Пособники или спасители?
В холодный зимний день 11 февраля 1942 года у ворот гетто появились трое немецких офицеров из Оперативного штаба рейхсляйтера Розенберга (ОШР) и потребовали, чтобы дежурившие там полицейские-евреи проводили их в библиотеку гетто на улице Страшуна. Неожиданное появление немцев в гетто вызвало сильное смятение среди узников: они боялись, что речь идет об очередной акции. Сотрудники ОШР – старшим среди них был доктор Ганс Мюллер, а сопровождали его доктор Герхард Вольф и доктор Александр Гимпель – вошли в читальный зал библиотеки и потребовали Германа Крука. Он вышел им навстречу из своего кабинета. «Вели они себя воспитанно и обходительно», – записал он в своем дневнике. Немцы задавали ему вопросы по поводу его работы, старинных книг, потом попросили представить их главам Библиотеки Страшуна и ИВО. Крук позвал Хайкла Лунского и Зелига Калмановича. После короткой беседы немцы заявили, что хотели бы через несколько дней пригласить всех троих на встречу. И удалились.
Обитатели гетто испустили долгий вздох облегчения. Значит, не акция. На деле речь шла о начале акции иного смысла – направленной не против людей, а против книг[92].
Назначенная встреча состоялась в новом помещении Оперативного штаба рейхсляйтера Розенберга в доме номер 18 по Зигмунтовской улице – раньше здесь располагалась медицинская библиотека Виленского университета. В просторных помещениях расставили столы и пишущие машинки, усадили секретарей, по стенам развесили нацистские знамена. Было ясно, что ОШР вернулся в Вильну не просто ради мимолетного грабежа. Мюллер сообщил еврейским ученым, что отныне они работают на ОШР – будут от его имени собирать еврейские книги. Старшим рабочей группы назначается Крук, Калманович – его заместителем, Лунский – специалистом-библиографом. Мюллер разрешил Круку сохранить и старую должность директора библиотеки гетто.
Первое задание заключалось в том, чтобы переместить собрание Библиотеки Страшуна из здания во дворе синагоги (шулхойф) в бывшее Второе гетто, в освобожденную для этого часть библиотеки Виленского университета. Там они должны рассортировать и каталогизировать книги, а также подготовить самые ценные экземпляры к отправке в Германию. Им будет выделено двенадцать подсобных рабочих, чтобы упаковывать и перемещать книги.
Лунский ахнул. Ему приказывали уничтожить библиотеку, которую он собирал сорок с лишним лет.
План немцев состоял из двух частей: слияние и разграбление. Слияние Библиотеки Страшуна и библиотеки Виленского университета, при этом «лучшие вещи» ОШР собирался забрать себе. Свой план разграбления немцы представили как план спасения: они «берут книги на время», в Германию, подальше от фронта, где для них безопаснее.
Крук, который почти всегда сохранял невозмутимость, не мог скрыть своего смятения. Вечером он записал в дневнике: «Мы с Калмановичем не знаем, спасители мы или гробовщики. Если нам удастся сохранить сокровища Вильны, мы сделаем великое дело. Если библиотеку вывезут, мы окажемся сообщниками. Я пытаюсь подстраховаться на все случаи»[93].
Крук стремился оставить в Вильне как можно больше книг. Спросил у Мюллера разрешения переместить дубликаты из Библиотеки Страшуна в библиотеку гетто. Мюллер позволил. Кроме того, Крук начал воровать книги у немцев за спиной. Он засовывал томики в карманы и прятал в других частях университетской библиотеки. В итоге ему удалось организовать тайник для спасенных сокровищ прямо в недрах библиотеки гетто. Крук и стал первым книжным контрабандистом.
Отношения Мюллера и Крука были довольно неоднозначными. С одной стороны, Мюллер был хозяином-арийцем, а Крук – недочеловеком, его невольником-евреем. Однако их связывало взаимное профессиональное уважение, какое порой возникает между генералами враждующих армий. Мюллер был библиотекарем и, судя по всему, искренне стремился спасти еврейские книги от уничтожения. Он пришел в ярость, когда застал группу литовцев за вывозом на тележках книг из бывшей Любавичской синагоги на Виленской улице – мародеры собирались их сдать в утиль. Он тут же остановил мародеров и отобрал у них книги. Мюллер рассказал о происшествии Круку и заверил, что книги не пострадают: «Они попадут ко мне, я их сохраню»[94].
После еще одной встречи с немцами Крук записал в дневнике: «Прием прошел с достоинством и даже с сердечностью». Мюллер и его коллеги завели с Круком, Калмановичем и Лунским длинный разговор о еврейских языках: откуда возник конфликт между идишем и ивритом? Почему иврит ассоциируется с сионизмом? Как относятся к ивриту большевики? Создавалось впечатление, что речь идет об искренней любознательности и стремлении вникнуть в суть вопроса[95].
Когда речь зашла о защите собрания Библиотеки Страшуна от физического ущерба, основной тревогой Крука стали даже не немцы, а евреи-разнорабочие. Люди грубые и необразованные, они швыряли ящики с редкими книгами, точно бревна, совершенно не заботясь об их сохранности. Один из рабочих приметил старую иллюстрированную Агаду XVIII века и, просмотрев, решил отложить ее в сторонку и уничтожить. Калманович перехватил его и осведомился, что он такое творит, а рабочий ответил, что в Агаде нарисовано, как прислужники фараона избивают кнутами евреев, и он не хочет, чтобы немцы это увидели. Вдруг решат тоже попробовать.
Новое помещение библиотеки по адресу Университетская улица, дом 3 состояло из комнат, где годом раньше, при советской власти, была размещена библиотека университетского семинара по марксизму-ленинизму. (Поскольку нацисты верили в существование еврейско-большевистского заговора с целью завладеть всем миром, помещение семинарской аудитории по марксизму-ленинизму представлялось им подходящим местом для хранения еврейских книг.) Круку приказали убрать всю марксистскую литературу и освободить полки для собрания Страшуна. Секретарь университетской библиотеки – он был знаком с Круком еще до немецкого вторжения – тихонько попросил не выбрасывать книги по марксизму. Крук и не нуждался в таких просьбах: он был библиотекарем, библиофилом и убежденным социалистом, почитателем Маркса (но не Ленина). Он сложил книги в один из соседних кабинетов.
Библиотекарь университета, в свою очередь, помог Круку перенести некоторые книги из собрания Страшуна в безопасное место в другой части здания, где немцы не стали бы их искать. Возник новый тип книгообмена: спасай мои книги – а я спасу твои[96].
Мюллер дал Круку особое задание: просмотреть каталог университетской библиотеки на предмет поиска произведений по иудаике и гебраистике. Обнаруженные книги будут либо присоединены к собранию Страшуна в семинарской аудитории, либо отложены для отправки в Германию. То, как сдержанно и с каким достоинством вел себя Крук в библиографическом отделе библиотеки, произвело сильное впечатление на сотрудников. Один из них повернулся к коллеге: «Когда в библиотеку входит этот низкорослый еврей со звездой Давида на груди и на спине, всем нам хочется встать и склонить перед ним головы»[97].
Когда перемещение Библиотеки Страшуна на Университетскую улицу было почти закончено, Мюллер объявил своим невольникам-евреям, что подобным же образом надлежит переместить собрания ИВО, Музея Ан-ского и различных синагог. На сей раз укол боли почувствовал Калманович. Библиотеку его любимого ИВО того и гляди разорят. Мюллер также упомянул, что, возможно, попросит их участия в разборе польских и русских библиотек, музеев и архивов[98].
Примерно через месяц принудительного труда Мюллер назначил Крука «начальником работ, связанных с разбором еврейских книг». Это новое звание отражало то, что немцы ценят его профессионализм, и в дневнике Крук пошутил, что он теперь немецкая «шишка». Оплата была очень скудной, однако работа давала ему ценнейшую привилегию: «железный пропуск», который позволял свободно, без сопровождения выходить из гетто и передвигаться по городу в поисках еврейских книг. Кроме того, Крук имел право входить в гетто без личного досмотра у ворот – и это облегчало ему процесс вноса книг и документов.
В течение нескольких месяцев Крук ходил по бывшим синагогам, школам, книжным магазинам, издательствам, квартирам ученых и писателей, собирая остатки их библиотек. Польские домоуправы страшно удивлялись, когда среди бела дня к ним являлся еврей, и впадали в полную оторопь, когда он предъявлял письмо, гласившее, что он действует от лица немецких властей.
Круку тягостно было посещать места, где совсем недавно била ключом еврейская жизнь, входить в дома друзей и коллег, по большей части уже покойных. Свои экскурсии за книгами за пределы гетто он называл «прогулками по кладбищу»[99]. Некоторые находки он передал в ОШР, другие тайно внес в гетто и спрятал в недрах местной библиотеки.
Малина (тайник) Крука продолжала разрастаться. Когда 3 марта 1942 года узники впервые отмечали в гетто праздник Пурим, единственным обладателем свитков библейской Книги Есфирь оказался Герман Крук, социалист-безбожник. Синагоги гетто брали на время свитки Торы из его собрания[100].
Приблизительно в дни Пурима, в начале марта 1942 года, Мюллер уехал в Берлин на совещание. По возвращении он объявил о расширении деятельности ОШР в Вильне. Кроме прочего, меняется место: немцы решили, что не будут перевозить собрания ИВО и Музея Ан-ского на Университетскую, 3, а превратят просторное здание ИВО – там более двадцати комнат – в основное рабочее помещение штаба Розенберга. Храм изучения идиша станет штаб-квартирой нацистско-германских мародерств и грабежей