Но она уже не могла говорить. Горло перехватило точно судорогой, тело выгнулось. Губы и язык Федора стали яростными. Затем вновь нежными, ласковыми. Напряжение отступило. Арина шумно выдохнула и расслабилась.
— Радуйся, что здесь соседка. И правая ножка не в порядке. Левая бы мне не помешала.
Он положил ее руку себе на грудь и легко поглаживал горящие пальцы.
— Понравилось?
Она не ответила, потянулась навстречу, губы встретились. Но Федор не дал себя увлечь. И поцелуй получился умиротворяющим.
— Спи, малышка. Буди, если что.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Федор тихо фыркнул.
— Вот это ночь, так ночь. Наедине с девушкой и целомудренно.
— И вовсе не наедине.
— Ну, почти. Все равно смешно. Спи, кому говорю!
Счастье дремало и мурлыкало в его сердце.
***
Она проснулась от его взгляда. Свеженький, умытый, выбритый Федор смотрел на нее. Арина ужаснулась. Потом из чувства протеста — ну и фиг, что помятая опухшая мордочка! Нарочно сморщилась. Пусть испугается и бежит отсюда без оглядки.
— Доброе утро, Рина. Ты плохо спала.
— Я плохо сплю последние двадцать восемь лет. Доброе утро, Федор. Доброе утро, Анна Ивановна.
— Сова.
— От жаворонка слышу.
— Я птица редкая и загадочная. Люблю засыпать, как сова, а просыпаться в пять, пол шестого.
— Мы с вами удивительно дополняем друг друга, Сэр. Я обожаю укладываться в десять, и вставать после одиннадцати.
— Доброе утро, молодежь.
Вмешалась в их перепалку соседка.
— Чай хотите?
— А какой?
Громко спросили странные гибриды совы и жаворонка. Одновременно и не сговариваясь.
— А хрен его знает.
Ответила соседка.
— Спасибо, не надо. Можем вас красным угостить.
— Это что еще за дрянь?
Федор налил в большую литровую кружку горячей воды, взял таз. Помогая Арине умываться, подавал зубную пасту, щетку, а потом еще и специальный эликсир.
— Попробуй, отличная штука.
Попутно он прочел вслух целую лекцию о чае. Сорта, разновидности, способы заварки и употребления. Анна Ивановна слушала его, преисполнившись почтительного внимания.
— Такой молодой и столько знаете.
— Пятый десяток уже разменял. Просто выгляжу так.
— Не может быть!
— Сорок три должно стукнуть.
— Не может быть!
— Увы.
Арина прервала их увлекательный диалог.
— Позови, пожалуйста, санитарку.
— В последний раз. Пора меня не стесняться. А то не видать тебе сюрприза.
Федор привык, что женщины выпрашивают подарки. И ждут их с нетерпением, но по лицу Арины понял — она забыла. Не притворяется, а именно — не помнит. Что бы это значило? Память плохая у девушки?
Какой еще сюрприз? Вяло подумала Арина. Вчерашний день воистину был полон драгоценных мгновений. Она решила, что позднее будет перебирать в памяти каждый поцелуй, ласковый жест, взгляд. И курить опиум воспоминаний.
Федор вышел несколько озадаченный. Позвал, как было велено, санитарку, поздоровался с медсестрами. Обаял их несколькими правильно поданными комплиментами. Перехватил дежурного врача. Попросил присутствовать на перевязке.
— Меня, человека непривычного, картина ужаснула. Я бы хотел услышать мнение специалиста.
— Завтра будет ваш палатный, спросите у него.
Федор навскидку оценил, к какому психологическому типу относится коренастый толстогубый человек. И ВЫСТРОИЛ короткую беседу по всем правилам науки общения. Задал несколько расслабляющих вопросов, получил на них ответ — "да". Четко скопировал позу и темп речи врача. Втерся в доверие. Расположил к себе.
— Конечно. Ум хорошо, а два лучше. Я подойду через часок. Как вас звать?
— Федор. Спасибо, Иван Сергеевич.
— Не за что.
Отпустив довольного собой хирурга, пребывающего после этой беседы в прекрасном расположении духа, Федор вернулся в палату. Уверенный, что его ждут — не дождутся. Арина лежала, закрыв глаза, слушала Тину Тернер и улыбалась. Цвет лица был менее серым, губы ярче. Собралась идти на поправку?
— Малышка, хочешь сюрприз?
— Смотря какой.
— Вот осторожная девочка.
— Нормальная перестраховщица.
Федор смотрел на ее вздрагивающие ресницы, на тени под глазами и синеву у висков. Досталось, крошке.
— Федор.
Глаза распахнулись, потемневшие, блестящие.
— Я боюсь.
— Чего?
— Что проснусь, а тебя не будет. Не в смысле рядом, это я переживу. А… вообще. Понимаешь?
Он хорошо знал женщин. Иногда увлекался. Дважды любил, или верил, что любил. Но ничто и никогда не могло заставить его отступить от невидимой линии — курса, который он выбирал. Много раз он убеждался в своей правоте. Безопасно и умно — НИКОГДА НЕ ПРИВЯЗЫВАТЬСЯ. Федор видел разбитые по глупости судьбы. И предпочитал учиться на чужих ошибках. Ему не доводилось обжигаться. Здоровый цинизм был его религией. Но голос Арины будил в нем маленького мальчика, который верил в чудеса и умел быть счастливым вопреки всему, без расчета, просто так.
— Рина, можешь меня потрогать.
Он постарался свести все к шутке. Демонстративно полез в карман.
— Закрой глаза.
— Ты купил перстенек. С блестящим камушком.
В ее голосе была бесконечная тоска пророчицы, которая предвидит крушение мира. Она даже не спрашивала. Констатировала.
— Да.
Подтвердил он, чувствуя себя идиотом.
— Ты. Ты рядом. Я еще до конца не поверила в ЭТО! Зачем мне какое-то колечко?
— Женщин надо баловать. Я хотел тебя обрадовать.
Федор почти оправдывался. Красная коробочка в форме сердечка стала весить целую тонну.
— Я не хочу подарков.
— Малышка, ты меня обижаешь. Я старался тебе угодить.
— Извини. Извини, это… нервы.
— Давай примерим.
Прохладный тонкий ободок с маленьким изумрудом скользнул на палец.
— Велико.
Сказала Арина без всякого сожаления. И добавила.
— Не обижайся на меня. Видишь — не держится.
Легко взмахнула ладонью, колечко слетело на одеяло. Федор подобрал его, вернул в коробочку.
— За мое испорченное настроение ответишь по всей строгости.
Она не поддержала шутки. Прижалась лбом к его плечу и замерла ненадолго.
— Родионова. Перевязываться будем!
Вошла медсестра. С подносом, закрытым салфеткой невнятного цвета. Федор встал и пояснил.
— Только позовем Ивана Сергеевича. Он обещал присутствовать.
Медсестра с удивлением переспросила.
— Иван Сергеевич?
— Да. Он мне так представился.
— Хорошо. Я схожу за ним.
***
— Буду с вами откровенен. Дела хреновые. Нога не заживает.
— Что можно сделать?
— Ничего. Молиться.
— Где сумеют помочь?
Иван Сергеевич курил на площадке. Федор стоял рядом, слушал и думал. Примерно этого он и ожидал. Повторил сухо и веско.
— Где?
— В Германии, например!
Огрызнулся хирург.
— Как это решается?
— То есть?
— У кого есть телефоны клиник? Нужны ли бумаги из Минздрава?
Врач прикусил нижнюю губу.
— Это очень дорого! Очень!
Федор знал, что в голодной российской провинции даже сто долларов считают приличными деньгами. А уж если речь заходит о тысячах…
— С кем мне говорить?
— Не знаю. Правда, не знаю. Никогда с этим не сталкивался. Поговорите утром с заведующим.
***
— Алло, Вадим?
— Ты?! Ты?!
— Нет, шаловливое привидение. Мне нужно вылечить одного человека. Хорошо вылечить. Неудачно сломанная нога. Язвы. И так далее. Кудахтать после будем.
— Куда тебе перезвонить, майор?
Он продиктовал номер.
— Жди.
***
— Рина, у тебя есть международный паспорт?
— Нет. А зачем он мне?
— Блин горелый, лишняя беготня. Алло? Алло? Денис Сергеевич? Это Измайлов. Ага. Как дела? Ничего себе! Нет. Денис Сергеевич, я по делам завис в Заранске. Никого не знаю, вообще. Да. А мне срочно, одним-двумя днями надо тут паспорт человеку международный. На лечение поедем. Хорошо. Завтра в девять позвоню.
— Какой паспорт?
Вмешалась бледная после перевязки Арина.
— Твой.
— И?
— Тебе нога нужна?
— Да.
— Замечательно, тогда слушайся меня. И все будет так, как надо.
— Волшебник?
— А?
— Ты волшебник?
Она пыталась издеваться, мгновенно позабыв про свое решение быть пай-девочкой.
— Аут.
— Что?
— Злить меня нарочно — дохлый номер. Это я тебе на будущее даю бесплатный совет. Поняла?
Она покачала головой. Федор присел к ней, взял за руку.
— Рина, я старый манипулятор. Ты меня не переиграешь. Не надо даже начинать. И не дуйся. Глупо. Я хочу тебе помочь. Я помогу. А когда ты поправишься, мы будем обсуждать все эти милые женские штучки.
— Какие?
— Кто кого и на каких условиях победил. Покорил. Ясно?
— Свинство так говорить!
— Просто правда во всей ее неприглядности. Женщины и мужчины любят играть в эти игры. Использовать друг друга.
— Все?
— Подавляющее большинство. Весь мир театр! Все люди в нем — актеры.
— А ты?
— Пытаюсь быть режиссером, иногда зрителем. Бывает, вляпываюсь и играю в чужих пьесах. Человек есмь. Не совершенен.
— Свинство. Свинство все равно.
— Согласен. Но жизнь — такова. Бесполезно обсуждать правила. Ты уже на поле. В игре. Ты. Или тебя. Вот и все.
— Какой кошмар.
— Точно.
***
— Дед Махмуд. Я без тебя скучать стану.
— Ай-яй-яй.
— Сильно.
Старик слушал и улыбался.
— Будут спрашивать, кто ты мне, отвечай, дальний родственник. И живешь пока один потому, что я в отъезде. Кстати! Федор. У дедушки нет пенсии. И документов.
— Денег оставим. С документами потом разбираться будем, позже. Так. Сколько надо на месяц?
Старик не ответил. Перевел ласковый взгляд на Арину. И лукаво посоветовал.
— Ты не обижай Федора, он хороший. Грубый просто. И сама на него не обижайся.
Арина уточнила.