— …ваш магазинчик светился в Белолипецке, когда оттуда исчез Концевой, да и в других местах его видели. Правда, считали чем-то вроде проклятого места, но Олежка натолкнул меня на одну занимательную мысль…
Гость — уже совершенно точно не покупатель — снова замер на мгновенье, после чего продолжил:
— Вы, я уж не знаю, кто вы именно, но тем не менее — вы можете отправить человека в прошлое.
— Я могу сделать кое-что гораздо худшее, — чуть усмехнулся продавец, — я могу вас туда НЕ отправить.
— Не пойдет, — темп речи гостя чуть увеличился, — Предлагаю сделку — вы меня отправляете в прошлое по моему выбору…
— Слово «сделка» предполагает, что обе стороны что-то получат. В данном случае вы получаете путешествие в прошлое. А я?
— Вы, — палец гостя указал на грудь продавца, — не скрываете, что МОЖЕТЕ отправить меня в прошлое. А это значит, что вы уже приняли решение это сделать. Иначе не были бы так откровенны, верно?
— Ну, — продавец уже откровенно улыбался, — не думаю, что вы расскажете мою тайну МНОГИМ.
— Хорошо. Что вы хотите?
— Ничего. У меня есть все, что мне нужно.
— Но других-то вы в прошлое отправляете, верно?
— Не буду отрицать. И тем не менее, я отправляю в прошлое тех, кто неуважительно относится к моему труду и тех, чья судьба сможет научить других уважать историю. Ну еще тех, кто мне понравился.
— Как можно вам понравиться?
— У вас нет шансов. Вы родились не того пола.
— Так… Неуважительно относиться к вашей работе я не могу, так как просто не знаю, в чем она заключается…
Гость моргнул.
— Хотя нет. Знаю. Понял.
Он на секунду задумался:
— Нет, не вариант. Значит, научить других уважать историю… Для этого нужно попытаться внести в нее какие-то изменения, чтобы другим стало понятно, что от этого станет только хуже… Ну что ж. Я готов! Можно я попытаюсь изменить что-нибудь в 1917 году?
Старик-продавец усмехнулся и покачал головой:
— Вы не хотите ничего там менять. Ваш склад ума таков, что вы вообще не расположены сожалеть о том, что что-то пошло не так. Даже в собственной жизни, не говоря уж об истории в целом. Вы предпочтете скорее найти выход, сколько угодно неожиданный, из уже сложившейся ситуации, чем станете размышлять на тему, что нужно было сделать иначе в прошлом, чтобы этой самой ситуации избежать…
— Я честно попытаюсь, — в спокойном голосе гостя промелькнули просящие и даже немного умоляющие нотки.
— И почему именно семнадцатый год?
— Ну, самый, на мой взгляд, замечательный. От него такое интересное время начинается: сначала царская Россия со всем хрустом булки, потом дедушка Ленин с революцией, потом Гражданская, потом — нэп. Сколько денежных дел можно намутить… А до начала всяких индустриализаций и коллективизаций я и не доживу, пожалуй. Ну что, согласны?
— А не боитесь, что я вас обману?
— Конечно, обманете. В этом-то и самое интересное.
Продавец неожиданно расхохотался:
— Положительно, вы сумели мне понравиться! С таким авантюристичным характером вам самая дорога — в век осьмнадцатый.
— Не-не-не! Если мое мнение принимается в расчет — то тогда меня поближе к тем годам, когда уже изобретены унитазы и кино.
— И кроме унитазов и кино вам ничего и не надо?
— Стоп. Вот не надо меня на слове ловить. А то, я чувствую, окажусь сейчас в роли слесаря-сантехника в кинотеатре. Унитаз — это, конечно, хорошо, но и без него прожить можно. Мне для жизни нужны деньги, вино и женщины. Ну и чтоб не скучно было, конечно.
— Сделка. Вы попадете в семнадцатый год. Почти. Будут там вам и кино и вино и женщины и деньги и скучно точно не будет. Но учтите — вам дается один шанс из сотни.
Гость прищурился:
— Шанс на что?
— На месте поймете. И, если вдруг встретите на своем пути Олю Иванову — передавайте привет.
Из все того же пухлого портфеля продавец достал самую пожалуй неожиданную вещь: кассетный магнитофон «Весна 202». Нажал на кнопку, в динамике зашуршало, и оттуда грянул бодрый Entertainer Скотта Джоплина.
Две пары начищенных ботинок прошагали к крыльцу и поднялись по ступенькам. Скрипнула дверь, шаги по бетонному полу звонко отдавались в пустом и пыльном помещении.
Вошедшие прошли к задней двери, покачивающейся на ветру, выглянули, осмотрели задворки какого-то завода.
Один из них достал телефон и набрал номер:
— Упустили… Довели до магазина, тот оказался заброшен, а он ушел через заднюю дверь… Найдем…
Телефон пикнул, заканчивая вызов.
Звонивший задумчиво посмотрел на пол. На секунду ему показалось, что до того, как они здесь натоптали, следов на пыли не было.
Да нет, глупость какая-то…
Откуда-то сверху доносились звуки регтайма. Сквозь разноцветные пятна, плавающие в глазах, можно было рассмотреть помещение, где он находился ТЕПЕРЬ.
Низкий сводчатый потолок, дверь в углу, круглый стол, за которым он сидит, положив на столешницу руки, с крупными мощными пальцами.
На столе — пара бутылок вина, чашки с чаем, блюдо с пирожными.
Вместе с ним за столом — трое.
Круглоголовый лысый тип с бородой-мочалкой и в пенсне.
Смазливый красавчик с аккуратной прической.
Молодой парнишка в военной форме, лет двадцати с небольшим, с кругами вокруг глаз и мокрыми губами, которые он беспрерывно облизывал.
Еще один стоит у двери, прислонившись плечом в стене, не замечая, что пачкает пиджак побелкой. Выглядит как ушастый гоблин.
Все смотрят на него.
— Кушайте пирожные, Григорий Ефимович, — красавчик пододвинул поближе блюдо.
Бутылка мадеры разбилась о лысину Пуришкевича.
Дно второй ударило в лицо Райнера.
Кулак превратил изящный нос Юсупова в неизящную лепешку.
Крем от пирожных залепил глаза Дмитрию.
А затем тот, кого еще несколько секунд назад звали Аркадием, перепрыгнул через стол, чтобы успеть достать Освальда Райнера до того, как тот сумеет выхватить свой «веблей».
Один шанс из сотни. Не так уж и плохо.
За три месяца
Из динамика серебристой коробки магнитофона «Весна 202» хрипел голос Цоя:
Мы хотим видеть дальше, чем окна дома напротив
Мы хотим жить, мы живучи, как кошки
И вот мы пришли заявить о своих правах «Да»
Слышишь шелест плащей — это мы
Дальше действовать будем мы!
«Дальше действовать будем МЫ!» — подпевая Виктору Робертовичу Коля Леонидов поправил массивные очки и скользнул дальше между торговых рядов рынка. Правда, замечательного шелестящего плаща на нем не было. Во-первых, потому что лето кончилось только вчера (хотя легкий накрапывающий дождик и намекал, что первый день осени — все же осень), а во-вторых — потому что плаща у него не было. Правда, этот факт его если и расстроил, то совсем чуть-чуть. Зато есть модная куртка, джинсы (пусть «техасы»), кеды, студенческий билет в кармане, место в общежитии и вся жизнь впереди!
Радость от того, что его приняли, уже немного поостывшая, вновь выплескивалась в кровь, горяча ее и опьяняя Колю.
Он студент! Не школьник, самостоятельная личность! И пусть самостоятельная личность завтра едет на картошку, зато как студент!
Ведь студенты — это здорово! Это молодость! Это сила! Именно они, студенты, придут на смену замшелому, затянутому паутиной старичью и покажут им…!
Что именно покажут, Коля пока не определился, но определенно ощущал в себе силы горы свернуть и вверх ногами перевернуть. А пока… Пока что ему хотелось найти какую-нибудь интересную книжку, чтобы было то почитать вечерами «на картошке».
Вокруг кипела и бурлила рыночная жизнь, расцветшая после законов об индивидуальной трудовой деятельности и кооперации. Не то, чтобы Коля следил за всеми новшествами, но его отец, МНС в одном из ленинградских НИИ, часто обсуждал новости перестройки со своими друзьями. Волей-неволей, окажешься в курсе. Впрочем, сам новоиспеченный студент был вовсе даже не против новшеств. Может, комсомольцу и не стоило бы одобрять частнособственнические устремления отдельных граждан Советского Союза, но, во-первых, подобное даже сам Ленин во времена НЭПа одобрял, а во-вторых — стало гораздо проще купить то, что хочешь, не гоняясь по всем магазинам и знакомым за приличной вещью.
Правда, качество этих самых вещей на рынке… Как называла это мама, детский врач «Caveat emptor», что в переводе с чеканной латыни означало — «Качество товара — на риске покупателя».
Вот, например…
— А что это у вас за мех? — озадаченно щупала воротник у куртки тетенька в тяжелом черном пальто.
— Так волк же! — белозубо улыбался продавец.
— Что-то он в рыжину отдает…
— Так из красного волка же. Редкая зверюга, только в Красной книге есть. И вот у меня.
— И в какую цену?
— Триста рублей.
— Ох…
Да и цены кусались, как те самые редкие красные волки.
Кол вывернулся из одежных рядов и уже знакомой дорогой — он предусмотрительно заселился в общежитие за неделю и обследовал все окрестности на предмет важных мест. Как-то: книжные магазины, библиотеки, книжные развалы…
Ага, вот и они.
На столах, сколоченных из досок, разложенных туристических столиках и просто на ящиках, застеленных газетами, лежали книги, книги, книги. Колины глаза разбежались, собрались обратно и он нырнул в пучину книготорговли в поисках Той самой которая скрасит ему вечера. Речь о книге, конечно. Потому что больше колины вечера никто не скрашивал. Еще ни разу. Пока. Ведь он же — Студент!
Толстые потрепанные учебники…
Тонкие, отпечатанные на плохой бумаге переводы зарубежной фантастики…
Разноцветные книги «Библиотеки фантастики и приключений», к сожалению, уже все Колей прочитанные…
Книги «Альтист»…
А? Льтист?
Коля читал «Альтиста Данилова», но книжки, веером лежавшие на солидной торговой стойке, выгодно отличавшейся от своих соседок основательностью и даже некоторой монументальн