К сожалению, Себастьян забыл куртку. Учитывая, что в кармане лежал кошелек, для полиции не составило труда вычислить преступника. Вдобавок дело было в середине января, стоял крепкий морозец. Некоторое время Себастьян брел сам не зная куда, пока не очутился около жилого дома.
Проживал там механик, готовящийся выйти в ночную смену и оставивший машину во дворе с включенным двигателем, чтобы разогрелась. Себастьян недолго думая залез внутрь, расположился на водительском сиденье и почти сразу погрузился в крепкий здоровый сон. А проснулся уже в вытрезвителе.
Так как Себастьян, находясь под воздействием алкоголя, сидел за рулем чужого автомобиля с включенным двигателем, его, естественно, привлекли за вождение в нетрезвом виде. Приплести сюда попытку угона — по-моему, большая натяжка, но пути юриспруденции неисповедимы. Вырубись Себастьян на пассажирском сиденье, все бы обошлось. Особенно учитывая, что к моменту прибытия полицейских он был в глубокой отключке. Нападение — это когда Себастьян оттолкнул с дороги бармена, а сопротивление при аресте — не слишком восторженная реакция, когда его разбудили и силой выволокли из теплой машины.
Впрочем, это все пустые рассуждения, а суровая правда жизни такова — если Себастьяна признают виновным по всем пунктам, ему грозит до пятнадцати лет.
— Не волнуйся, до этого не дойдет, — как могу подбадриваю друга я. — У тебя же нет судимостей. Самые серьезные обвинения, скорее всего, удастся опровергнуть, не хватает доказательной базы. Нарочно выдвинули все, что можно, чтобы прокурору было с чем работать. Они нарочно тебя запугивают, чтобы признал себя виновным.
Нет, вы только послушайте. «Закона и порядка» насмотрелся, не иначе. Только это не сериал. Моему лучшему другу угрожает самый настоящий, невыдуманный срок.
— Мама внесла залог, — произносит Себастьян настолько нехотя, словно ему к горлу нож приставили. — Десять тысяч баксов.
— Ничего себе! Да не переживай ты. Радуйся лучше, иначе до сих пор в камере бы маялся. У меня-то таких денег нет. Сам знаешь, с тех пор как меня Мэдофф обанкротил, все миллионы потерял…
Себастьян даже не улыбается. Да, слабовата шутка.
— По условиям освобождения под залог я должен жить с ней. Пить запрещается. Из дома можно выходить только на работу или по делам, одобренным судом. Например, на встречу с адвокатом или на прием к проктологу.
— А зачем тебе к проктологу? С простатой проблемы?
— Пока нет, но скоро будут, — отвечает Себастьян. — В тюрьме к этой сфере внимание повышенное…
— Адвоката уже нашел?
Себастьян вертит чашку с кофе.
— Мама наняла. Судя по лицу, пробы ставить негде. Думаю, может, попросить, чтобы предоставили мне бесплатного защитника, или как это называется…
— Лучше не надо, — советую я. — Настоящий адвокат вмиг все уладит. Может, даже до суда не дойдет. И дело в шляпе, никакого пятна на репутации! Может, потребуют компенсацию в размере стоимости «Столи» и нового покрытия для бильярдного стола. А эти бесплатные — замученные выпускники, набирают стаж, пока их на нормальную работу не возьмут. Вот с таким защитничком тебя точно в тюрьму отправят.
— Ты не понимаешь, — возражает Себастьян. — Свободы мне в любом случае не видать. Если мама меня вытащит, всю жизнь ей обязан буду. Это похуже любой тюрьмы! Там хоть за хорошее поведение освобождают.
— Зато уголовником не станешь.
Мать Себастьяна нарочно позвонила мне, чтобы забрал его. Боялась, если придет самолично, сын из камеры выходить откажется. Голос у нее был такой встревоженный и виноватый, что возражать не стал. И вообще не хочу, чтобы Себастьяна следующие лет пять домогались в тюремном душе, и все из-за дурацкой гордости.
Она подогнала свою машину прямо к магазину, а домой поехала на такси. У мамы Себастьяна джип «лексус». Давно не сидел за рулем, а тут и вовсе оробел, тем более что движение в это время дня оживленное. Паркуется машина практически сама, и слава богу — я в тот узкий зазор между двумя автомобилями даже соваться побоялся бы.
Себастьян со стоном поворачивается к окну.
— Наверное, ты прав. Ну что, как дела с Леа?
— Хорошо, — отвечаю я.
И как прикажете сообщить о помолвке? Невозможно поделиться хорошей новостью с приятелем, у которого жизнь идет под откос, не выставив себя самовлюбленным, эгоистичным козлом. Все равно что принестись на похороны с радостным криком: «Я джекпот выиграл!» Но Себастьян в любом случае скоро узнает, не от меня, так от кого-то другого. Еще обидится. Ну ладно, скажу…
— Мы помолвлены.
Себастьян вскидывает брови, на бледных щеках проступает легкий румянец.
— Не гони!
— Нет, правда. Помнишь, на Новый год мы ушли из «Фальстаффа»?
Черт. Конечно же не помнит. Себастьян тогда был в стельку.
— Вот тогда и сделал ей предложение.
— И Леа согласилась?
— Невероятно, но факт.
— Так это же круто! Поздравляю!
Себастьян вскакивает, и мы неловко обнимаемся, потом снова садится.
— Конечно, мальчишники мне теперь противопоказаны… Что ж, лишний повод закатить грандиозный мальчишник! Когда свадьба-то?
— Пока не решили. Может, весной или летом. У нас у обоих дел по горло, даже обсудить как следует некогда. Но одно решил точно: шафером будешь ты. Если хочешь, конечно.
Чуть не прибавил — «если будешь свободен». В буквальном смысле слова.
— Спрашиваешь! Значит, мальчишник на мне! Отлично! Устрою все так, что ты исчезнешь за три дня до свадьбы и очнешься на крыше монастыря в Гондурасе в компании обнаженных послушниц.
— Думаю, Леа твой сценарий не одобрит. Она бы предпочла, чтобы мы посидели в ресторане, сыграли в пейнтбол или что-то в этом роде, но если она не узнает…
— Кстати, давненько не видел твою суженую, — произносит Себастьян. — А то бы, наверное, заметил, что у нее новое кольцо появилось. Зато ты прямо как белка в колесе.
— У Леа новый агент, устраивает ей прослушивания и для рекламы, и для сериалов. Иногда все решается в последнюю минуту, вот и приходится подменять…
— Да, видок у тебя изможденный, почти как у меня. А это показатель — мне зомби без грима играть можно.
— Значит, Мина вернулась к этому своему чокнутому кровожадному мужу-наркоману, — быстро меняю тему я. — И давно она тебя этой новостью порадовала?
Себастьян трет лицо.
— Дня через три после Нового года. Мол, говорила с ним по телефону пару раз и теперь чувствует себя виноватой. Не хочет бросать мужа в трудную минуту, и все в таком духе.
— Вранье, — даже слишком ядовито произношу я. — Раньше ее это не смущало.
— Мина сказала, что пока не собирается со мной расставаться, просто ей нужно время, чтобы все обдумать.
Надеюсь, времени у Мины будет более чем достаточно — от двадцати пяти лет до пожизненного. Именно столько, по справедливости, должны дать ее мужу.
— А сам что думаешь?
— Вообще-то я не против, — бормочет Себастьян. — Все-таки она… трудная. То одно лекарство, то другое, то спит целый день, то рыдает. А главное, все время боишься, что муж из-за угла выскочит и прямо на тебя…
— Выскочить-то выскочил, но не на тебя, а на меня. Что ж, по этому поводу можешь больше не беспокоиться. Если, конечно, какой-нибудь горе-психиатр не освободит его на том основании, что в подростковом возрасте родители разрешали ему смотреть слишком много порнухи. Или слишком мало.
Один из побочных эффектов, когда в человека стреляют, — резко становишься ярым сторонником правых взглядов. Надеюсь, это временно. На днях по телевидению выступал премьер-министр, рассуждал о постройке новых тщательно охраняемых тюрем, увеличении минимальных сроков заключения и правиле «трех проколов». К собственному удивлению, я всю дорогу кивал и думал: «Правильно! Так их!» Надо поскорее исправляться. Ведь именно так и появляются полностью управляемые нации, где один процент населения прячется за высокими стенами, а остальные девяносто девять пытаются за них проникнуть. Нет, благополучное общество так не построишь, но вынужден признаться — сама идея высоких стен с колючей проволокой и вооруженной охраной вдруг стала казаться весьма соблазнительной.
— Да, сначала переживал, но теперь чувствую только облегчение. Как вообще можно увлечься женщиной, которую еле терпишь?
— Обычная история.
— С утра до вечера рассказывала про свои психотерапевтические сеансы. Одно время подозревала, что врач хочет ее в дурдом упрятать. Уборку не делает, не стирает. В квартире свинарник. Как-то хотел вещи собрать, а потом вижу — это все даже не ее! Кажется, от предыдущих жильцов осталось. И насчет готовки полная катастрофа, еле-еле с лапшой справлялась. Но самое худшее — стихи. Читала она тебе свои стихи?
Сочувственно киваю:
— Да, пришлось вытерпеть несколько четверостиший.
— Хуже, чем у Полы Нэнси Миллстон Дженнингс из Сассекса, а ведь, казалось бы, куда уж хуже? Как-то решила почитать мне стихи в постели. Да лучше полицейскую сирену слушать! После этого у меня всякое желание отпало.
— А про авокадо читала?
— Нет.
— Ну, тебе еще повезло.
Себастьян кивает и со стуком роняет голову на стол.
— Но если бы она прямо сейчас позвонила и позвала меня к себе, я бы поехал…
«Не получится, тебе суд запретил», — думаю я.
— Все так говорят. Подожди пару дней.
— А вы с Леа как уживаетесь?
— Прекрасно. Замечательно.
Не буду врать — меня терзают смутные сомнения по поводу истинных намерений этого самого Джереми. Еще сильно устаю от постоянных переработок и недоволен, что мы с Леа так редко видимся. Но все это пустяки, потому что время, проведенное с ней, заставляет забыть обо всех мелких неприятностях. Ситуация наладится. По крайней мере, очень на это надеюсь.
— Да-да, дела идут отлично. Еще кофе хочешь?
— Нет, спасибо, — отвечает Себастьян. — Пора ехать в Ватикан и покаяться перед папой. Между прочим, она хочет, чтобы я снова учился на дневном.
Пожимаю плечами:
— А что, хорошая мысль. До диплома совсем чуть-чуть осталось.