Все это меня утомляет, но при этом и доставляет большую радость. Сейчас я пытаюсь провести один эксперимент: приглашаю деревенских девчонок войти в группу моих добровольных помощников. Сэнди и Ребекка уже дали свое согласие. Мы растем, расширяемся, объединяемся, черт побери.
У нас есть одна синьора из Рима, но у нее дом в Лучиньяне. Так вот, она, например, со мной не здоровается. Без каких-то объективных причин она примкнула к группе 30 %. Кто знает, что они ей про меня наговорили, может, что я готовлю детей в поленте. Хотя на самом деле я провожу целые часы, глядя на Прато-Фьорито, как будто это гора Фудзи, или гора Арарат, или Кайлас. На нем не бывало ни Ноя, ни Шивы, но бывали ведьмы, устраивавшие наверху свои шабаши. Однако они оставили его чистым, восхитительным, белоснежным, как Narcissus poeticus, которым в этот период усеяны его склоны.
Может, кто-нибудь скажет римской синьоре, что я тоже poeticus, что ласточки стрелами носятся у меня по дому с ни с чем не сравнимым шуршанием, когда воздух рассекается их крыльями, влетают в одно окно до пола и вылетают в другое. И что если бы мы были в Сан-Франциско или Суссексе, то можно было бы сказать, что они влетают в одно bow window и вылетают в другое. Так это производит совсем другое впечатление.
Сегодняшние заказы: «Сладкая печаль» Дэвида Николса, «Земля кочевников» Джессики Брудер, «Пусть расскажут тени» Джесс Кидд, «Ботанические тетради мадам Люси» Мелиссы Да Косты, «Зима тревоги нашей» Джона Стейнбека, «Долгое мгновение» Сары Фрунер, «Гигантский кальмар» Фабио Дженовези.
Июнь
Я провожу ночи за поиском книг, как новинок, так и забытых, задвинутых в дальний угол по причине обычной практики поточных поставок книг в книжные магазины: пятнадцать дней на полке – и долой, пора освобождать место другим. Но очевидно, что есть люди, которые ищут то же, что и я. Меня, например, поразило, что после очень заметного выхода «Йоги» Каррера мы тем не менее продали мало экземпляров этой книги. Зато продали «Любовь в холодном климате» Нэнси Митфорд, «Долгое мгновение» Сары Фрунер, «Дом в Париже» Элизабет Боуэн. У нас ищут то, чего нельзя найти где угодно, от нас ждут, что мы не разочаруем, и знают, что у нас можно искать.
Это особая аура, окружающая любой независимый книжный магазин. Вчера несколько очень смышленых девчонок взяли полистать «Знаменитых кошек и их людей», и одна из их стайки стала объяснять остальным, что из себя представляет эта книга. Я это услышала и не смогла сдержаться и не сказать, что думаю о книге, где рассказывается о 27 мужчинах и 5 женщинах и об их взаимоотношениях с кошками. Девочки поблагодарили меня, и книга вернулась на полку.
В Лучиньяне у меня есть друг, который, как и я, выращивает розы. Его зовут Романо. Он рисует и ухаживает за цветами и разными растениями. Он никогда не притворялся тем, кем не является. Те отношения, которые всегда были у него с матерью, позволяли нам увидеть, как наяву, другие подобные отношения – между Пазолини и его матерью Сузанной. Романо в моих глазах всегда был героем, потому что времена и места его юности для таких, как он, были и в самом деле непростые.
Сегодняшние заказы: «Любовь с первого взгляда» Виславы Шимборской, «Дворик “Ностальгия”» Джузеппины Торрегроссы, «Дурно проведенная ночь» Джузеппе Ди Пьяцци, «Земля кочевников» Джессики Брудер, «На горизонте» Бенджамина Майерса, «Алая река» Лиз Мур, «Эта дикая тьма: история моей смерти» Гарольда Бродки.
Мамина госпитализация естественным образом привела к одному положительному моменту: мы с Пьерпаоло оказались одни. Раньше мы с ним никогда не оставались только вдвоем. Вначале была Лаура, еще совсем маленькая и заливавшаяся фонтаном слез, когда видела, как в аэропорту Флоренции, прощаясь, я целовала его в уголок рта. А затем, на пороге маминого девяностолетия начались ее переезды на зиму во Флоренцию, с октября по май.
Вчера Пьерпаоло сделал мне подарок: отвез меня в сказочное место. Оно находится в Вадо, в коммуне Камайоре, и называется вилла Ла Бьянка, очаровательный дом, и на сегодняшний день это элегантная загородная гостиница с бассейном, парком и чудесными уютными комнатами; но на вчерашний же день она была домом Чезаре Гарболи. Это место было домом его семьи, и он продал его в 1999 году. Возможно, после того, как узнал о своей болезни. Он переехал в Виареджо, в дом в двух шагах от транспортной развязки и в нескольких метрах от места проведения карнавала. Это кажется шуткой, изобретенной его дьявольским умом, чтобы сказать нам, что все кончено. Хватит Мольера, хватит Матильды Мандзони, хватит Наталии Гинзбург – наступила эпоха вымысла и притворства.
Я никогда не бывала у Гарболи в Вадо. Слишком священное для меня место. Я боялась нарушить эту святость, наступив на какую-то травинку, сломав какую-то веточку. Но многие молодые критики там бывали, в том числе Эмануэле Треви, написавший об этом свою самую прекрасную книгу – «Сказки и сны».
Я же предпочла навестить его в его новом доме, мне хотелось своими глазами увидеть брошенный всем нам вызов. Этот дом был гадальной картой, значение которой нам предстояло понять, и оно касалось нашего будущего, самого мифа о существовании литературы. Что есть сегодня между скучной дотошностью университетских ученых и читателями, жаждущими лишь историй? Переводчики двадцатого столетия, оказавшие наибольшее влияние на мое образование, – такие, как Джулио Феррони, Альфонсо Берардинелли, Франко Корделли или Джорджо Фикара – трудятся в полной безвестности, почти как отшельники.
Тем не менее вилла Ла Бьянка прекрасна, и нынешние владельцы передвигаются по ней на цыпочках, будто находятся не у себя, а в гостях. Они почти ничего не поменяли, номера в гостинице – это прежние комнаты, только на кухне сделан ремонт, и поскольку там висит огромное изображение Чезаре, который варит себе кофе в моке, то кажется, что ты находишься на кухне вместе с ним.
Чезаре был очень красивым, об этом я не упомянула. В стихотворении, написанном мной после поездки к нему в Виареджо, я представляла его в тот момент, когда он открыл мне дверь. Передо мной появился красавец типа Марлона Брандо в фильме «Апокалипсис сегодня». Как и у Брандо, у него был вид «загнанного и непобедимого»[97].
Массимо и Вероника угостили нас аперитивом под большим платаном, где когда-то Гарболи беседовал с Марио Сольдати. Нужно будет вернуться сюда еще раз с Донателлой и Грациано, может, даже с ночевкой, но только не в «желтый» номер, бывший когда-то его комнатой. Это было бы уж чересчур патетично.
Здесь оказалась бы очень кстати Алессандра с ее феноменальной приземленностью. Но сейчас она приходит лишь два раза в неделю, потому что без мамы я могу справиться и сама. Так что она главным образом занимается глажкой, стиркой и готовкой. Когда она приходила в последний раз, то приготовила котлеты с томатной подливкой и кабачковую запеканку: мою ей пятерку с плюсом и ее мне «Да с хрена ли» у нас никто не отнимет.
Сегодняшние заказы: «Гигантский кальмар» Фабио Дженовези, Historiae Антонеллы Анедды, «Ты, пейзаж моего детства» Альбы Донати, «Библиотека ночью» Альберто Мангеля, «История одного мальчика» Эдмунда Уайта, «Альмарина» Валерии Парреллы.
В нашем книжном случаются и очень утомительные дни. Может прийти не очень много народу, но такого, о котором хочется забыть. Полагаю, что они приезжают сюда, потому что слышат, что о нашем магазине говорят, а значит, здесь нужно обязательно сделать селфи. Сегодня две девицы устроились на адирондаках и добрых два часа сидели, болтая и читая, а потом ушли, оставив после себя книги на сиденье и окурки в поддоне цветочного вазона. Одна из них даже не заглянула в сам книжный, а другая быстренько пробежалась, не найдя ничего, достойного своего внимания.
Вчера маму перевели в другое медицинское учреждение; мне сообщили, что там я не смогу ее навещать. Меня спросили, даю ли я разрешение надеть на нее фиксирующий ремень, чтобы она не упала с кровати. Я сказала да. Ну конечно да. Хотя сама мысль связать фиксирующим ремнем ту, кто совсем недавно исхаживала на прогулках вдоль и поперек всю Флоренцию – от садов Лунгарно-дель-Темпио до площади Питти и обратно – или бродила по лесам вокруг Лучиньяны, собирая дрова на растопку, приводит меня в ужас. Вызывает постоянную тупую и ноющую внутреннюю боль. Мне приходится каждый раз напоминать себе всю историю с падением и переломом второго шейного позвонка, чтобы убедить себя, что я ее не бросила, что по-другому поступить было нельзя. Но она этого не поймет и будет страдать, а ее страдания для меня невыносимы.
В моей памяти всплывают чувства, которые испытывает Анни Эрно перед лицом смерти своей матери и о которых она рассказывает в романе «Женщина». Там тоже космическая дистанция между слабой и хрупкой современной дочерью и матерью – незыблемой, как скала, в своей древней, унаследованной от предков силе. Там тоже неясные проблески вины временами. Как толчок изнутри, не подчиняющийся доводам разума.
Анни Эрно для меня самый близкий образец для подражания. Я способна воспринимать литературу только как нон-фикшен, потому что придуманная история ничем меня не увлекает или, вернее сказать, ничем не обогащает. Эрно будто разделила свою жизнь на комнаты: в одной она поместила детство, в другой – мать, в третьей – сестру, умершую от дифтерита еще до ее рождения; и из каждого события получается книга. При желании я бы тоже могла писать о своей жизни лет двадцать. У меня есть комнаты для изнасилования, для серьезного заболевания, для дочери, которая родилась с пороком сердца и сразу же перенесла операцию артериального переключения, для моей матери, для моего отца. В общем, копаться во всем этом можно целую жизнь.
Все это действия, требующие большого внимания, они обязывают нас рассказать о преступном и в то же время увидеть чудесное, появляющееся с ним рядом. И это чудесное нужно суметь разглядеть. Чудесное не так явно бросается в глаза, его нужно искать, ждать, помогать ему выйти на свет, но когда оно появляется – оно нас ошеломляет.