Начальником Оффенбахского хранилища назначили молодого лейтенанта из Чикаго по имени Сеймур Помренц – до призыва в армию он учился на архивариуса. Помренц был низкорослым, смекалистым, обладал сильной волей и острым языком. Он принял под свое начало вялую и неповоротливую структуру со штатом из шести немцев и превратил ее в крупное рационально устроенное учреждение со 176 сотрудниками. Ему, соблюдающему предписания еврею, владеющему ивритом и идишем, была совершенно небезразлична судьба книг – хотя об этом трудно было судить по его жесткому военному стилю руководства. Помренц принял важное решение не каталогизировать книги, а рассортировать по странам, основываясь на экслибрисах и отметках, и тем самым подготовить их к возвращению владельцам и в страны происхождения. В Оффенбахском хранилище книги не вносили в каталожные карточки, а раскладывали отдельными стопками.
Сложностей с выяснением происхождения книг из крупных библиотек и собраний иудаики из Франции, Голландии и Германии не возникало. Экслибрисы и штампы там были на латинице. А вот на еврейских книгах из Восточной Европы были штампы и отметки на иврите и идише, а на книгах из публичных библиотек СССР – на русском и украинском. Читать на этих языках никто из сотрудников не умел. А американская армия не собиралась переводить в Оффенбах десятки бойцов со специальными языковыми навыками ради каких-то библиографических затей.
Помренц проявил изобретательность и выстроил человеческий конвейер для визуального изучения штампов. Он сфотографировал все написанные еврейскими буквами или кириллицей штампы, которые были обнаружены в книгах, и нанял большое число немцев на должности сортировщиков. Каждый из них обязан был твердо знать, как выглядит и какую форму имеет определенное число штампов, от десяти до двадцати. Немцы по очереди осматривали каждую книгу, и если в ней оказывался штамп, совпадавший с «его» фотографией, он откладывал ее в сторону и помещал в ящик под соответствующим номером. Не опознав штампа, он передавал ее следующему, а тот дальше, пока кто-то не объявлял штамп «своим».
В апреле 1946 года у Помренца было 176 сотрудников, все немцы, из них 63 работали на сортировке. При помощи своей системы Помренц выявил принадлежность более чем половины из полутора миллионов книг на иврите и идише – притом что ни один из его сотрудников не знал еврейского алфавита[401].
Вскоре началась отправка коллекций для реституции в Голландию и Францию. Среди них были Библиотека Розенталиана из Амстердама – одно из величайших в мире собраний редких еврейских манускриптов и импринтов, а также архив парижского Всемирного еврейского союза (Alliance Israélite Universelle), первой в мире международной еврейской организации взаимопомощи. Общебиблиотечные коллекции (нееврейские книги) были возвращены в десять разных стран. На первом месте оказалась Голландия (в 1946 году возвращено 328 007 единиц), потом Италия (224 620 единиц)[402].
Книги, принадлежавшие ИВО, были опознаны, отсортированы, упакованы в ящики с пометкой «ИВО». Помренцу не нужно было рассказывать, что такое ИВО, его старший брат Хаим состоял в попечительском совете института. Вайнрайх был в восторге от того, что офицер, которому доверен надзор за книгами ИВО, является братом друга института. Письма Вайнрайха к Помренцу написаны на идише.
Что касается окончательной судьбы книг, сильнее всего Вайнрайх боялся, что «преднамеренно или по ошибке библиотека ИВО будет отправлена в Россию, в каковом случае ее, скорее всего, невозможно будет вызволить и вернуть нью-йоркскому ИВО – ее законному владельцу. Это будет страшная, невосполнимая утрата, причем не только для ИВО, но и для всех евреев, которые занимаются исследованием вопросов еврейской общинной жизни по всему миру». Каждую новость из Оффенбаха Вайнрайх рассматривал именно в этом ключе: главное было – не допустить самого кошмарного сценария. Когда в первом ежемесячном донесении со склада место происхождения библиотеки ИВО было указано как «Вильна, СССР», Вайнрайх поднял страшную бучу. Впоследствии принадлежавшие ИВО книги вносились в реестр без указания страны происхождения[403].
Вайнрайх использовал все свои политические связи, чтобы подтвердить притязания ИВО на его книги и документы. Действующий вице-президент Американского еврейского комитета Джон Слоусон писал госсекретарю Джеймсу Бернсу; раввин Иуда Надич писал напрямую генералу Эйзенхауэру; вмешался и Национальный совет по благосостоянию евреев, отвечавший за службу армейских раввинов и имевший большие связи в Военном министерстве. Самую активную и плодотворную деятельность развил Американский еврейский комитет.
Вайнрайх не только настаивал на возврате книг со штампами ИВО, но и заявлял, что ряд собраний, не имеющих пометок ИВО, также принадлежат институту. Великий еврейский историк Семен Дубнов еще при жизни передал ИВО часть своей библиотеки, а остальное оставил Институту по завещанию. Однако штампы на его книгах гласили: «Симонас Дубнови, Рига», что означало: сотрудники Оффенбаха положат их в стопку с надписью «Рига, Латвия». Вайнрайх составил список двенадцати таких «имеющих отношение к ИВО коллекций», вещи из которых объявил собственностью института. Важнейшими были Библиотека Страшуна и Музей Ан-ского: оба собрания, как отмечал Вайнрайх, вошли в состав ИВО в октябре 1939 года, когда еще была надежда переправить коллекции в безопасное место – в США. Это означало, что ИВО выдвинул притязания на тысячи дополнительных книг, документов и рукописей.
Утверждение Вайнрайха, что Библиотека Страшуна и Музей Ан-ского вошли в состав ИВО в канун немецкой оккупации, были несколько сомнительными. Тому не было никаких документальных подтверждений, а почти все хранители библиотеки Страшуна и Музея Ан-ского погибли во время войны. В живых не осталось никого, кто мог бы подтвердить достоверность этого факта (единственный хранитель, который мог бы подтвердить слова Вайнрайха, главный раввин Исаак Рубинштейн, сумевший вырваться из Вильны в 1940 году, скончался в Нью-Йорке в 1945-м, еще до обнаружения тайников с книгами). Возможно, Вайнрайх слукавил, дабы заполучить побольше книг. Он был однозначно убежден в том, что у ИВО есть моральное право на эти собрания, поскольку институт был единственной уцелевшей виленской еврейской организацией. Помренц принял версию Вайнрайха и присоединил «имеющие отношение коллекции» к ящикам, предназначенным для ИВО, а в случае с Библиотекой Страшуна – упаковал книги отдельно, но поставил ящики рядом с ящиками ИВО[404].
Однако, несмотря на все содействие Помренца, вопрос об окончательной судьбе материалов зашел в бюрократический тупик. Госдепартамент склонялся к тому, чтобы отправить книги и документы в Нью-Йорк, однако управление военного правительства США (OMGUS) в Германии – департамент Военного министерства – выступало против или как минимум колебалось. Политический глава управления Роберт Мерфи обосновал свои сомнения в телеграмме в Госдепартамент от 12 апреля 1946 года:
Предложенное решение [отправка в Нью-Йорк] противоречит указаниям по реституции и четырехстороннему соглашению, в рамках которого имущество должно быть возвращено правительствам тех стран, из которых оно было изъято. Не предполагается реституции отдельным лицам, коммерческим или иным организациям. <…> Представляется, что в случае если реституция произойдет в пользу института, а не правительства, возникнет нежелательный прецедент. Если Госдепартамент считает, что обстоятельства данного дела говорят за реституцию в пользу США, а не Польши, предлагаем назначить Миссию Библиотеки Конгресса, находящуюся сейчас в Германии, на должность внутренних хранителей. <…> Считаю целесообразным провести консультации с польским правительством, прежде чем что-то предпринимать.
До этого момента Вайнрайх боялся, что книги отправят в СССР. А теперь высокопоставленный американский офицер, официальный представитель США в Германии, заявил, что, поскольку до войны Вильна входила в состав Польши, рассматривается вопрос о реституции в пользу Польши. Как минимум он порекомендовал правительству США проконсультироваться с польским правительством.
Вайнрайх получил неприятные новости от майора Л. Б. Лафарга, главы отдела памятников, художественных ценностей и архивов: майор безапелляционно заявил, что этот вопрос находится в компетенции правительства, а не ИВО. «Мы хотим привлечь ваше внимание к нашей общей политике в отношении реституции, согласно которой наша организация имеет дело только со странами и их аккредитованными представителями, а не напрямую с частными лицами или организациями, представляющими таковые страны».
Лафарг добавил: «Поскольку реституция материалов ИВО, в данный момент находящихся на нашем попечении, представляет собой крайне сложную проблему с точки зрения международной политики, мы передали вопрос высшему руководству для прояснения и дальнейших указаний»[406].
«Сложная проблема» состояла в том, что ситуация с ИВО не вписывалась в существовавшие международные законы и практики. ИВО был учреждением-беженцем, которое в 1940 году покинуло Европу и перенесло свою штаб-квартиру в Нью-Йорк. Штаб был перенесен, а библиотека и архив остались в здании виленского филиала и были впоследствии разграблены немцами. В рамках стандартной процедуры книги следовало вернуть в страну происхождения – либо в СССР, либо в Польшу. Но это означало, что владелец материалов, ныне находящийся в изгнании и потерявший во время войны всех своих сотрудников, будет ограблен по второму разу. При этом ответственным за повторное ограбление станет ни больше ни меньше как американское правительство.