Сегодняшние заказы: «Гербарий» Эмили Дикинсон, «Дафна» Татьяны де Ронэ, «Мы» Паоло Ди Стефано, «Безмятежный хаос» Сандро Веронези, «Лихорадка» Джонатана Бацци.
У меня была долгая пауза, которую я провела во Флоренции с Лаурой, Мирто и Персиком. Это и правда очень похоже на дом Пеппи. Ощущение беззаботной семьи, где для многих вещей нет строгих правил, а есть привычки, создаваемые на ходу. Однако стоило мне выйти из дома, как я чувствовала себя несчастной: я ненавидела ходить по солнцу и ненавидела плоские улицы. Мне нравится здесь, где все время приходится то подниматься, то спускаться, отчего мускулы всегда в тонусе, как и извилины в голове.
За время моего отсутствия много чего произошло. Мери, нежная утонченная Мери, родившаяся в Лучиньяне и жившая в Массе, входившая в трио голосов, ежедневно соединявших Массу с Флоренцией и Генуей, умерла в возрасте девяноста двух лет. Редента умерла еще раньше, и таким образом их ежедневная перекличка прекратилась. Хор голосов, звучавший как привычный непременный фон, замолчал. Они ссорились и мирились как три подружки-студентки, разъехавшиеся по разным городам на учебу, но не забывающие своей деревни. Как поживает такой-то или такая-то, какие новости, как там дома, где они жили столько лет. Мы давно уже не видели Мери, и поэтому помним ее высокой, элегантной, модно одетой, с зачесанными наверх и собранными в пышный пучок волосами. В общем, в стиле Мины[84]. Прах Мери в субботу вернулся в Лучиньяну. Теперь она дома.
А Ирма, соседка по дому, упала с лестницы во время одного из своих рейдов по уборке всего вокруг (улиц, стен), включая прополку сорняков, и теперь она месяц должна соблюдать покой и носить корсет. Однажды она обрезала виноградную лозу, свисавшую без опоры в заброшенном саду под моим окном. Об этом вьющемся побеге, о радости, которую он доставлял мне каждое утро, я когда-то написала стихи. И когда я увидела смертоносный порез, нанесенный руками Ирмы, мне захотелось плакать.
Я обратила внимание, что Альберто Мангель часто пользуется выражением «Это меня волнует»[85] в отношении каких-то моментов в романах. Его, например, волнует Франкенштейн, который входит в дом отшельника и говорит: «Простите за вторжение». Волнение – это нарушение психического равновесия. Как спокойное море, внезапно покрывшееся волнами. Однако интересно понять, что именно может волновать такого серьезного читателя, как Мангель.
В особенности, если это происходит в отношении того, что Оруэлл определил бы как «хорошая плохая книга». Полагаю, что в какой-то степени здесь можно говорить об утешении. Мы читаем, чтобы получить утешение, и плачем, потому что утешение начинает действовать. Утешение – запрещенное слово для итальянской литературы, где на протяжении долгих десятилетий господствовали авангардные течения, вылившиеся потом в структурализм с его лихорадочным желанием все классифицировать. К счастью, сегодня мы читаем Анни Эрно, Джоан Дидион, Джамайку Кинкейд – и очень этому рады.
Вышла книга Мартина Лейтема, продающего книги в одном из магазинов книжной сети «Уотерстоунс» в Кентербери. Он тоже все бросил, отказался от карьеры профессора в Университете Хартфордшира, сулившей ему блестящее будущее, чтобы посвятить себя книжному магазину. В первой главе «Историй торговца книгами» говорится о «греющих душу», утешительных книгах – тех книгах, которые идут прежде осознанного чтения. Утешительная книга встречается нам случайно, как любовь, она успокаивает наши страхи и становится нашим секретом. Мы прижимаем ее к груди, вдыхаем ее аромат и никогда не говорим о ней с чужими – она есть и останется нашим частным делом. Но что, если бы я встретила Мартина в каком-нибудь кафе в Кентербери и он попросил бы меня составить список утешительных книг? Я бы начала так:
«Малышка Миньон» Берт Франель
«Крошка Доррит» Чарльза Диккенса
«Пекос Билл» Эрика Блэра
«Пеппи Длинныйчулок» Астрид Линдгрен
Поскольку Мартин говорит, что утешительные книги выступают прообразом того, кем бы мы хотели стать, когда вырастем, или кем станем, то из списка моих тайно обожаемых в детстве книг я могу сделать вывод о двойственности своей личности. Одна половинка – сердобольная девочка, взваливающая себе на плечи заботы о неудачниках и изгоях общества, а другая – веселая и предприимчивая, находящая выход из любого положения. Сколько раз я перечитывала историю Пекоса Билла, который еще крошечным мальчиком выпал на ходу из повозки своих родителей, и никто этого не заметил. Дело происходит в Техасе, вокруг него кактусы и большая стая койотов. Пекос растет вместе с ними, уверенный, что он один из них. Когда его спасают люди и он убеждается, что он не койот, то уже умеет делать замечательные вещи. Например, использовать вместо лассо свою змею Шейка, а другую змею – вместо хлыста. Отличное противоядие для моего душевного здоровья – для той змеи, которая ползала по всей Лучиньяне в поисках девочек, которых можно было бы задушить.
Сегодняшние заказы: «Кроха» Эдварда Кэри, «Сад и его сила» Пии Перы, «Ненужная женщина» Раби Аламеддина, «Прощайте, призраки» Нади Террановы, «Вид с песчаным зернышком» Виславы Шимборской, «В лесах Сибири» Сильвена Тессона, «Ботанические тетради мадам Люси» Мелиссы Да Косты.
Первый день, когда мы можем открыться после месяцев вынужденного – красной или оранжевой зоной – закрытия. Теперь мы желтые. Жаль, что погода плохая, обещали дождь. Мы объявили, что будем открыты в субботу и воскресенье и что нужно заранее бронировать посещение: мы будем пускать посетителей один раз в час и максимум по пятнадцать человек. Посмотрим, как все пройдет.
В прошлые выходные у нас были первые посетители откуда-то из Флоренции. Светило солнце, и они не выдержали, взяли и поехали. Как же прекрасны реальные посетители из плоти и крови, каждый со своим читательским багажом и радостью находиться здесь. В воскресенье у нас снова была семья из Филикаи – та самая, где читают все: мать, отец, девятилетний Элиа и двенадцатилетняя Матильде. Каждый раз они устраивают эту сценку, что хотят подарить маме книгу, и начинают сыпать предложениями. Элиа хотел во что бы то ни стало подарить ей «Всякая страсть угасает» Виты Сэквилл-Уэст, Матильде была за «Веру» Элизабет фон Арним. Отец убедил всех, что какая-то волшебная сила привела его прямо к книге Бетти Смит «Дерево растет в Бруклине». А мать, уже сама по себе, после того как прочитала «Годы наоборот» Нади Террановы, взяла ее последний роман «Прощайте, призраки».
Меньше чем через две недели выйдет книга, которую Тина написала в первые три месяца ковида. За совершенным в своей точности названием – «Домашняя симфония» – раскрывается мозаика мыслей и голосов одного семейства с собачкой, принужденного к обязательному совместному проживанию в Милане. Самое прекрасное в этой книге то, что семья строится день за днем на наших глазах, как если бы она изобреталась самим этим чрезвычайным положением. Тина тоже обладает тем самым, чего лишена я: иронией.
Тем временем пришли джемы, приготовленные Анной. Джем Вирджинии Вулф с горькими апельсинами и виски на торфяном дыму, Шарлотты Бронте – с мандаринами и ванилью. Натали из Израиля наконец ответила мне, попросив подтвердить заказ, а Джулия из Кента написала, чтобы сказать, что Майк звонил ей и хочет забрать наш чай, поскольку 20 мая он приезжает в Италию. Все так синхронно, что кажется заранее согласованным.
Я просматриваю книги, имеющиеся в наличии в коттедже. Это вообще самая волнующая вещь. Вчера мы с Донателлой покрасили дощатый пол серой краской нового оттенка – с лазоревым отливом – и вдобавок шезлонг с Фридой Кало, который был из необработанного дерева. Мы его сделали прекрасного шалфейно-зеленого цвета. Грациано подстриг траву, выросшую за неделю так заметно, что это даже впечатляет. Уходя, мы без конца оборачивались, невероятно гордые этим клочком земли, будто это наша дочь, отправившаяся в школу в свой первый учебный день.
Сегодняшние заказы: «Ботанические тетради мадам Люси» Мелиссы Да Косты, «Дворик “Ностальгия”» Джузеппины Торрегроссы, «Сад моей мечты» Пии Перы, «История дождя» Нейла Уильямса.
Я бы никогда не вспомнила о Пекосе Билле, если бы Мартин не задал мне этот вопрос. Забытый ребенок, придумывающий себе жизнь вместе с животными, давшими ему приют, – змеями и койотами. Ничтожное существо, которое превратится в ковбоя с бахромой, воспользовавшись уроками детства, проведенного между кактусами и зверями. Его язык будет всегда особенным, родившимся вне условностей общества, в тесном единении с природой.
Пекос & Пеппи & Пиноккио. Потому что он тоже был среди моих драгоценностей: в невероятном издании 1963 года с предисловием Дино Буццати, напечатанном Валларди для детей итальянских медиков. Книга была огромного формата, высотой с четырехлетнего ребенка, и в ней были роскошные иллюстрации Альберто Лонгони. Эти рисунки, сумевшие пересочинить Пиноккио, бывшего более легкомысленным и беспечным, придали ему глубину, неуверенность и человечность. Случай распорядился так, что тетя Фени служила экономкой в доме одного известного луккского кардиолога. Его жена Вивиана просто обожала тетю и знала, что у той есть маленькая племянница, читающая все, что только можно. Так и получилось, что эта чудесная книга досталась мне и вошла в трио из трех «П», спасших мне жизнь.
Потому что жизнь и вправду шла как-то наперекосяк. После женитьбы моего брата мы переехали в дом без туалета. Не знаю, может быть, мне это и приснилось, но я помню как сейчас день свадьбы. По окончании церемонии и праздничного обеда пришло время отъезда в свадебное путешествие – местом назначения был определен Капри. И вот тут развернулась сцена: главная деревенская площадь, односельчане, столпившиеся для прощального приветствия, машина с заведенным мотором, в которой уже сидит молодая жена, готовая к отъезду, а молодой муж стоит одной ногой в машине, а другой – на улице, целиком оказавшись во власти отчаяния одной девочки. Которая не отпускает его ногу, и кричит, и плачет без всякого стыда. Демонстрирует всем то, что держала в себе в течение шести лет: свою любовь.