…Как несправедливо, что одна только мысль о поцелуе с Русланом вызывает у нее большее волнение, чем ласки мужа!
Целых два года она грезила о Волчеткине. Это были наивные, обреченные на безнадежность мечты. Но теперь она не имеет права на девичьи фантазии. Нужно выкорчевать их из сердца. Надежды, мечты и даже воспоминания о них.
Да уж не для того ли она выходила замуж, чтобы покончить с влюбленностью в Руслана?
Эта мысль показалась ей такой щемящей, такой печальной…
И как странно, что они встретились сегодня! На берегу стынущей реки, словно герои романа… Словно сама судьба вела их навстречу друг другу…
«Какая еще судьба? – строго одернула она себя и прибавила шаг. – Твоя судьба уже определилась. Ты – замужняя женщина». Скорее, скорей – в объятия Константина, к мужской надежности, простой и понятной, как хлеб!
Но в номере ее никто не ждал, а звонить мужу Женя стеснялась – вдруг ее звонок оторвет его от каких-нибудь важных дел? Работа для мужчины – прежде всего, говорила Наталья Павловна.
Она открыла шкаф, в котором были аккуратно развешены и разложены ее новые вещи, и, немного подумав, переоделась в шелковую пижаму. Когда Константин возвращался поздно, они ужинали в номере.
Завернувшись в шаль, Женя устроилась в уютном кресле, включила бра и утонула в очередном романе…
Как обычно, после ссоры на Милу накатил стих тоскливого уныния. У нее была одна губительная для семейной жизни черта: в каком бы ажиотаже она ни пребывала, как бы ни была зла, всегда принимала аргументы противной стороны близко к сердцу, находила в них рациональное зерно и что-то вроде справедливости и начинала терзаться не только обидой, но еще и собственным несовершенством. Обращаться же к мужу в такие моменты было все равно что к идолу с острова Пасхи. Злясь, он становился глух к доводам рассудка. Да и к звуку ее голоса вообще.
Отсюда и разные последствия ссоры для супругов: Михаил через полчаса забывал о размолвке, а для Милы она становилась предметом долгих внутренних переживаний, мучительного самоанализа, омраченного глухим чувством собственной правоты, которую ей никому не удалось доказать.
Но вчерашняя ссора была особенной. Впервые они повздорили из-за денег. Михаил, не посоветовавшись с нею и даже не предупредив, купил Вове новый телефон. Просто так, не в связи с какой-либо датой. Хотя Вовин старый сотовый был, на взгляд Милы, вполне еще ничего. Лучше, по крайней мере, чем допотопная трубка Жениного мужа-бизнесмена.
Она мягко пыталась объяснить, что такие крупные траты нужно согласовывать, тем более теперь, когда предстоит оплачивать уроки Гринберга. И если на то пошло, справедливее было бы купить что-то Валере. Ах, оказывается, Константин, благоволя новому малолетнему родственнику, уже подарил Валере айфон! И, чтобы Вова не чувствовал себя обделенным, Михаил рванул в магазин.
Мила хотела объяснить, что одно дело – баловать ребенка, и совсем другое – делать подарки восемнадцатилетнему жлобу, который давным-давно сам должен зарабатывать себе на развлечения. Колька, например, почувствовал бы себя униженным, а тонко чувствующий музыкант Вова – ничего. Взял подарочек, ухом не повел.
Быстро сообразив, что подобные аргументы недоступны Мишиному пониманию, она попыталась хотя бы растолковать ему текущее состояние семейных финансов, чтобы он понимал, какие траты они могут себе позволить, а какие – нет, но наткнулась на глухую линию обороны.
Муж заявил, что денег у него достаточно, зарплата и пенсия, которую он заслужил, непрерывно проливая кровь за Родину в течение двадцати пяти лет, и этой пенсией он никому не позволит распоряжаться. А ей, скареде, не позволит обделять племянников.
Мила узнала, что она жадная, жалеет на питание, а на питание жалеть нельзя, потому что у них слабое здоровье и они должны хорошо кушать. Из контекста было ясно, что Мила в это «они» не входит и благодаря своему лошадиному здоровью может пробавляться любой гадостью.
От обиды у нее пропал словарный запас, а заодно и умение логически мыслить. Мила схватила «Справочник диетсестры», случайно затесавшийся среди ее медицинских книг, запустила мужу в голову и потребовала найти хоть одну диету для слабых здоровьем, в которую входят копченая колбаса и французский сыр. А также шоколадные конфеты.
Скандалить пришлось конспиративно, шепотом, постоянно прерываясь. То Внуки заглянут, то Наталья Павловна. Приходилось срочно навешивать на лица сладкие улыбки.
Ложась спать, они не помирились, раскатились по разным сторонам кровати. Мила чувствовала, как в сердце заползает змееныш презрения к мужу, начинает обустраиваться, вить гнездо…
Замужество за менее успешным, чем ты сама, человеком, кроме очевидных минусов, имеет еще одну непривлекательную сторону. Рано или поздно у тебя заводится больше денег, чем у мужа, и вы начинаете жить на твой счет. Но спокойно принять такое положение вещей способны лишь единицы, и, кажется, эти единицы идут в профессиональные альфонсы. Там все честно и прозрачно: любовь – деньги – любовь.
А что делать альфонсам поневоле? Когда любовь – любовь, а денег нет? Самый простой выход – нет проблемы, пока ты ее игнорируешь. Пока ты сам не понял, что живешь на счет жены, ты – хозяин в доме. Практически царь и бог. И любые попытки жены поговорить на финансовую тему переводятся в скандал не просто так, а с далеко идущим умыслом: создать у нее условный рефлекс, чтобы боялась лишний раз произнести слово «деньги» в присутствии мужа. По крайней мере, хорошая жена должна содержать мужа так, чтобы он об этом даже не догадывался.
Михаил еще ничего, он просто упрекает ее в жадности. Есть ведь мужья, которые в таких случаях применяют бред ревности или обвиняют жену в том, что утратила привлекательность. А граждане с совсем бедной фантазией прибегают к помощи старых добрых побоев.
Мила с восемнадцати лет жила собственным трудом, копейки чужой за это время не взяла. Мысль упрекать кого-то в том, что он жалеет на тебя свои личные деньги, казалась ей абсурдной и дикой.
Правильно говорит Руслан, есть хомо сапиенс, а есть хомут сапиенс. Такая разновидность людей, висят у других на шее и прекрасно себя чувствуют. И те, которых шеи, тоже довольны, им непривычно и страшно шагать налегке.
Мила покосилась на мужа. Завернувшись с головой в одеяло, он сердито спал. Что она потеряет, если разведется? Да ничего, кроме этой шайки паразитов. Нужно смотреть правде в глаза: Михаил никогда не был заботливым мужем, она нужна ему только как обслуга и спонсор его драгоценной семейки. Стоило ей только раз не согласиться с его тратами, как извольте: оскорбления и скандал. Он даже не посчитался с тем, что она после дежурства, устала как черт.
Собрать завтра вещички, выкинуть прихлебателей из своей квартиры и подать на развод! Какая приятная, освежающая мысль!
Но снова остаться одной… Скучать по Мише, она, конечно, не будет. Но общественное мнение, черт его возьми! Ах, Мила-Мила, и снова-то она одна осталась. Не может ни с кем ужиться, несчастная психопатка. У ее коллег злорадства хватит.
Утром, не дожидаясь, пока поднимется старуха, Мила выскользнула из дома. На кухонном столе осталась записка, что ее срочно вызвали в клинику, поэтому Михаилу придется сочинить обед самому.
Она шла пешком, радуясь своей молодой походке. Настроение за ночь поднялось, наметились пути выхода из кризиса. Если мужчина не понимает головой, поймет через желудок.
Никогда не надо спорить с начальником. Нужно просто сделать то, что он приказывает. Пусть начальник ужаснется.
А Михаил в какой-то степени ее начальник. Она завтра же отдаст ему свою карточку, пусть рулит бюджетом семьи хоть до посинения. Но уж простите, от ее левых гонораров он не услышит даже шелеста купюр. Борьба с коррупцией, ничего не поделаешь. Ты же не хочешь, чтобы твоя жена загремела за решетку? Ах, ты готов развестись, потому что я мало зарабатываю? Но тогда ты такой подонок, что ради избавления от тебя не жаль вытерпеть сладкие улыбки коллег!
Весь день она радовалась своему решению и, оперируя, мурлыкала песенку Шапокляк: кто людям помогает, тот тратит время зря, хорошими делами прославиться нельзя.
Михаил поднялся в ординаторскую только ближе к вечеру. Увидев, что она одна, улыбнулся и поскребся в открытую дверь, принимая вид нашкодившего кота.
– Солнышко?
– Уйди, Михаил! – сказала она, но против воли улыбнулась.
– Я сварил обед, не волнуйся. Хотя и понял, что ты наврала про вызов.
Мила прикидывала, что лучше – целоваться или ругаться, но тут уединение супругов было нарушено.
– Друзья Людмилы и Руслана, – громогласно заявил Волчеткин от двери, – с героем моего романа без промедленья, сей же час… Короче, выпьем, няня, где же кружка?
– Садитесь, ребята, – Мила подмигнула вошедшему за ним Спасскому. – Как прошла КИЛИ?[6]
– А, – тот махнул рукой и сел на диван, вытянув тощие ноги. – Всех покойников, как обычно, на меня повесили. Старушку бог прибрал, а Спасский виноват! К концу заседания сам поверил, что я слуга сатаны.
Мила быстро перебрала в памяти последние летальные случаи. Грубых врачебных ошибок не было, самый молодой покойник перешагнул восьмидесятилетний рубеж. За что ругать-то?
– Была б спина, будет и вина! Эту бабульку не взял в операционную, а ту, наоборот, взял, хотя от перемены мест слагаемых… Ты же знаешь этих старушек, они как машина «Победа». Пока ее не трогаешь, она дымит, бренчит, но едет. А как открыл капот, все посыпалось…
– Так орали на бедного Андрея Петровича, что пришлось напомнить: убивает все же болезнь, а не врач! За редкими случаями ятрогении[7]. Но, сказал я, своими бесконечными выговорами, разносами и не всегда умным контролем вы как раз угнетаете психику врача и провоцируете его на ошибки.
– Как все несправедливо. – Спасский потянулся и принял из Милиных рук чашку кофе. – Вот представьте, умирает человек. Прилетает в рай, а там его встречает ангел и говорит: вы так праведно прожили жизнь, абсолютно не к чему придраться. Но есть одна загвоздка – вы неудачно умерли. В вашей смерти обвинили врача и дали ему срок. Сейчас он как раз пытается покончить жизнь самоубийством, так что ожидайте. Скоро он прибудет, тогда и разберемся, кому куда.