– После похорон прошло всего несколько дней. Отец решил, что больше так не может. Взял дробовик и ушел в сарай. Тело нашла Линнея. – Ларс жадно отпивает из бокала. – Ей тогда было всего шестнадцать, совсем девчонка. Врагу не пожелаю такое увидеть, а уж тем более ребенку…
Господи. Линнея смутно упоминала про семейную трагедию, но обошлась без страшных подробностей.
– И что ты сделал? – Я не должна задавать вопросов, ведь он уже все это рассказывал. Надеюсь, Ларс глубоко погружен в воспоминания и не заметит моих слов.
– Что и полагалось сделать старшему брату. Я все устроил. Мы похоронили отца рядом с мамой. Продали свой скудный скарб и уехали на запад, потому что не хотели оставаться в Айове ни дня.
– И приехали сюда.
– И приехали сюда. Поезд пришел на вокзал ранним утром. Билеты у нас были только до Денвера. Если бы мы захотели ехать дальше, пришлось бы покупать другие и пересаживаться. Но мы не стали ничего покупать. Вышли на платформу, поглазели по сторонам. Увидели горы и солнце, встающее над городскими крышами. Переглянулись и решили, что останемся здесь.
– Ты многого добился. И Линнея тоже.
– Нам повезло. Чертовски повезло. Мы ведь от отчаяния хватались за любую черную работу, чтобы хоть как-то свести концы с концами. И вот Линнея нашла себе место в булочной. Однажды в эту булочную заглянул Стивен, и ему так понравилась молоденькая продавщица, что он стал приходить каждый день – просто чтобы увидеться с ней. К счастью, Линнее Стивен тоже понравился.
Да, теперь я припоминаю эту историю. Линнея рассказывала о своем знакомстве с мужем, и в ее глазах светилась искорка страсти, не угасшая за столько лет. Мы говорили об этом, когда я пришла к ней на укладку в октябре 1954-го. Не в реальной жизни – не там, где меня зовут Китти. Это было здесь, где я – Катарина. Впервые я пришла в «Красотку на Бродвее», пока Ларс лежал в больнице после сердечного приступа.
– Именно Стивен уговорил тебя завязать с ремонтом трамваев, – подхватываю я. – Он помог тебе поступить в университет.
Мое сердце начинает колотиться быстрее: я помню, я знаю!
Ларс кивает:
– Учеба – хлопотное и дорогое дело, меня грызли сомнения. Но Стивен не позволил мне сдаться. Без него бы ничего не вышло. Я бы по-прежнему чинил трамваи на Колфаксской линии.
– А вот и нет, – говорю я с легкой иронией, вспоминая про магазин «У сестер» и опустевшую Перл-стрит. – Трамвайные линии давно убрали. Теперь ты бы ремонтировал автобусы.
Ларс фыркает:
– Да, наверное. Так что мне очень повезло, когда Линнея встретила Стивена. А еще больше мне повезло, когда в моей жизни появилась ты, Катарина.
– Повезло, – тихо повторяю я. – Да, во многом нам действительно повезло.
В глазах Ларса стоит печаль.
– Знаю, тебе сейчас так не кажется. После того, что случилось осенью, трудно представить, что жизнь снова наладится.
Что же случилось осенью? Я молча жду.
– Я всегда буду рядом. – Ларс стискивает мою руку. – Я знаю, как это страшно – потерять родтелей.
Потерять… О чем он?!
Яростно трясу головой, пытаясь проснуться.
Я сижу на диване, раскачиваюсь из стороны в сторону и рыдаю. Ларс обнимает меня за плечи, дает платок, прижимается щекой к моей щеке.
– Не могу больше! – Я зажмуриваюсь. – Хочу домой.
– Катарина, ты дома. Это наш дом.
– Нет! – Мотаю головой. – Ты ничего не понимаешь. Мне здесь не место. Это все мои фантазии, а я хочу вернуться домой!
Встаю и начинаю метаться по гостиной. Левый каблук застревает в ярко-голубом ковролине. Я выдергиваю его и рассеянно думаю, что, наверное, нужно сменить набойку. А то так и упасть недолго. Боже, какая нелепая мысль.
Ларс тоже поднимается и хочет обнять меня, но я отталкиваю его руки.
– Ты очень добрый человек. Не просто добрый… ты идеальный, мужчина моей мечты. – Я смеюсь, хотя во рту стоит горечь. – Сказочный принц. Только это все выдумка. Мои фантазии. А в реальном мире мои родители живы. Понимаешь? Они не умерли! И я хочу вернуться к ним!
– Мам? – доносится тихий голосок с лестницы. – Мам, что случилось?
Ларс быстро подбегает к ступенькам.
– Все нормально, малыш. Иди спать.
– Мама плачет, – говорит Митч. Несмотря ни на что, мое сердце переполняется нежностью к этому удивительному, хотя и ненастоящему ребенку. – Мама, с тобой все хорошо?
Утираю слезы и, пошатываясь, подхожу к лестнице. Останавливаюсь у первой ступеньки и смотрю вверх на сына – взъерошенные кудряшки, мягкая зеленая пижама.
– Все хорошо, солнышко, – выдавливаю я. – Просто мне сегодня грустно.
– Из-за бабушки с дедушкой?
Из моей груди вырывается сдавленный стон. Митч слетает вниз по лестнице и обхватывает меня за талию. Наклоняюсь к нему, прижимаю к себе изо всех сил. Ларс молча стоит рядом.
– Я… я не думала, что они уйдут так рано, – шепчу я мальчику.
Он обнимает меня еще крепче.
– Знаю, мам. Тебе сейчас ужасно грустно, хотя ты совсем большая. – Митч уже хлюпает носом.
Киваю, задевая щекой его кудряшки.
– Да. Хотя я и большая.
Закрываю глаза и жду. Сейчас я должна проснуться дома. Конец истории, я поняла и приняла то, что до меня хотели донести. Я приняла этот ужас, который обрушился на меня во сне, и я веду себя как взрослый человек и делаю то, что нужно, играю по правилам. Неужели после этого я не должна очутиться в своей комнате?
Но я остаюсь на прежнем месте. Прижимаю к себе сына. Спустя пару мгновений все-таки отпускаю его.
– Давай-ка я тебя уложу. – Ларс берет Митча за руку и поворачивается ко мне. – Присядь, Катарина. Постарайся успокоиться, я сейчас вернусь.
Но я его не слушаю. Выхожу в коридор и замираю перед фотографией, с которой на меня смотрят молодые родители.
– Ей было двадцать, – хрипло говорю я, когда Ларс возвращается. – Мама родила меня в двадцать. Папе было двадцать два. Сейчас ей пятьдесят восемь, ему недавно исполнилось шестьдесят. Я знаю, что они когда-нибудь умрут. Все теряют родителей. Но только не сейчас. Не так рано.
– Катарина…
– Не называй меня так! – Я резко оборачиваюсь к Ларсу. – Меня зовут Китти, а не Катарина. Меня зовут Китти Миллер, и я старая дева. У нас с подругой своя книжная лавка, я веду простую и незатейливую жизнь. Никаких сюрпризов. У меня совсем другая жизнь, понимаешь?!
– Хорошо. – Он осторожно кладет руку мне на плечо и ведет меня в гостиную. – Давай присядем.
Мы возвращаемся к дивану, и Ларс мягко меня усаживает. Потом садится рядом.
– Расскажи, что с ними произошло.
– Катарина… – В глазах Ларса глубокая тоска.
– Ну уж нет! – Я выпрямляюсь, твердо решив идти до конца. – Расскажи. Ты думаешь, я все знаю? Ничего я не знаю! Ровным счетом ничего! Расскажи мне.
Он глубоко вздыхает и делает глоток виски.
– Они летели домой. Возвращались из долгого путешествия на Гавайи, праздновали там сороковую годовщину свадьбы. Началась буря, и… – Ларс снова вздыхает. – Самолет потерпел крушение над Тихим океаном, Катарина. Никто не выжил.
Качаю головой:
– Неправда. Они были на Гавайях, но вернулись домой живыми и невредимыми. Самолет не разбился. Не было никакой катастрофы.
Он не отвечает. Ждет чего-то.
– Когда это случилось? Назови дату.
Ларс хмурится:
– В среду. Как раз на Хэллоуин. Они вылетели тридцатого числа, в ночь со вторника на среду. Рейс из Гонолулу должен был прибыть в Лос-Анджелес утром, потом их ждал перелет до Денвера. Они планировали вернуться тридцать первого.
– Все ясно. – Я подскакиваю с дивана. – Они вернулись после Хэллоуина. Я отчетливо помню, они вернулись на день позже!
– Нет. – Ларс уверенно качает головой. – Они хотели приехать на Хэллоуин и посмотреть на костюмы детей.
Смеюсь – не могу остановиться. Трясу головой и хохочу до слез. Говорить трудно, это уже напоминает истерику.
– Катарина, что с тобой?
– Ну конечно же! – Отсмеявшись, я глубоко вздыхаю. – Конечно! Какая глупость. Мои родители не торопились домой на Хэллоуин, они не хотели увидеть костюмы малышей. Потому что в реальном мире нет никаких малышей, Ларс! Неужели ты не понимаешь? Ничего этого нет. Ничего. Ни дома, ни Митча с Мисси, ни Майкла. И тебя там тоже нет.
Тут до меня доходит, что это означает для Ларса. Он чудесный, красивый, замечательный, и я бы ни за что не пожелала ему такой смерти – одиноким октябрьским вечером 1954 года, во время нашего разговора по телефону.
Поворачиваюсь к нему:
– Прости меня. Прости. Я не хотела, чтобы все так закончилось. – Вновь смеюсь, на этот раз с циничной иронией. – Я-то думала, что ты мерзавец, не пришел на свидание. Лучше бы так. Лучше быть мерзавцем, чем умереть в одиночестве.
– Да о чем ты?
– Ты умер, – шепчу я. – Мне так жаль, Ларс, мне безумно жаль, но в реальном мире мы закончили разговор чуть раньше. Договорились о встрече и распрощались. Пару дней спустя я пришла на свидание в кафе, но ты так и не явился. Потому что у тебя был сердечный приступ и ты умер. Сразу после нашего телефонного разговора.
Он допивает остатки виски.
– Бред какой-то! Безумие чистой воды.
– Нет! – Я кладу руку ему на колено, стискиваю пальцы. – Бред – это то, что происходит сейчас. Ты просто плод моего воображения. Дом, семья, Альма, соседи, ссора с Фридой, погибшие родители – это безумная выдумка, Ларс. В реальном мире у меня не все гладко, но то, что там происходит, по крайней мере имеет смысл!
Наклоняюсь, обнимаю мужа и жадно целую. Хочу навсегда запомнить вкус его губ. Пусть это прикосновение останется в моем сердце. Не хочу забывать – и не хочу больше сюда возвращаться. Никогда, ни за что.
Спустя несколько долгих мгновений мы отрываемся друг от друга. Я долго и печально смотрю на Ларса.
– Пойду лягу. Усну в ненастоящей кровати, в ненастоящем доме и проснусь не здесь. В реальном мире.
Я поправляю завиток волос над самым его ухом. Очень нежно, будто Ларс – тоже мой ребенок.