ата – и пригрозил донести в гестапо, если на следующий день его не вернут. Уверения невольников, что они понятия не имеют, где находится украденная вещь, только разозлили Шефера еще сильнее. Члены бригады поняли, что после работы, вечером в гетто, придется искать другую капоте, однако во всем Виленском гетто не нашлось ни единого хасидского лапсердака – местные евреи никогда не были хасидами, скорее антихасидами. Пришлось заменить оригинал подделкой: взяли черный плащ Шмерке и вывернули его наизнанку. По счастью, Шефер подмены не заметил и утихомирился.
Среди экспонатов советского раздела – он был разукрашен красными ленточками – находились издания произведений Ленина на разных языках, томики работ Сталина. В углу стояла витрина, называвшаяся «Подстрекательство»: там были публикации на русском, идише и других языках, направленные против нацистской Германии. Завершалась экспозиция витриной с нацистской литературой: брошюрами, газетами и журналами, а также несколькими выпусками Stürmer, содержавшими «разоблачения» евреев и большевиков.
В центре зала, между еврейским и советским разделами, стоял книжный шкаф с табличкой «Караитика»: собранные в нем материалы рассказывали о секте, отколовшейся от иудаизма в IX веке. Там находились караимские книги, индивидуальные и групповые фотографии караимов, большой портрет духовного лидера караимов Вильны, гахама Сераи Шапшала. Скорее всего, мысль включить караимскую секту в еврейско-большевистскую выставку пришла Зелигу Калмановичу: он утверждал, что караимы имеют еврейское происхождение, и как раз в это время исследовал их историю[193].
Герман Крук остался доволен результатами работы своих коллег, подневольных кураторов выставки: «Выставка организована так, что все еврейское выглядит доподлинно еврейским, нам нечего стыдиться. Все большевистское подано под правильным большевистским углом, без намека на антибольшевизм. А немцы считают, что рабочие-евреи помогают им по мере сил. Волки сыты, овцы целы». Калманович высказывался даже более красноречиво: «Выставка свидетельствует о культурной мощи еврейского народа. Она подобна библейскому Валааму, который замыслил проклятие, но против воли произнес благословение»[194].
Перед официальным открытием выставки здание ИВО отмыли, и выглядело оно, по словам Крука, «как филантропическая организация в еврейском городке в канун визита Американского еврейского объединенного распределительного комитета “Джойнт”». В несколько залов сложили ящики, повесили таблички «К отправке», чтобы создать впечатление, что идет активная транспортировка в Германию. Церемонию открытия выставки посетили гебитскомиссар Ганс Хингст, многие немецкие и литовские официальные лица.
Через несколько дней в Wilnaer Zeitung, местной газете германских властей, появилась восторженная «рецензия» на выставку. В статье громко восхвалялся ОШР: «Военно-политическая борьба с еврейством и большевизмом отныне дополнена новым аспектом: борьбой на уровне научных исследований. Мы должны не только сражаться с противником, мы должны понимать его суть, намерения и цели. <…> Сотрудники Оперативного штаба – ударные части науки. <…> Ими сделаны многочисленные открытия, крайне важные для понимания сути еврейства и большевизма, причем некоторые из них имеют непосредственно-практическое политическое значение»[195]. В статье отмечалось, что Вильна является исторической «штаб-квартирой еврейства» и еврейским «вторым Иерусалимом». «В Вильне сосредоточено воистину огромное количество важных и интересных документов касательно мировых врагов № 1 и № 2: евреев и большевиков».
Корреспондент Wilnaer Zeitung расхваливал выставку как важную просветительскую инициативу: «Она показывает нам коварные жестокие лица “великих” евреев XIX века, пустопорожние работы современных еврейских художников. <…> На другой стороне – подборка фотографий из “советского рая”, которая красноречивее любых слов говорит об ущербности и отсталости советского человека».
Читателям статьи сообщалось, что выставку, по предварительной договоренности, может посетить каждый, индивидуально или в составе группы. В конце говорилось: «Каждый зритель получит общее представление о важности и масштабах работы, которую, не афишируя, проводят сотрудники Оперативного штаба».
За период «работы» еврейско-большевистской выставки на Вивульского, 18, ее посетили несколько специальных делегаций. (Планы отправить ее в турне по городам Германского рейха так и не осуществились.) Калманович отмечал, что посетители-немцы старались не встречаться глазами с невольниками-евреями, находившимися в здании, и в дневнике своем рассуждал о том, что взгляд глаза в глаза мог заставить их ощутить общую принадлежность к человеческому роду и вызвать чувство сострадания. С точки зрения посетителей, подобные чувства были недопустимы[196].
Осмотреть выставку прибыла высокопоставленная комиссия из Берлина, в составе которой был представитель канцелярии Генриха Гиммлера. Высокие посетители остались недовольны. Выставка показалась им идеологически не выдержанной, один из членов комиссии даже назвал ее коммунистической пропагандой. После этого визита Шпоркет потребовал включения более откровенно антисемитских и антибольшевистских материалов. В новом варианте экспозиции появились фальсифицированные фотографии, на которых большевики-евреи якобы мучили литовских крестьян. На деле там были изображены евреи, которых мучили немцы и их пособники-литовцы[197].
Доктор Герберт Готхард, специалист по иудаике из ОШР, лелеял проекты более масштабные, чем просто выставка, – она, по его разумению, была лишь трюком на публику. «Свинюшка», как прозвал его Шмерке, составлял далекоидущие планы по превращению виленского отделения ОШР в центр юденфоршунга – антисемитских исследований еврейства. Он решил, что невольников можно превратить в авторов трудов на еврейские темы, которые сам он потом будет переписывать в антисемитском ключе и представлять в аналитический отдел ОШР в Берлине.
Для начала Готхард дал несколько несложных научных заданий Зелигу Калмановичу – ученому из ИВО с докторской степенью Петроградского университета. Оценив качество его работы, Готхард поставил Калмановича во главе целой группы невольников-исследователей, при которой была сформирована группа переводчиков, переводивших довоенные исследования на немецкий. Исследователи (доктор Моше Геллер, раввин Авраам Нисан Иоффе и др.) работали в библиотеке гетто, где имелась вся необходимая справочная литература, а переводчики (доктор Яков Гордон, Акива Гершатер и др.) трудились в здании ИВО. Калманович «плавал» между двумя этими точками.
Калмановича глубоко возмутила новая работа в качестве подневольного ученого, его обескураживало, что результаты его труда будут использованы для распространения антисемитской мрази. Однако чувства свои он держал при себе, доверяя их одному лишь дневнику: «Они хотят разгадать наши “секреты”, выявить наши “тайные дела”. Идиоты! Ими руководят невежество и непонимание. Однако я должен хранить молчание – пока не минует опасность»[198].
Видимо, в определенном смысле Калманович радовался, что по ходу долгого рабочего дня можно заниматься умственной деятельностью. Скорее всего, ему хотелось доказать самому себе, что он остается тем же ученым, которым был до войны, даже после девяти месяцев заточения в гетто и в возрасте 61 года.
Первым крупным заданием стало составление библиографии и перевод трудов, посвященных караимам – секте, отколовшейся от иудаизма в IX веке. С начала XIX века караимы, проживавшие в Восточной Европе и в Крыму, утверждали, что имеют тюркское происхождение, говорят на тюркском языке и практикуют собственную религию, лишь отдаленным образом связанную с иудаизмом. Русские цари приняли эту аргументацию, и законодательные ограничения, применявшиеся к евреям, не распространялись на караимов. Нацистская Германия действовала в рамках той же традиции: караимов не считали представителями той же расы, что и евреи. Однако религию их немецкие ученые описывали как «еврейскую» или как «иудаизм без Талмуда», в результате группа выглядела очень странно: по расовой принадлежности – тюрки, по религии – евреи[199].
Когда началась война, на местах с караимами обходились по-разному. Не до всех «дошла информация», что члены этой крошечной секты не являются евреями, и фронтовые командиры принимали самые разные решения. В своем стремительном движении по Украине германская милитаристская машина не делала различий между евреями и караимами, двести караимов погибли в Бабьем Яре под Киевом во время жуткой расправы, унесшей 29–30 сентября 1941 года тридцать три тысячи жизней. Во Франции же караимов регистрировали как евреев, при этом не депортировали в лагеря смерти – на то имелся четкий приказ из Берлина. В Крыму, где проживала самая многочисленная караимская община, к ним относились благожелательно, даже предоставляли определенные привилегии. Немцы видели в них тюркский народ, родственников татар, их не только защищали, но и выстраивали с ними близкие отношения[200].
В Вильне и находившемся неподалеку Тракае проживало около двухсот караимов. Доктор Герхард Вундер, руководитель аналитического отдела ОШР в Берлине, отдал своим подчиненным в Вильне распоряжение заняться их изучением. Важность этой темы он объяснял так: «В последнее время имели место прискорбные случаи, когда караимов ошибочно принимали за евреев. Я считаю, что наша задача – просвещение касательно этой особой этнической группы. <…> Наша работа позволит предотвратить в будущем ошибки, подобные тем, которые совершались в прошлом»