Пожав плечами, директриса пошла к выходу. Пропуская ее в дверях, Долгосабуров обернулся и украдкой подмигнул готовой заплакать Жене.
После их ухода она начала бесцельно перекладывать блокноты, выставленные возле кассы. Как все-таки обидно!
Малевская указала Жене ее место, и Константин не увидел в этом ничего особенного. Не заступился за нее! Только сказал, что магазин пока остается. Но что значит «пока»? Директриса покажет ему какие-нибудь бумаги с цифрами, он и передумает. А Женю отправят «на живую косметику». И туда он уж точно не зайдет поболтать с ней, живая косметика ему неинтересна…
Но почему он не согласился сразу закрыть магазин? Неужели ради встреч с Женей? И не лучше ли ей в таком случае уволиться самой? Наталья Павловна говорит, что девушка не должна принимать от кавалера дорогие подарки. Содержание убыточного магазина ради разговоров с Женей о книгах, безусловно, попадает в эту категорию…
Тут в магазин ворвались дети, и ей пришлось переключиться.
Продолжение рабочего дня прошло в тоскливых мыслях о том, что надо срочно искать новую работу.
Перед закрытием Долгосабуров, конечно же, не заехал.
…Он появился на следующий день, едва она успела принять смену. И, как ни в чем не бывало, радостно предложил с порога:
– А поехали сегодня веселиться!
Будто это кто-то другой, а не он, рассуждал тут с директрисой о «персонале», делая вид, что незнаком с Женей!
– У моего партнера юбилей фирмы, – широко улыбаясь, он подошел к прилавку. – Будет вкусный ужин, концерт знаменитостей, встречи с, так сказать, интересными людьми. Поедем?
Женя молча покачала головой. Она не нарушит обещание, данное Наталье Павловне. А Долгосабуров пусть Киру зовет!
– Ну вот! – преувеличенно расстроенным тоном протянул он. – А я-то летел, чтобы вас пригласить, теперь вот из-за вас на встречу опаздываю.
– Извините.
– И что, не передумаете? – Он посмотрел на часы.
– Нет, Константин Федорович.
– В таком случае позвольте выразить восхищение вашей твердостью!
С этими словами, произнесенными непонятным тоном, он удалился.
А Женя… Она очень пожалела о своей твердости. Даже вчерашняя обида поулеглась.
Интересно, пригласил ли он Малевскую? И согласилась ли она «веселиться»?
Все-таки их отношения больше похожи на чисто деловые. Хотя, что Женя об этом может знать? А у нее самой с Долгосабуровым какие отношения? Наверное, уже никаких.
Вздохнув, она прошлась по магазину: тут подровнять, там переставить, а здесь, наоборот, небрежно положить томик, будто его только что листал покупатель.
И тут судьба послала ей нового гостя…
Стоя за стеллажом, Женя увидела его через стеклянную дверь магазина и не поверила своим глазам. А когда поверила, сначала не хотела выходить. Пусть он лучше пройдет мимо!
Но Руслан Романович вошел в магазин, крепко держа под руку белокурую молодую женщину. На его другой руке висело несколько веселеньких прямоугольных пакетов.
Заметив Женю, робко выглядывающую из-за стеллажа, он сделал неловкий жест, описав широкую дугу рукой с пакетами.
– Здравствуйте! – Женя вышла к ним, коснулась протянутой ладони Руслана и улыбнулась женщине.
Та быстро взглянула, потупилась и крепче прильнула к плечу мужа.
– А мы решили зайти… Грех не воспользоваться знакомством, верно?
– Конечно. Я сделаю вам максимальную скидку.
Волчеткин весело помотал головой:
– Скидки не надо! Мы просто посмотрим, можно?
Женя принялась выкладывать перед Ольгой самые красивые детские книги. Та сначала стеснялась, а потом протянула тонкую руку и стала осторожно перелистывать страницы. Кажется, Ольга не могла читать, но красочные рисунки увлекали ее.
Руслан осторожно придерживал ее за талию. Когда с ней случилось несчастье, он выбрал прямую линию поведения: не прятал жену и не делал секрета из ее состояния. Разумеется, он не откровенничал с каждым встречным-поперечным, но если, например, Ольге нужно было вылечить зуб, Волчеткин спокойно приводил ее в свою клинику.
И то, что могло бы стать его постыдной тайной, превратилось просто в печальное обстоятельство жизни профессора, всем известное и потому скучное для пересудов.
– А мне бы какой-нибудь детективчик…
Кивнув, Женя положила перед Ольгой новую порцию сказок и отошла к секции остросюжетной литературы. Наугад вытащила несколько томиков, но все обложки показались ей слишком пестрыми. Женя подумала, что детективы надо оформлять в темных, загадочных полутонах… Хотя если в книге кровь льется ведрами, наверное, она просочится и на обложку.
Видя ее колебания, Руслан махнул рукой, мол, ладно, не надо! Склонившись к Ольге, он что-то прошептал ей на ухо, она улыбнулась и взяла в руки две книги.
Женя встала за кассу, профессор пошутил по поводу ее серьезного вида. Уложив книги в фирменный пакет, Женя помедлила. Ей хотелось сделать для Ольги что-то хорошее, порадовать ее, словно та и впрямь была пятилетней девочкой.
Проследив ее взгляд, Женя положила в пакет большую открытку с мишкой Тедди.
– Подарок от магазина, – объявила она.
Ольга счастливо вздохнула.
– Хорошо здесь, – улыбнулся Руслан, – мы еще как-нибудь заглянем…
– Буду рада.
Сквозь стеклянную дверь Женя смотрела им вслед. Руслан держал Ольгу за талию, она льнула к нему. Статный мужчина, симпатичная женщина в кожаном плаще – если смотреть со стороны, обычная дружная пара.
А они и есть пара, вдруг поняла Женя, и от этой мысли ей опять стало грустно.
Глава 6
Усталость давно превратилась из временной гостьи в капризную и жадную обитательницу Милиной души. Мила пыталась умилостивить ее, как дикарь – языческое божество, но усталость не принимала ни сон, ни прогулки, ни чтение.
Мила бестолково слонялась по квартире после суточных дежурств, прикладывалась на кровать, но стоило голове коснуться подушки, как сон пропадал, а за книгой или фильмом она сразу начинала клевать носом. Прогулки, на которые вытаскивал ее Михаил, быстро утомляли.
Брезгуя отдыхом и сном, Милина усталость самовольно лопала другое – радость и бодрость духа. Когда-то известный голландский врач Ван Тюльп воскликнул: светя другим, сгораю сам! То ли сам придумал, то ли за Гиппократом повторил. Мила постоянно чувствовала во всем привкус собственного пепла, но не в том смысле, который имел в виду доктор.
Этим страдали многие коллеги. Мало кто мог позволить себе работать на ставку. Честные врачи пропадали на дежурствах, на консультациях в каких-нибудь шарашкиных конторах, а те, кому удалось превратить свое имя в торговую марку, тоже не зря получали конверты. Хороший гонорар предполагает хорошую работу, и больной должен видеть, что врач о нем заботится. А если прооперировал, кинул на койку, через восемь дней снял швы и отправил вон из клиники – за что тут платить? У «гонорарных» врачей, проводящих в клинике большую часть свободного времени, пожалуй, только одно преимущество – они заболевают мизантропией не в такой тяжелой форме.
Вот и рецепт: возьмите юного врача, дайте ему хорошего наставника, тяжелую работу и мизерный оклад – через пять лет получите готового трудоголика. Идеалы к этому времени полностью выветрятся у него из головы. Услышав его приватные речи, гуманист содрогнется, станет взывать к лучшим чувствам, но не найдет никакого отклика.
И никто никогда не подсчитает, сколько уже спасенных жизней на счету у этого циника. В том числе и он сам.
Всю ночь Милу донимали истерички с болями в животе, а в полшестого привезли кишечную непроходимость. «Удачно, – думала Мила, автоматически заполняя историю, – пока анализы, рентген, ЭКГ, терапевт, капельница… Если не торопиться, как раз смена подойдет, Спасскому сдам, пусть оперирует».
Но только она поставила точку в истории, «Скорая» доставила ножевое ранение брюшной полости. Тут уж не отвертишься, пришлось бежать в операционную.
А стоило ей наложить последний шов, появился Спасский и заканючил, чтобы она помогла ему на «непроходе».
– У тебя бригада целая, – буркнула Мила, – орлы! Выбирай любого.
– Мил, ну не упрямься! Дед старый, тут скорость нужна, помимо всего прочего. Качество операции зависит от хирурга, а время – от ассистента. Уж не тебя ли я цитирую?
– А где справедливость, Спасский?
– На Страшном суде.
Сраженная теологическим аргументом, Мила осталась, поэтому пришла домой не в десять, а в половине первого.
Михаил, проскучавший без жены все утро выходного дня, стал кормить ее завтраком.
После бессонной ночи Мила почти не чувствовала вкуса и не прислушивалась к словам мужа. Механически глотала и смотрела на стенку.
Вот старая черно-белая фотография в стальной рамке. Утес с волной. Судя по серым тонам, погода в тот давний день стояла хмурая. Когда, где, кем сделан этот снимок?
А вот дешевая чеканка. Девушка и лань. Когда Мила пришла в этот дом, и девушка, и лань были покрыты вековым слоем пыли, как настоящее произведение искусства. Хотя… Время причудливо распоряжается вещами, и как знать, вдруг через десять тысяч лет эта несчастная металлическая пластинка будет выставлена в музее, как археологическая находка? Мила усмехнулась. Когда-то, боже мой, как давно, она тоже делала чеканку. В четвертом классе на уроке труда из тюбика зубной пасты. Тогда были металлические тюбики. Мила сделала гнома из диснеевского мультфильма, ее поделку взяли на школьную выставку, потом вернули маме, и она затерялась вместе с детскими тетрадками, рисунками и первыми ботиночками. А вдруг этот гном не пропал? И всплывет через миллион лет при раскопках очередной помойки? Какую чушь придумают ученые будущего по его поводу? Хотя зачем им придумывать, все что нужно они найдут в Интернете, или что там придет на смену Интернету…
– И тогда я добавил базилик, – внезапно услышала она голос мужа.
– А? Что?
– Я добавил базилик, правда, так вкуснее?
Мила взглянула на свою тарелку. Михаил, слава богу, был не из тех мачо, которые валяются на диване, считая любую помощь по дому унижением. Он регулярно готовил, и делал это, пожалуй, не хуже жены. Если бы Мила не опасалась упреков Натальи Павловны, передала бы ему всю кухню.