Английская писательница Джозефина Тэй решила реабилитировать Ричарда III в глазах широкого читателя и сделала это остроумно и элегантно. Она написала повесть «Дочь времени», в которой детектив Алан Грант попадает с переломом ноги на больничную койку. И от скуки расследует убийство Ричардом III своих малолетних племянников — прямых наследников престола — Эдуарда, принца Уэльского, и Ричарда, герцога Йоркского. Читатель вместе с Грантом знакомится с различными историческими источниками и, опираясь на железную логику детектива, приходит к неожиданным выводам: история о Ричарде-злодее и убийце — чистейшей воды вымысел.
В первую очередь Ричард III реабилитирован в самом страшном преступлении — убийстве детей. Оказывается, в устранении племянников как препятствия к трону не было никакого смысла. Они не были наследниками английского престола! Дело в том, что эти дети Эдуарда IV были незаконнорожденными. Об этом в 1485 году английскому парламенту, предъявив неопровержимые доказательства и свидетелей, сообщил Роберт Стиллингтон, епископ Батский, бывший при Эдуарде IV лордом-канцлером.
Пока Эдуард был жив, Стиллингтон молчал, но после его смерти, когда речь зашла о наследниках престола, он не стал скрывать эту тайну.
Претендовать на престол мог другой племянник Ричарда — Эдуард, граф Уорвик, законный сын его брата Георга. Но именно его Ричард провозгласил своим наследником после смерти собственного единственного законного сына.
В результате дети Эдуарда были объявлены незаконнорожденными, а право Ричарда на корону было подтверждено и поддержано всей английской знатью.
Спустя год, как только Ричмонд стал королем Генрихом VII, он тут же приказал уничтожить и оригинал, и все копии акта о престолонаследии.
Возникает ряд вопросов. Например, где в момент обнародования указа находятся маленькие сыновья Эдуарда? Согласно сочинению Томаса Мора (или Мортона?), они уже убиты. Но почему тогда их мать вместе с дочерьми окружена вниманием Ричарда III и даже получает от него пенсион, почему она дарит дружеским расположением убийцу своих детей?
И наконец, самый главный вопрос: почему Ричмонд, получив английский престол, не выдвинул против Ричарда главный козырь — убийство малолетних наследников?
Генрих нуждался в любом, даже самом незначительном подтверждении своего права на трон, поскольку являлся всего-навсего праправнуком незаконнорожденного сына младшего сына короля и был непопулярен в народе. Он бы не упустил возможности очернить Ричарда.
Из этого можно сделать только один вывод: тогда мальчики были еще живы.
История об ужасной гибели детей от рук убийц, посланных Ричардом, появится позже. А до этого, спустя полтора года после восшествия на престол и женитьбы на сестре юных принцев, Генрих распорядится постричь в монахини их мать Елизавету Вудвилл.
Кстати, тогда это вызвало всеобщее недоумение. Но Генрих объяснил, что Елизавета была наказана… за хорошее отношение к Ричарду! Но почему расправа совершилась только спустя полтора года после коронования, почему до этого он делал Елизавете подарки?
Теперь ясно, что юные принцы, убийство которых приписывают Ричарду III, были опасны не ему, а Генриху. Уничтожение акта о престолонаследии Ричарда и незаконном происхождении мальчиков автоматически делало старшего принца законным королем Англии, а младшего — его наследником.
Мальчики должны были исчезнуть, и в их смерти выгоднее всего было обвинить мертвого Ричарда. Их мать, которая, конечно, знала истину, была отправлена в далекий монастырь, откуда уже не вышла до конца своих дней, а историографы Генриха VII изрядно потрудились, очерняя образ Ричарда III. В результате последний законный правитель из рода Йорков вошел в английскую историю как чудовище, моральный и физический урод, а гений Шекспира окончательно закрепил этот образ в сознании всего человечества. Явно выраженного горба, кстати, у него не было.
Несчастный случай или преступление?
И снова история развивается по уже знакомому нам сценарию.
Еще один детоубийца на троне — Борис Годунов. Репутация этого царя также оказалась изрядно подмоченной благодаря книге. Конечно, Пушкин далеко не единственный литератор, обратившийся к истории правления Годунова, но лишь ему удалось написать великое произведение и создать убедительный образ царя, «преступившего через кровь младенца».
«Карамзину следовал я в светлом развитии происшествий», — признавался Пушкин в своем предисловии к трагедии. Карамзин же разделял мнение историков, расценивавших смерть царевича Дмитрия в Угличе как спланированное убийство, за которым стоял Борис Годунов, расчищавший себе таким образом путь к престолу.
Закладывая версию Карамзина в основу сюжета трагедии, Пушкин все же стремился быть более корректным, нежели знаменитый историк. Стоит обратить внимание, что текст не содержит прямых улик, изобличающих Годунова в преступлении.
На самом деле в 1591 году (год гибели Дмитрия), когда оставалось семь лет до смерти тогдашнего правителя Руси, царя Федора, никто не мог предсказать в точности, кому достанется московская корона. Тогда наибольшими правами на трон обладал не Годунов, а двоюродный брат царя Федор Романов[42].
И еще один веский аргумент, реабилитирующий Бориса Годунова: царевич Дмитрий был объявлен незаконнорожденным. Царь Федор запретил упоминать его имя в церкви в списке царственных особ на том основании, что он был рожден в шестом браке, в то время как церковь разрешала только три.
Так что Борису Годунову не было смысла опасаться «угличского отрока». Более того, он прекрасно понимал, что любое происшествие с царевичем Дмитрием будет использовано врагами против него самого. Так и случилось. Оппозиция Годунова в лице Нагих (родственников матери Дмитрия) сразу после смерти царевича развернула бурную деятельность.
Сначала были организованы погромы в Угличе. Потом Нагие ударили в набат в Ярославле, пытаясь поднять жителей на восстание, однако те не последовали примеру угличан. Нагие не успокоились: они стали провоцировать мятеж в Москве, обвиняя Бориса в преднамеренном убийстве младшего сына Ивана Грозного.
Среди знати и простонародья поползли слухи об «измене» Годуновых и их стремлении захватить престол. Царь Федор был изрядно напуган, и не без основания. Вскоре в трех местах Москва заполыхала пожарами, в чем оппозиция опять обвинила «Годуновых людей». И только повальные аресты подозрительных лиц предотвратили массовые беспорядки.
Ответственность за восстание в Угличе и московские пожары была возложена на Нагих. Власти конфисковали их имущество, а самих взяли под стражу. Царицу Марию, мать царевича Дмитрия, насильно постригли в монахини.
У Пушкина сам Годунов, даже наедине с собой, не признается прямо в содеянном преступлении. Уличают его только тревожные сны («…Тринадцать лет мне сряду / Всё снилося убитое дитя») и муки нечистой совести:
И все тошнит, и голова кружится,
И мальчики кровавые в глазах…
И рад бежать, да некуда… ужасно!
Да, жалок тот, в ком совесть нечиста.
Правда, именно эти слова Годунова обычно воспринимают как его прямое признание в убийстве царевича. Один врач, прочитав этот отрывок, усмотрел в нем не исповедь убийцы, а жалобы человека, страдающего гипертонией, вызванной длительным стрессом. С точки зрения врача, здесь отражены типичные признаки гипертонического криза: тошнота, головокружение, алые искорки в глазах.
Борис Годунов
В отличие от шекспировского Ричарда, на которого пошли только черные краски, пушкинский Борис Годунов неоднозначен, он способен вызвать у читателей даже восхищение и сострадание. И все же поэт оказал Борису Годунову плохую услугу. Художественное совершенство и убедительность пушкинской трагедии создают иллюзию достоверности, придают ей характер исторического документа, укрепляют читателя в мысли: Борис Годунов — царь-детоубийца, своим преступлением положивший начало Смутному времени.
Королева-интриганка
Литература может не только испортить чью-то репутацию, но и облагородить ее, подчас совершенно незаслуженно. Как, например, объяснить метаморфозу, произошедшую с шотландской королевой Марией Стюарт?
Мария родилась в 1542 году, за несколько дней до смерти своего отца — шотландского короля Иакова V. По инициативе матери, Марии Гиз, объявленной шотландским парламентом регентшей[43], пятилетняя девочка была отправлена во Францию, где воспитывалась при роскошном дворе Екатерины Медичи. В пятнадцать лет она была обвенчана с Франциском, французским дофином[44]. После смерти Франциска Мария вернулась в Шотландию, где взошла на престол, поскольку к тому времени ее мать уже скончалась, и заявила о своих претензиях еще и на английский престол в качестве правнучки английского короля Генриха VII.
Мария Стюарт
У девятнадцатилетней королевы-католички в Шотландии оказалось много врагов-протестантов. Не по нраву пришлась Мария Стюарт и чопорным пуританам[45]: выросшая при дворе Екатерины Медичи, известном своими легкими нравами, Мария не слишком заботилась о собственной репутации.
Она решила поправить свое шаткое положение новым браком. Ее выбор пал на лорда Дарнлея. Но этот брак оказался во всех отношениях неудачным. Дарнлей был католиком, что еще более сплотило протестантскую оппозицию против шотландской королевы. Не было согласия и между супругами. Их сложные семейные взаимоотношения завершились насильственной смертью Дарнлея. О заговоре против мужа, который возглавил граф Босуэл