– Где вы берете столько Силы, чтобы все это поддерживать? Хотя бы свет? – мимоходом спросил Дреер у Стефана.
– Книжный вампиризм, – не моргнув глазом ответил тот. – Но Светлый. Мы не высасываем. Мы в симбиозе.
Дреер остановился, превратившись в живой знак вопроса.
– Мы пометили тысячи книг солнечным иероглифом, – пояснил Стефан. – Если люди читают их в ясный день, их свет собирается вон там и рассеивается. Люди ничего не теряют.
Он указал вверх. Дмитрий присмотрелся и понял: то, что он принимал за лампы, на деле было подвешенными светящимися книгами.
«М-да, – подумал он. – Никакой борьбы за Силу, никаких Договоров, никакого контроля. Живи и радуйся».
В «зимнем саду» деревья росли прямо из пола – видимо, там были устроены ниши для почвы. Можно было не спрашивать, где берут воду для полива. Наверняка и тут было применено рационализаторское решение из серии «невидимый символ, нанесенный на книгу, передаваемую из рук в руки». Словесник даже охотно поверил бы, что источником влаги служили романы про любовь, собирающие слезы впечатлительных читательниц.
Деревья в силу узости пространства не могли похвастаться раскидистыми кронами, зато росли довольно высокими, и здешним мальчикам-мужам было удобно взбираться по ним, чтобы достигнуть нужных полок.
Между деревьями здесь и там были расставлены скамьи со спинками.
Дозорные оставили их одних, а Хильда пообещала беженцам из человеческой реальности устроить временную квартиру. Вопрос, сколько они могут здесь пробыть без угрозы постепенно превратиться в картонные книжные образы, пока что повис в воздухе.
Все трое уместились на одну кованую скамью, Анна – посередине. К ветвям ближайшего дерева была подвешена веревочная лестница. Маугли немедленно взобрался на нее. Но высоко не полез, может, сам не захотел удаляться от своей «няни». Так и раскачивался на полпути, сидя на ступеньке-перекладине и ухватившись за другую. Купленную Анной игрушку он сменил на другую, подаренную Заком, – простую вырезанную из дерева лошадку.
Дреер, глядя на это, вспомнил, как читал о том, что Каспар Хаузер тоже играл с лошадками.
Словесник наконец смог рассказать все, что знал о Книжном Дозоре. А в конце рассказа поведал о главном соглашении.
– А нам тоже придется проходить этот… хм… Обмен? – спросил, подумав, Александр.
– Вам никто не предлагал. Но ты Инквизитор. Так что не знаю.
– С другой стороны, остаться здесь, превратиться в кого-то подобного…
– …Не худший вариант деградации. Может, даже лучший, чем прожить пятьсот лет и превратиться в кого-то вроде Кармадона или Мориса.
– Это ты прав, – невесело ответил Александр и пнул сухой лист, упавший к ногам.
Тот отъехал к кучке товарищей, напоминая своим видом: за стенами этой Библиотеки вас продолжает искать Рыцарь-Осень.
– Что за магия тут у них? – Александр протянул руку и взял ближайшую книгу с полки шкафа, поставленного у скамейки.
В книге оказались чистые листы, зато на каждой странице в уголке был иероглиф.
Дмитрий интуитивно догадался, что, если приложить к нему палец и пожелать, на страницах появится текст именно той книги, которую загадаешь. Если, конечно, она есть в этой гигантской Библиотеке.
– Они не пользуются магией эмоций, как все мы.
– Какой же тогда?
– Вот смотри, знак. Мы тоже применяем разные магические знаки, пальцы складываем, взять хотя бы тот же кукиш. Извини, Аня… – Словесник посмотрел на Голубеву. Девушка чуть улыбнулась – первый раз на этой скамейке.
А ведь эта скамейка была чем-то похожа на ту, где они сидели девять лет назад, в Царском Селе, и Дреер уговаривал ее сдаться вместе с друзьями…
– Символ, – вернулся к разговору Дмитрий, – соединяет эмоции и значение. В конце концов, у человека два полушария. Иные в основном используют правое, будь они хоть трижды технарями или программистами. Там эмоции, воображение, другие реальности. Вот почему так мало Иных-ученых, а те, что есть, – не Эйнштейны. Знал я, конечно, одного взъерошенного гения, но и тот не столько мозгами думал, сколько воплощал свои правополушарные фантазии в жизнь. Почти что джинн, только у него не само все появлялось, он многое руками доводил.
Дмитрий, говоря это, представлял носатого Джакомо Лепорелло.
Он сидел слева от Анны и мог убирать подальше свою механическую кисть. Пока той хватало «зарядки», чтобы поддерживать видимость живой плоти. Но с подпиткой здесь было негусто, и рано или поздно однорукость Дмитрия должна была стать очевидной.
– Хочешь сказать, они используют магию, преобразующую не эмоции?
– Да, левополушарную. Книги – это ведь не чистые переживания. Каждое чувство, самое глупое, пропущено через мысль. Вот почему Сумрак их не видит. Он лишь квинтэссенция человеческих эмоций.
– Не совсем… – сказал Александр. – Скорее он – некоторая сущность, которая перешла на новую кормовую базу и среду обитания с появлением человечества. Возможно, свой Сумрак в латентном состоянии есть на каждой планете. Даже на Луне. В межпланетном пространстве его нет. Считай, проверено, и не спрашивай как. Но есть предположение, что Сумрак – это аспект материи. Та ее составляющая, что способна сама себя организовать и усваивать информацию.
– Это засекреченная гипотеза?
– Скажем так, для внутреннего пользования. Но косвенное подтверждение твоим словам имеется. Три года назад Кармадон руководил одним расследованием в Киеве. А проверять информацию пришлось мне по заданию Мориса. Дневные Дозорные Киева вышли на след одной группы Иных. Сначала думали, просто нарушители Договора. А оказалось, эти субъекты вообще не из нашего мира[6]. Откуда – тоже не спрашивай. Но то место, откуда они пришли, находится вне нашей реальности и любого из слоев Сумрака. И магия у них совсем на другом принципе построена – наши захватили артефакты и тщательно их изучили. Не то что по винтикам, чуть ли не по молекулам разобрали, но так ничего и не поняли до сих пор. А соберешь обратно – работает. Так что несумеречная магия вполне может существовать.
– Чтобы это доказать, нужно всего лишь оглянуться. Или книжку вот эту полистать, – сказал Дреер.
Он вытащил из ближайшего шкафа первую попавшуюся книгу с чистыми страницами и для наглядности заполнил их текстом. Это оказался «Волшебник Земноморья» Ле Гуин.
– Эти мальчики и девочки что, открыли Истинный язык? – блеснул знанием предмета Александр.
– А Великий царь у нас поклонник фантастики, – заметил Дреер.
– Не поклонник. Но пришлось изучить все концепции магии, какие существуют в мире.
– Истинный язык, как у Ле Гуин, невозможен и не нужен. Эмоции прилипают к словам. К любым, хоть на русском, хоть на латинском, хоть на суахили. Просто мы опираемся на сами эмоции, а эти ребята – на слова. Их мало, делить нечего, конкурентов нет. Вот и творят что хотят. Отгрохали себе хоромы, а тысячи читателей их поддерживают.
– Не то чтобы очень. Ты посмотри хотя бы на эту скамью! Или на эти полки. Они далеко не новые.
Дмитрий присмотрелся. Наметанный взгляд Александра (не первую сотню живет на свете!) выхватил то, что не углядел наставник Дреер.
Все в этой библиотеке выглядело не слишком новым. Еще крепким, добротным, но уже прошедшим через время и заработавшим на этом пути разные потертости, царапинки и трещины. Металл потемнел, дерево тоже, любая книга, даже свежеизданная брошюра Дмитрия про «зеркала Чапека» смотрелась экземпляром из лавки букиниста. Множество читателей всего мира поддерживали этот выдуманный его хозяевами мирок. Но их мыслей не хватало.
– Меньше люди читать стали, – изрек банальность Александр. – А переживать не меньше.
– А может, дело в другом? – сказал Дреер. – Сумрак, даже в самых-самых глубинах, не может сравниться с нашим миром. Он лишь тень. Живая, движущаяся, максимально похожая на жизнь фотография. Местами черно-белая, местами цветная. Но живой жизни всегда проиграет. Потому что жизнь сама по себе обновляется, а Сумрак нет. Он – только отражение. Потому там все такое старое и ветхое, и даже самое яркое и сочное – все равно не как настоящее. Уж поверь, пришлось все это трогать. Так же и тут. Ни одна книга не сравнится с тем, про что она написана. Жизнь всегда уходит вперед. Что не обновляется, то увядает.
Он опять подумал про Рыцаря-Осень.
Как выяснилось, Александр тоже.
– Кстати, ты не находишь, что наши друзья из супермаркета как-то четко работают по сезонам? Есть мысли на этот счет?
В суматохе драки, потом перемещения и знакомства с Книжным Дозором словесник не успел рассказать Александру свою теорию о том, кто такие рыцари. Теперь он восполнил этот пробел.
– Креатуры… – задумчиво посмотрел на дальние стеллажи Александр. – Похоже на то. В Сумраке в последнее время черт знает что творится. Но вот зачем им все-таки наш Маугли?
Он кивнул на мальчика, который мерно, словно живой маятник, раскачивался на веревочной лестнице.
– Та тетка… – Дмитрий отчего-то покосился на Анну. – Рыцарь-Весна, как я ее называю. Она все время твердила, что мальчику здесь не место. А что за чертовщина творится в Сумраке, ты говоришь?
– Закрытая информация, – глянул на него Александр и усмехнулся. – Впрочем, вы и так уже слишком много знаете. Зачастили к нам из Сумрака разные… В общем, разные. Пару лет назад некто в человеческом облике явился в Москву. Едва Ночной Дозор не разнес, и Дневному перепало. И, кстати, тоже охотился за мальчиком. Мальчик вполне нормальный, – Инквизитор заметил, как скривилась Анна, но продолжил: – Только очень сильный пророк. Каким-то образом его удалось отбить. Мы запросили информацию. Кодовое имя той сущности, которая охотилась на пророка, – «Тигр». Мы подняли все архивы. Этот Тигр приходил несколько раз за всю историю с того дня, как заключили Великий Договор. Он развоплощал пророков, если их главное пророчество касалось Сумрака. Видишь ли, прорицание может сбыться или не сбыться. Это всегда вероятность. А пророчество сбывается всегда. Сумрак его транслирует через пророка. И, как ни странно, единственный для него способ избежать реализации пророчества – устранить транслятор раньше, чем пророчество будет кем-то услышано. Нет пророка – нет проблемы.