– Я все время просила, чтобы он разрешил мне хотя бы расставить их по алфавиту, – сказала Милли почти извиняющимся голосом, пока Нина шла вдоль полок. – Но он отвечал, что ему нравится плыть по комнате, как облако, и брать то, что бросается в глаза.
– Надеюсь, не буквально.
Милли хихикнула:
– Ага, и он не был похож на облако, но так всегда говорил.
Это было удивительное смешение. На полках стояли Джейн Остин, Диккенс, Троллоп, Стивен Кинг и С. Дж. Перельман. Дороти Паркер втиснулась рядом с Джоан Дидион, а Чинуа Ачебе соседствовал с Джоном Гришэмом. Было полно детективов, так называемого бульварного чтива и прикладной литературы на самые разные темы, от альпинизма до работы в забегаловке. Многие из этих книг Нина читала, какие-то – нет. Она подумала о своих полках, о том, что могут рассказать о ней стоящие на них книги, и поняла, что сейчас узнала о покойном отце больше, чем могла бы, даже если бы встречалась с ним.
Милли смотрела на нее.
– Он очень любил книги, совсем как мы.
Нина кивнула.
– Тебе бы он понравился.
Нина провела пальцами по корешкам отцовских книг, на мгновение остановившись на потрепанной «Человеческой комедии» Сарояна. Улыбнулась:
– Ну, мне нравятся его книги. Это уже показательно.
Внезапно Милли прижалась к ней, и Нина обняла ее в ответ.
– Я все время скучаю по папе, – приглушенно сказала девочка. – Но я рада, что нашла тебя.
– Я тоже, – ответила Нина. – Очень рада.
Позже, после обеда, Милли ушла заниматься каким-то школьным проектом, для которого ей требовались дерево, пластмассовый кролик и кукольный канделябр, а Нина осталась наедине с Элизой. Сглотнув, Нина решилась на вопрос, который ей невыносимо хотелось задать все это время.
– Ты знала обо мне? Я имею в виду раньше? – произнесла она и нервно заправила волосы за уши.
Элиза посмотрела на нее с удивлением и легкой грустью.
– Нет. Если бы знала, мы бы уже давно познакомились, – заверила она, отпила воды и стала возить стаканом по столу, оставляя полукруглые следы, как от змеи на песке. – Это было потрясением, ведь я думала, что Уильям все мне рассказывает.
Нина посмотрела на нее.
– Все так по-разному его описывают, – она помолчала, колеблясь. – Один и тот же человек, но у каждого о нем свое мнение. Для мамы Питера он был позером, который слишком много пил, а для Милли – добрейшим человеком на свете, который постоянно проводил с ней время.
Элиза пожала плечами:
– Люди меняются. Уильяма, которого знала мама Питера, и Уильяма, которого знала Милли, разделяют сорок лет. Родители застывают в янтарной смоле детства, согласна? Когда меня навещают мои родители, я чувствую, как снова становлюсь нервным четырнадцатилетним подростком. Я видела Уильяма глазами его жены, на Милли я смотрю лишь как ее мать… Понимаешь, о чем я?
– Да, конечно. То есть я никогда не увижу отца таким, каким он был, потому что смотрю на него через призму других людей.
– А может быть, ты сопоставишь все их мнения и будешь единственной, кто знает его настоящего.
Нина засмеялась:
– А может, люди и не бывают настоящими. Может, мы все меняемся в зависимости от того, где мы и с кем.
– И поэтому ты любишь быть одна, – с улыбкой посмотрела на нее Элиза.
– Что ты имеешь в виду?
– Что ты нравишься себе такой, какая ты в одиночестве.
Нина пожала плечами:
– Чтобы находиться с другими людьми, нужно много энергии. Проще быть собой, когда рядом никого нет.
– Одни люди забирают энергию, другие ее дают… Иногда тебе везет и ты находишь человека, чья энергия уравновешивает твою, – принялась объяснять Элиза. – Боже, я слишком долго прожила в Малибу. Я сказала это без всякой иронии.
Нина засмеялась:
– Это прозвучало убедительно. Мне даже показалось, что я слышу тихий звон храмового колокольчика…
Элиза скорчила ей рожу и заулыбалась.
– Твой папа часто говорил, что быть рядом со мной так же хорошо, как быть одному. Думаю, это был комплимент, – сказала Элиза, и они посмотрели друг на друга. – Наверное, мы слишком много думаем. Еще вина?
Глава 25в которой оглашается завещание, и все удивлены
В следующий понедельник наконец настал тот час, когда должны были огласить завещание Уильяма Рейнольдса. Нина вошла через массивные стеклянные двери офисного здания Саркасяна и увидела ту же самую красотку за стойкой. Та взглянула на нее и улыбнулась:
– Доброе утро, мисс Хилл. Остальные члены семьи уже здесь. Я провожу вас в зал заседаний.
Она не припомнила Нине фразу «Так держать, мэм!», которую Нина сказала ей в первый раз, так что, возможно, просто забыла о ней. А вот Нина помнила и даже частенько размышляла об этом по ночам, но давайте думать о хорошем, договорились?
– Они здесь?
Девушка кивнула, жестом показывая Нине, чтобы та шла за ней.
– Собрание началось в 09:30.
Нина покачала головой:
– Нет, в десять.
– Нет, в 09:30.
– Уверены?
Девушка метнула в нее взгляд, и Нина физически увидела, как та вспомнила их предыдущее общение, после чего изменила тон.
– Уверена. Я приносила булочки.
– Ясно, – вздохнула Нина. Возможно, в другой жизни они с этой девушкой стали бы друзьями, но в этой Нина навсегда останется для нее полнейшей чудачкой, которая вдобавок всегда опаздывает. К тому же булочки с изюмом и корицей наверняка уже съедены.
Когда они приблизились к залу заседаний, до Нины донеслись возбужденные голоса, но девушка не сбавила шагу. Возможно, она привыкла к шумным ссорам в этой комнате. Внезапно Нина представила, как двери зала распахиваются, оттуда, звеня шпорами, вываливаются пятнадцать ковбоев, и двери салуна бешено ходят взад-вперед у них за спинами. Она улыбнулась про себя: вряд ли стоит надеяться, что Саркасян встретит ее в ярком красном корсете и с желтыми перьями на шляпе. Ее всегда удивляло, как шелковые платья дамочек из салунов в фильмах остаются чистыми, несмотря на облака пыли и разлетающееся повсюду перекати-поле. В те времена не было ни стиральных машин, ни химчистки. Ее всегда это волновало, но опять-таки – ее волновало слишком многое.
Возник неловкий момент, когда они с девушкой одновременно потянулись к дверной ручке и обе отпрянули, пропуская друг друга, потом снова потянулись, затем Нина смиренно опустила руки, и девушка с возгласом победителя открыла дверь.
Нина вошла, и шум мгновенно стих, оттого что все присутствующие повернулись на нее посмотреть. Никаких перьев, к сожалению, не наблюдалось, хотя, конечно, под костюмом Саркасяна могло скрываться что угодно.
– Доброе утро, Нина, – сказал поверенный.
– Доброе утро, – ответила она, выдвигая ближайший стул и садясь на него. Черт побери, она опять оказалась напротив Лидии. «Серьезно, Нина, в следующий раз сначала оглядись в поисках подходящего укрытия».
– Пожалуйста, продолжайте, – вежливо сказала Нина. По дороге она выбрала себе линию поведения: молчать, ограничиваясь односложными ответами и слабыми улыбками. Никаких эмоций, никакой драмы – ничего такого. Когда все закончится, она покинет эту комнату целой и невредимой, выберет себе только приятных родственников, а с остальными никогда больше не увидится. Она была совершенно спокойна и владела собой.
Лидия наклонилась к ней:
– Привет, повернутая на деньгах мошенница из поколения Y.
Кажется, план провалился.
– Привет, бешеная меркантильная морская корова, – ответила она. Простите, но нельзя молча сидеть, когда тебя называют мошенницей. Хотя она не совсем поняла, при чем тут морские коровы.
– Меркантильная? – фыркнула Лидия. Кажется, она не заметила, что ее назвали морской коровой, или не придала этому значения. – Нет ничего меркантильного в том, чтобы отстаивать то, что тебе причитается, – она ткнула в Нину квадратным пальцем. – Ты никогда даже не видела дедушку, так что будет нечестно, если тебе что-то достанется.
Саркасян откашлялся:
– Простите, Лидия, но вы не правы. Уильям сам выбрал, как распорядится своим состоянием, и мы должны уважать его выбор. Семейные отношения не играют никакой роли. Даже если бы он захотел оставить все приюту для собак, вы бы ничего не смогли поделать.
Элиза засмеялась.
– Не знаю, из какой еще семьи она могла бы происходить. Она любит читать и быть наедине с собой, совсем как ее отец, – Элиза улыбнулась Нине. – Еще могу добавить, что ее младшая сестра Милли… Она очень счастлива, что вы подружились.
Нина улыбнулась ей в ответ, тронутая.
Арчи добавил:
– Нина умная и саркастичная. Но в то же время она часто испытывает тревогу и ей нелегко общаться с людьми. В этом она похожа на меня. И конечно, не забывайте про волосы.
– Она начитана и не зашорена, – сказал Питер и пожал плечами. – Не хочется расхваливать себя, но…
– И она одержима интересными фактами, в чем, прямо скажу, Лидия, похожа на вас, – заметил Саркасян и откинулся в кресле. – На самом деле она похожа на всех вас, и неважно, поработала ли тут генетика или это просто совпадение.
Лидия, пыхтя от возмущения, ничего не ответила.
– Итак, если ни у кого больше нет никаких возражений, думаю, настало время огласить завещание, – Саркасян внимательно оглядел собравшихся поверх очков, но никто ничего не сказал. Наслаждаясь моментом, он открыл папку, достал из нее документ и прочистил горло.
– Как вам известно, Уильям Рейнольдс был весьма обеспеченным человеком: его состояние включает более сорока миллионов долларов наличными и ценными бумагами, дом в Малибу, квартиру в центре города и коттеджи в Маммоте и Палм-Спрингс.
– Ни фига себе, – сказала Нина.
– А ты как будто не знала, – огрызнулась Лидия.
Саркасян продолжил:
– Двадцать миллионов долларов отходят его четырем законнорожденным детям, взрослые дети должны получить свою долю сразу же, а Милли – по достижении совершеннолетия. Внукам и внучкам достается по миллиону долларов на каждого. Остальные деньги вместе со всей недвижимостью отходят Элизе.