Еврейскую школу и детский дом ждала та же участь[491]. Синагога оставалась открытой, но число прихожан резко сократилось – люди просто боялись.
Уцелевшие члены «бумажной бригады» встретили новость о закрытии музея с гневом и грустью, но без удивления. Шмерке предсказывал это уже давно. Он мрачно заметил, что их с коллегами из «бумажной бригады» победила геополитика. Кто бы мог подумать, что в отношении к еврейским культурным ценностям сталинский СССР окажется ничем не лучше гитлеровской Германии? Они с Суцкевером утешались тем, что им удалось вовремя вывезти из страны часть материалов.
После закрытия еврейских учреждений и конфискации собрания еврейских книг от Литовского Иерусалима остались только памятники архитектуры: старое кладбище и Большая синагога. Но через несколько лет ликвидировали и их.
Кладбище снесли бульдозером в 1950 году, расчищая участок под строительство стадиона. До его ликвидации членам еврейской религиозной общины удалось перенести останки Виленского Гаона и других исторических деятелей на новое еврейское кладбище на окраине города. Бульдозеры то появлялись, то исчезали на протяжении нескольких лет, а надгробные памятники власти решили использовать для мощения тротуаров и облицовки лестниц. Прохожие, которые вообще не обращали на такое внимание, иногда видели их на улице Вокечу (бывшей Немецкой), где первые евреи обосновались в XVI веке, и на ступенях, ведущих к Дому профсоюзов[492].
Последним из оплотов еврейской Вильны пала Большая синагога. Несколько лет после войны ее опустевший остов еще напоминал прохожим о том, что Вильнюс когда-то был Литовским Иерусалимом. Крыши на штот-шул не было, оконные проемы зияли пустотой, внутри лежали груды мусора. Но стены оставались целыми.
22 сентября 1953 года Вильнюсский градостроительный комитет одобрил план реконструкции части Старого города, где находилась и синагога. Согласно этому плану, здание надлежало снести и на его месте построить жилые дома. План этот не был распоряжением из Москвы. Решение приняли на месте, через пять месяцев после смерти Сталина и через четыре месяца после того, как в Кремле развенчали последнюю его антисемитскую кампанию. Синагога стала неудобным напоминанием о еврейском прошлом Вильнюса. Лишь один из десяти членов комитета, З. С. Будрейка, высказал возражения и предложил сохранить синагогу в качестве памятника архитектуры.
Снос проходил в течение следующего года. Каменные стены оказались настолько прочными, что раз за разом не поддавались динамиту. Казалось, что синагога активно сопротивляется[493]. И все же в итоге пал и последний бастион Литовского Иерусалима.
Большую синагогу не удавалось сокрушить несколько веков: она пережила разрушение города во время русского вторжения в 1665 году, выдержала удары наполеоновских ядер в 1812-м, выстояла под бомбами Первой мировой. Многие поколения виленских евреев верили, что штот-шул находится под охраной Всевышнего, и тот не дает причинять ей вред. Синагогу благословил Господь, пообещал, что она простоит до прихода Мессии, до того дня, когда, как учит Талмуд, в Земле Израиля заново освятят Храм. Выжившие в Виленском гетто с изумлением отмечали, что даже нацисты, уничтожавшие виленских евреев, не разрушили Большую синагогу. Заложить динамит и превратить легенду в обломки выпало уже властям советской Литвы.
Глава двадцать девятаяДальнейшие судьбы
Определяющие события в судьбах как грабителей из Оперативного штаба рейхсляйтера Розенберга, так и спасителей книг из «бумажной бригады» пришлись на годы войны, однако и у злодеев, и у уцелевших героев впереди было еще много десятков лет жизни: одни прожили их публично, другие – скрываясь.
Сотрудники ОШР – те, кто разграбил и уничтожил Литовский Иерусалим, не предстали перед судом и не понесли наказания за содеянное.
Доктор Иоганнес Поль попал в плен к американцам 31 мая 1945 года в Восточной Германии, в городке Пёснеке – на тот момент он был сотрудником нацистского пропагандистского журнала Welt Dienst («Всемирная служба»), издававшегося Институтом изучения еврейского вопроса. Он признал, что работал в институте и ОШР, и все же через год и пять месяцев, после завершения Нюрнбергского процесса, американцы отпустили его на свободу.
Полю очень повезло. В Нюрнберге ОШР был объявлен преступной организацией. Три докладные записки Поля Альфреду Розенбергу, где сообщалось о «приобретениях» ОШР, использовались в качестве свидетельств. Розенберга казнили, а Поля, человека, который руководил разграблением сокровищ иудаики и гебраистики, отпустили – он так и не предстал перед судом. Союзники не стали вдаваться в деятельность рядовых сотрудников организации и подвергать их преследованиям.
После этого Поль жил тихо, не претендуя на научные или библиотечные должности, ведь тогда вскрылись бы подробности его деятельности во время войны. Он провел несколько лет в родном Кельне, где активно участвовал в работе местного католического прихода и даже жил некоторое время на церковной территории на окраине города.
Поль публиковал статьи в «Палестинском ежегоднике» Немецкого общества Святой земли, в членах которого состоял еще в бытность свою молодым священником и викарием. В статьях уже не звучало прежнего оголтелого антисемитизма, однако время от времени неприязнь к евреям вырывалась на поверхность. В статье об Арабо-израильской войне 1948–1949 годов он предупреждает читателей о том, что Арабскому миру пришлось столкнуться с «русско-еврейской угрозой». Название нового государства, Израиль, он последовательно заключает в кавычки, показывая тем самым, что страна не является легитимным политическим образованием.
В 1953 году Поль перебрался в Висбаден, где работал редактором в издательстве Штайнера. Он фактически является редактором справочника по нормативному использованию немецкого языка, выпущенного под маркой «Дуден», который по сей день считается образцовым. Однако в города былых своих «свершений», Берлин и Франкфурт, Поль не возвращался, равно как и не возобновлял связей с бывшими коллегами по ОШР. Оставаясь в тени и сократив общение до минимума, он смог избежать ареста. Скончался Поль в 1960 году[494].
Специалисту ОШР по юденфоршунгу Герберту Готхарду, которого Шмерке прозвал «свинюшкой», повезло еще больше. Он был арестован англичанами на основании показаний Суцкевера, подкрепленных Максом Вайнрайхом, однако через полтора года, в конце января 1948-го, вышел на свободу. Юридический отдел Форин-офиса постановил, что «не видит оснований» для экстрадиции Готхарда в Польшу и отметил, что польская военная миссия в Германии «не проявляет особого интереса к делу». Польский запрос об экстрадиции умещался в десять строк и не содержал ни фактов, ни свидетельств. Готхард, со своей стороны, представил многочисленные свидетельские показания и пространные объяснительные записки в свою защиту.
Освобождению его поспособствовало и начало холодной войны. К январю 1948 года англичане почти перестали экстрадировать военных преступников в коммунистическую Польшу. Готхард выбрал тактику выжидания – и перехитрил систему. Шмерке, Суцкеверу и Вайнрайху так и не сообщили о его освобождении[495].
Дальнейшую свою карьеру Готхард строил на придуманной им биографии. Он никак не упоминал о своей деятельности в ОШР и утверждал, что в годы войны работал на одном из факультетов Берлинского университета. Технически это соответствовало истине, потому что, строго говоря, те два года, когда он от лица ОШР уничтожал и грабил сокровища еврейской культуры, он числился сотрудником университета, но находился в отпуске. Кроме того, Готхард получил поддельный диплом доктора наук, утверждая, что степень ему присвоили в октябре 1946 года, когда он на самом деле изображал еврея в лагере для перемещенных лиц в Любеке. В 1951-м занял должность преподавателя востоковедения в Университете Киля (к северу от Гамбурга) и проработал там двадцать с лишним лет. Он преподавал различные семитские языки, в том числе иврит, читал лекции про Ветхий Завет. Скончался в 1983 году[496].
А членов «бумажной бригады» ждали самые разные судьбы, со своими триумфами и трагедиями.
Аврому Суцкеверу жизнь подарила долгую и славную писательскую карьеру. Повоевав на фронтах Войны за независимость Израиля, он создал литературный журнал на идише «Золотая цепь» («Голдене кейт»), который финансировала Израильская партия труда («Авода»). Журнал быстро превратился в самый авторитетный в мире орган литературы на языке европейского еврейства. Суцкевер влюбился в Землю Израиля, но сохранил верность языку диаспоры. «Эта страна – лицо еврейского Бога. <…> Я часто думаю о том, что по-настоящему воспеть Землю Израиля может только поэт, пишущий на идише. Дело в том, что старо-новый идиш – язык более библейский, чем современный иврит»[497].
Суцкевер исполнил собственное пророчество, прославив в стихах красу Синайской пустыни, горы Хермон и Галилеи. Однако во всех его произведениях до самого конца остались призраки Вильны.
У Суцкевера вышло тридцать с лишним томов стихов и прозы, среди его преданных читателей были президент Израиля Залман Шазар и премьер-министр Голда Меир. В 1985 году он был удостоен Премии Израиля, высочайшей награды в стране.
Суцкевер жил в Тель-Авиве, но часть его души оставалась в Нью-Йорке, рядом с ИВО и спасенными им коллекциями. Он поддерживал тесные дружеские отношения с директором ИВО Максом Вайнрайхом и, после года интенсивной переписки, в 1959-м они наконец встретились вживую и провели два дня наедине в канадских горах Лаврентия