Кто знает, приживутся ли все эти нововведения? Неужели так выглядит будущее Денвера, будущее всей Америки? Я бы хотела посмотреть в хрустальный шар и узнать, каким станет мир через пятьдесят лет. Но гадалка из меня никудышная.
Думаю о том мире, где живут Ларс и дети. Что показал бы им хрустальный шар? Как сложится судьба моих малышей через пятьдесят лет? Митч и Мисси найдут себе дело по душе, в этом я не сомневаюсь. Встретят любимых людей, заведут детишек. Они вырастут порядочными людьми и проживут свою жизнь в любви и верности – так, как учили их мы с Ларсом.
А Майкл? Я думала, что и так уже замерзла до костей, но при мысли о Майкле по спине пробегает дрожь. Что стало бы с ним, окажись придуманная жизнь реальностью?
Вспоминаю ту женщину, которая заходила в наш магазин с дочкой-аутисткой. Я тогда повела себя ужасно бестактно! Сейчас я бы приветливо ей улыбнулась, поздоровалась и занялась бы своими делами, а не глазела бы на ее ребенка.
И не складывала бы книжки в неустойчивые стопки, которые так легко рассыпать. Даже если бы малышка что-нибудь уронила, я бы не стала задавать неприличных вопросов. На прощание я бы просто подарила ее матери тот роман, «Корабль дураков». Я бы протянула книгу женщине, глядя ей в глаза с молчаливым сочувствием и пониманием.
Разворачиваюсь и захожу внутрь. У меня над головой звякает дверной колокольчик. Фрида поднимает голову, улыбается, но не произносит ни слова. Патефон вращается с тихим шипением, пластинка закончилась. Фрида подскакивает, выбирает новую и аккуратно устанавливает. Пластинка ложится на диск, игла встает на дорожку, и по магазину разливается голос Пэтси Клайн.
«Если ты решил меня покинуть, скажи об этом сразу, не тяни…»
Встряхиваю головой. Не может быть, этой песни еще нет. В другом мире, когда мы ужинали в итальянском ресторанчике с клиентами Ларса, он говорил, что Пэтси выпустила новую пластинку совсем недавно.
Это было в феврале. А сейчас ноябрь, до выхода песни еще три месяца.
– Знаешь, Пэтси Клайн скоро погибнет, – сообщаю я Фриде. Мой голос звучит как-то странно, будто доносится издалека. – Уже через несколько месяцев. Смерть в авиакатастрофе.
Фрида кивает, словно и так уже знает об этом.
– Но перед смертью она выпустит новый сингл. Вот эту песню.
Я медленно иду по залу.
Невозмутимо – господи, да как же у меня получается держать себя в руках? – подхожу к полке с бестселлерами. Тут же цепляюсь взглядом за новый сборник Сэлинджера. А рядом стоит роман «Люди короля» местного автора Джоан Гринберг – я видела эту книгу в другом мире, когда заходила в новый магазин Фриды. Я тогда подумала, что надо поподробнее узнать про эту писательницу.
Но все эти книги еще не вышли в печать. Их нет ни в одном магазине. И тем не менее – вот они, на полке, прямо у меня под носом.
Прикасаюсь к томику Сэлинджера. Не к этой ли книге Фрида прикладывала мою ладонь, пытаясь доказать реальность нашего мира? Снова встряхиваю головой: надо срочно собраться с мыслями. Да, кажется, именно к ней. Во всяком случае, мне так кажется.
Точно не помню.
Я вспоминаю события последних недель. Простые мелочи, из которых складывалась моя жизнь, уютная и беззаботная. Спокойные пробуждения по утрам, привычная работа в магазине. Нежные и лиричные послания от мамы. Газетный некролог с именем Ларса, вовремя подвернувшийся под руку. Встреча с несчастным и жалким Кевином, убедившая меня в том, что много лет назад я приняла правильное решение. Бесплатные напитки вчера вечером – угощение от бармена.
И, наконец, родители, которые полетели правильным рейсом. Их самолет не рухнул в Тихий океан и благополучно долетел до места назначения. Какое счастье!
«Не бросай меня здесь, не хочу тосковать о несбывшемся. Пусть будет больно, пусть все закончится. Может, я еще сумею полюбить…» – поет Пэтси.
Я смотрю на Фриду. Она не сводит с меня понимающего взгляда. Ждет, пока я что-нибудь скажу.
– Сестренка… – выдавливаю я. И больше мне добавить нечего.
Глава 31
Просыпаюсь и жадно хватаю ртом воздух. Мы с Ларсом так и не выпустили друг друга из рук, лежим обнявшись, как и несколько часов назад.
Ларс открывает глаза:
– Что случилось?
Меня трясет; делаю глубокий вдох, чтобы унять дрожь.
– Выходит, все наоборот…
Протираю глаза и оглядываюсь по сторонам.
– Настоящий мир – здесь. Так ведь, Ларс?
– Здесь, Катарина. – Он прижимает меня к себе и шепчет на ухо: – Самый что ни на есть настоящий.
Заглядываю ему в глаза:
– Но как же так?! Там все было таким реальным, а оказалось… выдумкой.
Он отодвигается и задумчиво наклоняет голову:
– Не знаю, родная.
Вспоминаю все те мгновения, когда я сбегала в мир Китти. Я думала, что просто засыпаю. Думала, нужно лечь спать здесь, чтобы снова проснуться дома и очутиться в своей настоящей жизни.
Но на самом деле я не спала – если не считать последнего визита в другой мир, который с самого начала походил на сон. Теперь-то я понимаю. Не спала, а просто замыкалась в собственной голове и строила воздушные замки, которые помогали приглушить боль. Тело было здесь, а мысли далеко. Наверное, близким казалось, что по дому ходит бездушная кукла.
В горле встает ком.
– Прости меня, – говорю Ларсу, – пожалуйста, прости!
Он снова меня обнимает:
– Тише, все хорошо. Я понимаю. Все хорошо.
На глаза наворачиваются слезы.
– Я не знаю, как с этим справиться. Не знаю, как быть той Катариной, которую ты любишь. Как можно по-настоящему жить в этом мире, никуда не сбегая.
Крепко зажмуриваюсь, и перед внутренним взором встает образ Китти – ненастоящая я, придуманная маска.
– Ты справишься. Справишься и останешься здесь.
Ларс проводит ладонью по моим волосам, и я открываю глаза.
– Я хочу, чтобы ты была с нами, Катарина. Мы все, все до единого, хотим видеть тебя рядом. Нам без тебя никак.
Смотрю в его удивительные глаза. Я нужна им. Я им нужна.
– Хорошо. Я попробую.
Ларс улыбается и целует меня. Когда мы наконец отрываемся друг от друга, я поворачиваюсь к окну.
– Смотри-ка! Сколько снега на лужайке!
На ослепительно-голубом небе нет ни облачка, яркий солнечный свет искрится на свежевыпавшем снеге.
Ларс поднимается и подходит к окну.
– Красота. Но Митч с Мисси расстроятся. Снега не так уж много, уроки не отменят.
Я и сама слегка расстраиваюсь. Было бы здорово провести денек дома вместе с тремя малышами.
Разворачиваюсь, чтобы встать с кровати, и замечаю на тумбочке книгу в переплете. Смотрю на название.
– Ларс, я сейчас читаю эту книгу, да?
Он подходит, бросает взгляд на обложку.
– Ага. Ты говорила, что она тебе снится.
С улыбкой провожу по книге кончиками пальцев: на зловещем темном фоне подобно языкам пламени извиваются причудливые буквы, складываясь в название: «Надвигается беда», Рей Брэдбери.
– И вправду. Снится.
Перед уходом в школу Митч с Мисси слегка капризничают. Митч расстроен, что уроки не отменили: он-то надеялся целый день сидеть в игровой комнате и собирать железную дорогу.
– А теперь ничего не выйдет!
Щеки раскраснелись, звонкий голосок срывается от переживаний, Митч сам на себя не похож.
– Ничегошеньки не получится!
Как ни странно, успокаивать его принимается Майкл:
– Ладно уж, Митч. Выходные всего через два дня. Вот тогда и построишь железную дорогу. – Он говорит тихо и не смотрит на брата, только придвигается к нему поближе. – А я тебе помогу.
Мисси, в свою очередь, категорически отказывается надевать зимние сапожки:
– Они страшные!
При виде красных сапожек на меху она морщит носик.
– Мама, они ведь просто ужасные! Мне нужны новые.
– Мы купили их всего пару месяцев назад, – решительно отметаю я все возражения. – С сапогами все в порядке. Теплые, не жмут и не промокают. Надевай-ка.
С огромной неохотой Мисси натягивает сапожки, не сводя с меня возмущенного взгляда. В ответ я только пожимаю плечами.
Ларс, Митч и Мисси выходят из дома в восемь. Когда Митч с Мисси пошли в начальную школу – она находится всего в нескольких кварталах от нашего дома, – я стала отводить их на занятия сама и брала с собой Майкла. А по вечерам мы вместе встречали их после уроков. В детском саду Майкл закатывал истерики, если его разлучали с братом и сестрой, но с тех пор прошло много времени, он подрос и перестал так сильно переживать из-за ежедневных расставаний. Правда, в такие снежные дни Ларс все равно подвозит Митча и Мисси до порога школы. Неожиданно для самой себя я вспоминаю разные житейские мелочи, хотя мне никто о них не рассказывал.
Провожаю мужа и детей, возвращаюсь в гостиную. Замираю перед кухней, придерживая дверь плечом, чтобы оглядеться. На диване ссутулившись сидит Майкл и задумчиво смотрит себе под ноги.
– Майкл.
Он не поднимает глаз.
– Майкл. – Я подхожу к нему. – Пора садиться за уроки.
Кажется, мне удается привлечь внимание. Майкл по-прежнему смотрит вниз, но все-таки отвечает:
– У нас уже три месяца не было уроков, мам.
– Ну да.
Прохожу в столовую, приближаюсь к маленькой парте у самой стены. Пыль вытерта, хотя здесь уже давно никто не сидел, – Альма тщательно следит за порядком в доме. Заглядываю под крышку парты, достаю открытую тетрадь. Через страницу тянется ряд покосившихся букв «А», старательно выведенных карандашом. У правого края буквы выглядят совсем уж неуверенно, а от последней «А» осталась только одна наклонная черточка.
Разглядываю тетрадь. Вспоминаю про Грега Хансена и самодельные книжки, которые я для него писала. Мои кривоватые рисунки и карточки со словами, перевязанные шнурком.
– Майкл!
Я кладу тетрадь на парту и возвращаюсь к сыну.
– Помнишь, я просила тебя выучить букву «А»? Можешь назвать какое-нибудь слово, которое начинается с этой буквы?
– Арбуз, – мрачно отвечает он.