– Куда мы сначала пойдем? – обратилась ко мне мать, и я вынырнула из своих мыслей.
– Ох, мне на самом деле не нужно много, – призналась я, заранее обдумывая, что ей сказать. – Меня больше занимает совместное времяпрепровождение, – добавила я, и мама раздраженно подняла брови.
– Это ирония? – недоверчиво поинтересовалась она, и мне пришлось рассмеяться. Ведь она была вполне права, подозревая меня в тот момент. Раньше я, наверное, никогда бы не сказала ничего подобного.
Но даже если в тот момент у меня были скрытые мотивы по этому поводу, мне уже не казалось таким невероятным добровольно провести время с матерью. Это время в Лондоне привело нас друг к другу, и я надеялась, что смогу поддерживать с ней лучшие отношения и в будущем.
– Нет, мама. Я пробую новое, – заверила я, и у матери появилось такое лукавое выражение лица, что я сразу сообразила, как она, вероятно, выглядела в молодости.
Она наклонилась ближе ко мне.
– Ты даже не представляешь, какую радость ты мне сейчас доставляешь, – сказала она, и я рассмеялась.
– Нет, я это прекрасно знаю, – возразила я, игриво отталкивая ее от себя. – Но невежливо шептаться и тем самым игнорировать третьего человека, – поучала я, как она часто делала со мной, и мама выпрямилась.
– Конечно, – согласилась она и повернулась к Рейчел, которая молча шла рядом с нами и следила за нашим коротким разговором.
– Простите меня, мисс Коэн. Вы должны знать, что моя дочь может быть очень неприветливой, – заявила мать, на что я могла только покачать головой.
Но Рейчел только рассмеялась, пытаясь толстыми варежками убрать выпавший из прически локон со лба.
– Да, я знаю, – подтвердила она со счастливой улыбкой. – Во время нашей первой встречи она кинула мне в лицо снежный шар, – рассказала она, и моя мать пораженно на меня посмотрела, из-за чего мне захотелось провалиться сквозь землю от стыда.
– Это была случайность! – энергично заявила я. Мы миновали широкую улицу и затем мы позволили Рейчел завезти нас в узкий переулок в центре Лондона.
– Это правда, – рассмеялась Рейчел, и моя мать присоединилась к ее смеху.
– Я с трудом могу себе это представить. Когда обычно она такая нелюдимая, – произнесла мать.
– Я не нелюдимая, – защитилась я спокойным тоном, и в голову пришли мысли о Томасе.
О моем поразительно угрюмом Томасе, в котором мне нравился его мрачный взгляд и спутанные волосы так же, как и его веселая, лукавая сторона характера.
– За исключением нашего нетрадиционного знакомства, Анимант всегда вела себя по отношению ко мне весьма очаровательно, – вступилась за меня Рейчел, и мама вздохнула.
– Должно же мое воспитание где-то подействовать, – пошутила она, и Рейчел рассмеялась.
Я могла бы обидеться, но не стала. Потому что мой план начал работать. Моя мать и Рейчел понимали друг друга. Они обладали одинаковой наивной манерой смотреть на вещи, с удовольствием смеялись и радовались мелочам жизни. У Рейчел было доброе сердце, а моя мать питала слабость к застенчивым девочкам.
Рейчел повела нас в маленький чайный магазинчик, где оживленно беседовала с мамой о разных сортах чая и их вкусах, в то время как мне редко приходилось участвовать в разговоре, и я позволила вещам идти своим чередом.
Мы все что-то купили, а затем отправились к портному, чтобы заказать для меня три довольно простых блузки. Мама ругала меня за то, что от этого я только буду выглядеть еще строже, а Рейчел уговаривала меня сделать тонкую тесьму на манжетах.
Было уже страшно, как быстро они сговорились против меня, но они только хихикали друг другу на ухо, и я была просто рада, что застенчивость Рейчел так легко прошла.
Не прошло и часа, как мы уже замерзли от леденящего холода приближающейся лондонской зимы, и я мечтала о чашечке чая и булочке. Мама выглядела так же, и Рейчел повела нас к паркам, по сторонам которых выстроились чайные.
Группа из четырех молодых людей пересеклась с нами, когда мы как раз собирались перейти улицу, чтобы войти в манящее тепло чайной.
Они были одеты в темные плащи, высокие цилиндры и громко смеялись. Но когда Рейчел увидела их, она испуганно наклонила голову.
Я заметила это, потому что стояла рядом с ней, и дрожь ее тела заставила ее прижаться ко мне.
Не прошло и минуты, как мужчины тоже бросили на нас пристальный взгляд, и один из них задержался взглядом на Рейчел.
– Эй, смотрите, разве это не дочь глупого жида? – крикнул он гораздо громче, чем было бы прилично, и остальные тоже посмотрели на нее.
– Да, ты прав, – ответил ему другой, и Рейчел рядом со мной становилась все меньше, но все же старалась не обращать на них внимания.
Ее взгляд снова и снова переходил на мою мать, которая слегка раздраженно оглядывала мужчин, но, казалось, не понимала, что здесь только что произошло.
Но я совершенно точно это знала. Они знали, что Рейчел еврейка, и публично высмеивали ее. И это было не только невежливо, но и довольно подло.
Они подошли вплотную к нам, и один даже наклонился в нашу сторону.
– Хеп-хеп, – произнес он, и я машинально подняла руку.
Быстрым движением я ударила молодого парня по затылку, это заставило его испуганно отпрянуть назад, едва не потеряв шляпу. Распахнутыми глазами он уставился на меня, в ужасе, не в силах понять, что я на самом деле осмелилась обращаться с ним так грубо.
Но меня это мало волновало, и, хотя я в состоянии аффекта не обдумывала свой поступок должным образом, я не чувствовала никаких угрызений совести. Вероятно, Элиза оказала на меня большее влияние, чем я предполагала до сих пор.
– Убирайся отсюда, – прошипела я, подняла голову так, что чуть не столкнулась с ним, и сурово уставилась на него.
Он ничего не сказал на это, только огляделся по сторонам, не заметил ли это кто-нибудь еще, кроме его товарищей, а затем быстрым шагом ушел прочь.
Только когда я убедилась, что они не вернутся, я перестала смотреть им вслед и снова повернулась к бедной Рейчел, которая смотрела в землю с алым лицом и моргала слишком часто, чтобы не заплакать.
Я вздохнула про себя и в то же время не знала, куда деть свой внутренний гнев. Почему некоторые люди такие идиоты? Конечно, я была последней, кто мог бы сказать, что всегда ведет себя правильно, но я никогда не позволила бы себе поддаться такому отвратительному поведению.
– Все хорошо, Рейчел? – спросила я, коснувшись ее руки.
Она осторожно подняла голову, продолжая моргать, чтобы прогнать слезы, и утвердительно кивнула.
– Я, эмм, да… – пробормотала она, когда моя мать обвила ее талию рукой.
– Нам стоит сначала выпить чай, – сказала она заботливым тоном, с которым могли говорить только матери. – Он успокаивает нервы, – добавила она, посмотрела на приближающиеся кареты и повела Рейчел за собой через улицу.
Я последовала за ними, восхищаясь преданной готовностью матери помочь. Скорее всего она не понимала, что только что произошло. Но она не задавала вопросы, а вместо этого заботилась о состоянии Рейчел.
Мы зашли в довольно большую чайную. Внутри нас встретили тепло, молодая дама проводила нас за маленький столик в одной из задних ниш. Из большого окна в скрытом углу открывался вид на заснеженный парк.
Мы заказали три кружки чая и три куска пирога, сняли пальто и только потом успокоились.
Лицо Рейчел снова обрело естественный цвет, и мама громко говорила о мелочах, чтобы отвлечь ее.
Чай подали быстро, так как из-за количества снега на улице не так уж много людей решилось выйти из своих домов, и было много свободных мест.
Горячий напиток был замечательным, а пирог – еще лучше. Мы только что говорили о погоде последних дней, как Рейчел вдруг извинилась, сказав, что отойдет ненадолго, чтобы освежиться.
Мы отпустили ее, улыбнулись ей вслед, но едва она скрылась за углом, мамин веселый маскарад исчез. Беспокойство проступило на ее лице, и она вопросительно посмотрела на меня.
– Так что это было? Почему эти мужчины вели себя так плохо? – поинтересовалась она у меня, и я была удивлена этой быстрой сменой чувств. Я не ожидала от матери того, что она серьезно отнесется к этому делу, и только ради любви к Рейчел делала веселое лицо.
– Они смеялись над Рейчел, – объяснила я, хотя могла представить, что это не могло ускользнуть от внимания и моей матери.
– Но почему они это сделали? – в полном ужасе спросила она и бросила взгляд в сторону, где исчезла Рейчел. Она наморщила лоб, задумалась, и я решила, что настал момент истины.
Потому что было очевидно, что моей матери нравилась Рейчел, и я должна была использовать это, прежде чем ее собственные соображения могли пойти по ложному следу.
– Потому что она еврейка, мама, – все же рассказала я и увидела, как расширились ее глаза. – Но нет никаких причин для беспокойства, – бросила я, пытаясь звучать совершенно спокойно и свободно от предрассудков. Потому что я не могла себе представить, чтобы моя мать обладала какими-то глубокими знаниями о евреях. Скорее всего она просто знала, о чем говорили другие.
– О, – произнесла она, и, поморщившись, скрестила на груди руки. – Но разве не евреи распяли Иисуса? – спросила она, и это было именно то, чего я ожидала от предубеждения.
Я обхватила пальцами чашку чая.
– Да, – подтвердила я, но не оставила это просто так. – И Иисус был евреем. И святой Петр был евреем, и многие другие тоже. – Я сделала глоток чая, чтобы сообщить маме, что эта тема не должна быть такой деликатной, как обычно. Конечно, это было не так, но это никому не помогло бы, если бы она напряглась из-за такого.
– А люди, которые вырезали миллионы людей во время крестовых походов под предлогом миссионерского послания на Ближнем Востоке, были христианами, – сообщила я, понимая, что даже моя мать ничего не может ответить на этот счет. – Люди делают плохие вещи, но это не имеет ничего общего с их религиозными воззрениями, а только с тем, что они люди.
Я смотрела на нее, ожидая, что она согласится или опровергнет, и в это время держалась за свою чашку, хотя внешне все еще пыталась произвести впечатление невозмутимости.