Все началось после того, как они с Анной въехали в Сумрак. Их засекли, как находят обычных людей по включенным мобильникам. Значит, нужно выключить.
До нужного места Дмитрий с Анной добрались часа через три. Словесник пользовался обычным навигатором в смартфоне и выбирал самые людные места. По дороге они очень мало разговаривали. Анне требовалось время, чтобы отойти, – хотя в совсем юные годы она с друзьями изрядно куролесила и в школе, и за пределами, но уже давно жила без приключений. Самое неприятное, что было в ее теперешней жизни, – укусы подопечных.
А Дреер держал ухо востро, сквозь Сумрак даже не смотрел и попутно анализировал. Кто знал, куда они едут? Яров, Стригаль, Кармадон… Кто еще? Ладно, зачем нападать на них посередине пути? Впрочем, никому не известно, какие подковерные войны идут в Бюро на самом верху. Кто-то наверняка мог придерживаться другой точки зрения, чем Дункель, на перспективу доставить непонятного и опасного ребенка в Европу. Но зачем вообще этот всадник-фантом с его листьями-сюрикенами? Задержать или совсем остановить машину можно куда менее экзотическим способом. Подсадить несколько «гремлинов», протаранить грузовиком, внушить всем постам по пути, что она объявлена в розыск… Наслать мощное проклятие, в конце концов! К чему все эти игры в Сонную Лощину?
Вопросов было много, а хороших ответов – как на внезапно объявленной контрольной.
…Они медленно подкатили к главному корпусу. Тот явно не был перестроенным домом помещика, как их собственный интернат. Его изначально проектировали и возводили как санаторий на берегу Волги.
За главным виднелась еще пара корпусов, соединенных переходами, и купол небольшого зимнего сада, выполненный из стекла и решетчатых конструкций. Вокруг раскинулся лиственный парк с альпийской горкой, арками, клумбами и даже парой декоративных прудов, через которые был перекинут мостик. Вдоль дорожек расставлены скамейки с округлыми узорчатыми спинками, на страже их замерли фонари старинного вида. На одном столбе под фонарем еще висели большие часы со стрелками, как на вокзалах начала прошлого века. По одну сторону от центральной дорожки Дмитрий заметил игровую площадку со сказочными героями, вырезанными из дерева. Сделаны те были толково, не похожие на обычные полуабстрактные скульптуры из детских городков, какими скорее пугать, чем развлекать. По другую сторону была площадка с брусьями, теннисными столами и единственным баскетбольным щитом. Несмотря на осень и опавшие листья, все выглядело непривычно ухоженным. Куда более ухоженным, чем в дрееровском интернате.
На углу главного здания был оборудован прозрачный «аквариум» для курящих, беспощадно выставляемых на улицу. Там Дмитрий заметил парня в белом халате. А на крыльце стояла молодая женщина – возраст где-то между Дреером и Анной. Она явно встречала приезжих.
Дмитрий впервые с момента звонка Стригалю посмотрел через Сумрак, проверяя сторону и уровень.
Аура была человеческой. Парень с сигаретой, косившийся на гостей, тоже не был Иным.
Прежде чем вылезти из машины, Дмитрий открыл кейс и передал спутнице тэйзер.
– Умеешь пользоваться?
– Нет. – Анна осторожно приняла оружие.
– Это вроде шокера. Видела в кино про полицейских? Убить не убьешь, но током дернет неслабо. Главное, направь, в кого надо, а потом дави на спуск.
– А мы что, стрелять будем?
– Нет, конечно. Но ты сама видела, что творится. Нужно всегда под рукой иметь… что-нибудь такое, что коня на скаку остановит. Так что убери в сумочку. Чует мое сердце…
Кейс Дреер взял с собой.
Его не инструктировали, что в интернате работают люди. Про что они знали – оставалось только гадать. Поэтому Дреер не стал рекомендоваться Иквизицией, а коротко сказал:
– Здравствуйте! Мы к заведующей.
– Из Бюро? Варвара Викторовна вас давно ждет, – приятно улыбнулась встречающая.
Дмитрий представился и назвал по имени-отчеству Голубеву.
Поднимаясь на второй этаж в кабинет заведующей, Дреер внимательно смотрел по сторонам. Заведение напоминало элитный детский сад. Множество зелени – подоконника голого нет, а в простенках – кадки с разной монстерой. Тонко сделанные стеновые росписи, причем умело имитирующие то Палех, то Гжель. Высокохудожественные фотографии пейзажей и репродукции Шишкина с Левитаном чуть ли не в натуральную величину. И ни единой решетки на окнах. Однако Дмитрий сквозь ресницы видел, как пробегают искорки заклинаний – даже в Праге он не сталкивался с такой хитро сплетенной сетью. Яров поработал на совесть. Магические привязи тут наверняка были крепче самых надежных решеток.
В заведующей Дреер сразу определил Светлую и не преминул отметить следы консервации в ауре.
– Варвара Викторовна? – Словесник протянул руку и ощутил уверенное пожатие.
Такое имя отлично подошло бы ведьме. Дреер подумал, что за глаза персонал наверняка зовет директрису аббревиатурой ВВ.
– Дмитрий Леонидович? Мне сообщили, вы прибудете один.
– Я пригласил специалиста-дефектолога. Анна Сергеевна.
– Очень приятно, – скромно и с достоинством сказала девушка. Чувствовался опыт общения с начальницами постбальзаковского возраста.
– Не знала, что еще есть дефектологи-Иные. Думала, все уже работают у нас.
Директриса предложила присесть.
– Среди персонала много людей? – спросил Дреер.
– Больше половины.
– И все знают, где и с кем работают?
– Да. У них в трудовом договоре прописана чистка памяти при увольнении. Разумеется, вознаграждение все эти неудобства покрывает.
– Смело. Мы приехали из интерната, где Иные – все без исключения.
– Дмитрий Леонидович, а много вы найдете в России Иных, желающих и способных работать с такими детьми, как у нас?
– Согласен. А Темных у вас тоже много?…
– Мой заместитель – ведьма. – Заведующая вложила в последнее слово намного больше простой констатации. – Фармаколог. А я по совместительству главный врач. Невролог по первому образованию, пришлось получать второе. Не была бы магом – ни за что бы не справилась. Только нет у нас детских психиатров, специализирующихся на Иных. Их и в Европе-то всего один.
– А сколько сейчас детей в интернате?
– Двадцать три. Со всей России привозят. Но сами понимаете, к счастью, их и не может быть много. Хотя за последние два десятка лет процент увеличился.
– С чем это связано?
– Так ведь Иных тоже становится больше. И количество сбоев растет. Впрочем, тут слишком много факторов. Но мест у нас пока хватает.
– Одно мы вам сегодня, по-видимому, освободим.
– Да, вы за Маугли, я помню.
– Вы его так называете?
– По документам он у нас проходит как Глеб Юрьевич Рязанцев. Хотя ни имени, ни фамилии у мальчика, сами понимаете, не было. Ни Дозоры, ни Инквизиция пока не установили его личность. Фамилию ему записали по городу, где нашли, а имя и отчество – в честь тех, кто его спасал. Но мы уже привыкли звать его Маугли. Он даже отзывается… иногда.
– Отзывается?
– Поворачивает голову, идет на призыв. Большего от него пока никто не добился.
– Для аутистов это вроде бы нормально.
– Честно говоря, я не думаю, что у него аутизм. Скорее умеренная умственная отсталость. Вы его скоро увидите и сами поймете.
– Варвара Викторовна, а вам известны… обстоятельства, при которых нашли мальчика?
– Я знаю только, что его нашли прямо на улице в центре города. Его осмотрели тамошние штатные целители, потом вызвали Инквизиторов, те направили к нам. Он не Темный и не Светлый. Аура чистая, потенциальный уровень определить никто не смог. В Сумрак не входит. Мне известно, что единственное, на что он бурно реагирует, – это на попытки как-то на него через Сумрак воздействовать. Он это чувствует. Нам строго приказано, чтобы с ним работали только люди.
– В смысле?
– Кормили, переодевали, подмывали, осматривали.
– То есть чтобы Иные до него даже не дотрагивались?…
– Вы правильно поняли. Хотя, честно говоря, я нарушала. Это не для протокола… Я его лично осматривала, но ничего, кроме уже известного, не нашла. Думаю, он родился в обычной человеческой семье или у матери-одиночки с какой-нибудь зависимостью. Я в детских больницах, знаете ли, сорок пять лет проработала, причем не только в советских, и в Африке приходилось, и в Азии. Многого навидалась. Такой ребенок сам по себе для родителей может быть обузой, особенно если и родители-то не вполне адекватны. А если он еще спонтанно сделал какой-нибудь магический выплеск – они могли просто испугаться и захотеть избавиться от него. Оставили специально в людном месте. В прежние времена на паперть куда-нибудь привели бы.
– Его и нашли в некотором роде почти что на паперти. – Дмитрий вспомнил материалы дела.
– Мать никогда бы его не бросила! – вмешалась Анна.
– Это мог сделать отец или сожитель. В конце концов, одинокая мать могла умереть, и кто-то возжелал завладеть, например, ее жильем.
– Скажите, а пока он здесь, не было ничего необычного? – Спрашивая это, Дмитрий преднамеренно и открыто смотрел ауру директрисы. Та была сильнее его, второй уровень, – Дреер не смог бы определить, но так значилось в документах. Варвара Викторовна могла бы закрыться, но перед ней все же сидел Инквизитор. Ее наверняка интересовало, почему Инквизитор настолько слаб. Печать Анны главврач-совместитель тоже не могла не заметить. Но задавать вопросы было вне ее компетенции.
Отрицать она тоже не стала.
– Полагаю, вы интересуетесь на каком-то основании?
– Вы правы.
– Мы выписали одного мальчика. Цыганенок. Оборотень. Попал к нам, потому что не мог контролировать свои трансформации. Вы знаете, с такими обычно не церемонятся, но ему всего десять лет.
Дмитрий вспомнил историю, рассказанную Майлгуном.
– Но раз вы его выписали…
– Он полностью излечился.
– Что, теперь себя контролирует?
– Нет. Перестал быть оборотнем. Дневной Дозор по месту жительства потребовал компенсации, но Инквизиция отказала. Мальчику даже инвалидность не дали, вы знаете, какое здоровье у волкулаков.