулов что-то волочил за собой по земле. Мгновение спустя я разглядела, что он был впряжен в странные носилки, за которыми шли люди.
Я прищурилась, вглядываясь в смуглые, изможденные лица, и бросилась вниз по ступенькам, не слыша ничего, кроме глухих ударов сердца, отдающих в виски.
– Па? Нет, Папа… Папа… – Я выбежала во двор и рухнула на колени перед носилками, тряся отца за плечи. – Па? Проснись! – Склонившись над безжизненным телом, я в отчаянии трясла его, будто надеясь вернуть этим способом к жизни, не замечая, как мой крик переходит в сиплый, надтреснутый стон. – Пожалуйста… – Я сжимала его заляпанную рубашку, тряся сильнее, цепляясь за грубую ткань, от которой траурной завесой поднималась угольная пыль. – Не оставляй меня. Послушай, у меня появился жених. Па! Я выхожу замуж… – Его рука была холодной, безжизненной. – Па! Ох, Папа… – Я наклонилась к его лицу. Все в порядке. Ты выбрал хорошего человека. Не оставляй нас, – умоляла я. – Пожалуйста, не уходи. – Я прижалась горящим лицом к его жесткой, холодной щеке.
Нервное ржание мула смешивалось с моими хриплыми криками, которые порывами сильного ветра разносились по всей округе, и казалось, что стенания проникают в каждую оконную щель, забираются в каждую трещину на стене дома, пропитывая безумием все вокруг, и, сверкая вспышками, уносятся в лес.
– Мэм, – позвал откуда-то сверху мягкий мужской голос. Я подняла глаза и увидела шахтера. Он спешился с мула и направился ко мне с фонарем в руке. – Мисс Кюсси, меня зовут Говард Мур. Очень жаль, что пришлось везти его домой вот так. – Он поморщился и покачал головой, зажмурив свои красные глаза. – Сегодня вечером мы тянули опоры.
Это была одна из самых опасных задач шахтера, от которой больше всего уклонялись: люди должны были вынимать угольные опоры, которые поддерживали потолок туннеля, чтобы не дать вершине горы обрушиться.
– Элайджа оказался в ловушке. Мне очень жаль. – Мистер Мур поставил на землю фонарь и несколько секунд в нерешительности перекладывал из руки в руку свой карбидный шлем, а после, стряхнув угольную пыль с лампы Па, протянул ее мне. – Ваш отец был одним из лучших, мэм. Вызвался тянуть со мной опоры, когда никто не соглашался. Хороший, трудолюбивый человек, заботившийся обо всех нас. Он заставил меня выйти первым. Настаивал. Я долго не мог найти его у входа… А когда наконец нашел, он уже почти покинул наш мир… – Шахтер зашелся в приступе кашля, прикрывая рот кулаком и размазывая по лицу угольную пыль. Наконец ему полегчало. – Я держал Элайджу за руку, мы помолились и поговорили несколько минут перед тем, как Господь забрал его душу. Нам будет его не хватать. Смерть вашего отца тенью ляжет на старые горы Кентукки.
За спиной раздались тихие вздохи остальных мужчин. Он протер рукавом каску Па и протянул мне. Схватив ее, покрытую сажей, я стала целовать ее дрожащими губами, прижимать к себе.