После закрытия Натали осталась одна в магазине. Она взглянула на часы, потом на дверь, чувствуя, как скручивает живот. Пич Галахер зашел забрать кое-какие инструменты и последний чек за свои услуги.
Она знала, что ее с радостью примут обратно в «Пинакл». Ведь работа ждала ее. Но теперь она ненавидела эту мысль. Раньше она считала, что это идеальная работа. Теперь же она знала, что ее время слишком дорого, чтобы тратить его на погоню за зарплатой. Значит, ей нужно что-то другое.
Что-то, в чем было комфортнее, например, удобный свитер и джинсы, которые она сейчас носила. Ее мать бы не надела такой наряд на работу, но он подходил Натали. Может быть, ее наймут в книжный магазин в Архангеле.
Пич прибыл с порывом влажного зимнего ветра. Увидев мужчину в прихожей, она вскочила, чтобы его впустить.
– Ты был прав, – поспешно добавила она.
Он ухмыльнулся.
– Мне нравится такое признание, – ухмыльнулся он.
Господи, как же ей нравилась его улыбка!
– О ртути. Это был настоящий ураган, – сказала она. – Они сразу же начали лечение. Это… он уже никогда не будет прежним. Деменция – это отдельная проблема, но другие симптомы ослабли. Он чувствует себя гораздо лучше. – «Теперь, когда он не дышит ртутным паром каждую ночь», – виновато подумала она. – Не знаю, как и благодарить тебя, Пич. – На самом деле она хотела сказать ему: «Я скучаю по тебе. Пожалуйста, вернись». Но она не сделала этого, потому что ей пришлось столкнуться со столькими переменами, одна из которых – ее отъезд.
– Он здесь? Я бы хотел поздороваться.
– Он, наверное, уже в постели. Лечение изматывает. Может быть, завтра, если у тебя будет время. Есть еще новости… – Ее рука дрожала, когда она показывала ему визитную карточку. – У меня есть покупатель на магазин. Вики Висконси. Очевидно, моя мама обсуждала это с ней, но дедуля не уступил. Я была на грани того, чтобы повести его в суд. А теперь мне и не надо, потому что он наконец решил продать здание и погасить все долги. Мне просто нужно придумать, как попрощаться с этим местом. – Она почувствовала волну нежности, глядя на Сильвию, свернувшуюся калачиком на своем месте у кресла для чтения. – Мы переезжаем в Архангел, в Соному. Я смогу вернуться на прежнюю работу, если захочу.
– Я думал, ты ненавидишь эту работу, – удивился Пич.
– Не так сильно, как я люблю своего дедушку.
– Он просто счастливчик. И держу пари, он это знает. Я очень рад, что он чувствует себя лучше. Грустно, однако, из-за магазина.
– У нас обоих слишком много воспоминаний, связанных с этим местом. Моя мама… Боже, все это место святыня для нее. Я не могу понять, находясь здесь, я больше скучаю по ней или успокаиваюсь. – Натали оглядела знакомое пространство. Мама была ее первой настоящей подругой. Она слышала смех Блайз каждый раз, когда звонил колокольчик над дверью. Она чувствовала ее прикосновение, когда та расчесывала волосы или вытирала ее слезы. Даже сейчас она все еще тянулась к телефону, прежде чем поняла,
что ее мамы там нет. Часть Натали всегда будет останавливаться на одном моменте, который украл ее мать из этого мира. Но другая часть поняла, что мама никогда не покинет ее, потому что Натали знала ее лучше всех. Она видела Блайз Харпер каждый раз, когда смотрела в зеркало.
– Надеюсь, это тебя утешило, – прошептал Пич.
Она вздохнула.
– Было и будет трудно уйти. Я никогда не думала, что книготорговля – это мое, но оказалось, что я действительно люблю это дело.
– Твой Тревор. Он не может помочь тебе?
– Тревор? – Она поняла, что Пич не знает о том, что произошло. – Он не… мы не… о чем бы ты ни думал. Это не так.
– Он не твой парень?
– Он не мой парень. Мы… Я думаю, мы друзья. – С того дня, как его мать пришла в книжный магазин, они несколько раз разговаривали. Она заверила его, что не обижается, что его прошлое это его прошлое, и никто не подумает о нем плохо. – Даже если бы он был моим парнем, я, черт возьми, никогда бы не стала полагаться на него, надеясь, что он выручит меня.
– Ты могла бы мне сказать, Натали.
– А почему я должны была это делать? – Она услышала в своем голосе нотки гнева.
– Потому что я мог бы тебе сказать, как это важно для меня. Ты важна для меня. И ты бы уже знала это, если бы поговорила со мной.
– Если бы я поговорила с тобой? Как будто это моя обязанность?
– Я этого не говорил. Но все было бы гораздо проще, если бы ты сказала мне, о чем думаешь.
– Это? Это? Будь добр, говори конкретнее, Галахер. – Она чувствовала, что ее переполняют эмоции. Облегчение по поводу дедушки, опасение по поводу того, что ждет ее впереди. Путаница из-за Пича, стоящего перед ней с любовью в глазах.
– Послушай, мне жаль, что тебе грустно, – сказал он. – Мне жаль, что твоя мама умерла вместе с твоим парнем. Мне жаль, что тебе приходится продавать место, которое ты любишь. Я не могу исправить эти вещи. Черт возьми, я не могу исправить ничего, кроме твоего старого здания. – Он взял ее за руки. Его руки были влажными и холодными от дождя, грубыми и мозолистыми от работы. – Единственное, что я могу, так это любить тебя, Натали Джин Харпер. Вот что я могу сделать. Но только если ты мне позволишь.
Она изумленно уставилась на него. Она даже не знала, с чего начать.
– Откуда ты знаешь мое второе имя?
– Я сказал наугад. Я оказался прав?
– Нет. – Она посмотрела на их соединенные руки, потом на его лицо, и в этот момент она поняла. Что-то должно произойти между ними, что-то большее. Больше, чем ее сомнения и страхи. Больше, чем ее беды в книжном магазине. Даже больше, чем будущее ее и дедули.
Это будет самое важное событие, которое когда-либо с ней случалось.
– Ты в порядке? – спросил он. Выглядишь немного бледной.
– Я в порядке. Просто чтобы все было ясно. Ты сказал, что можешь любить меня.
– Да. Если ты мне позволишь.
– Значит я правильно услышала.
– Так каким будет ответ, Натали? Ты позволишь?
Она хотела что-то сказать, но в горле застрял комок. Она снова посмотрела на их руки. Держалась изо всех сил, она с трудом сглотнула. Она напомнила себе, что ее инстинкты были правы с самого начала, но она продолжала сомневаться в них, оказалось, зря.
Она почти потеряла Пича, и это было бы ужасно. Каким-то образом во всей этой суматохе после авиакатастрофы она нашла то, о чем даже не подозревала. То, что это вообще происходило, казалось чудом. Ей хотелось запомнить каждое мгновение. Но воспоминаний было недостаточно. Знала ли она, что произойдет, когда увидела его в первый раз? Ей хотелось вернуть эти мгновения, сделать их лучше, светлее, ярче. Более запоминающимися.
Вместо этого вспоминалось неудачное начало. Он встретил ее, несчастную, на тротуаре, плачущую и растерянную. Она должна была сразу догадаться. Он видел ее в худшем состоянии, и, тем не менее, принял ее. Никакого осуждения, только принятие.
– Хочешь остаться на ночь? – спросила она.
Это был их первый раз, и, конечно же, были моменты, свойственные первому разу, – неловкость, застенчивость.
Но сильнее всего сквозь всю эту новизну ощущений пробивалось неоспоримое чувство удивления. Что она
может чувствовать такое к кому-то. Что кто-то может испытывать такие чувства к ней.
В большой кровати, в уютной квартире, которую она постепенно превратила в свою собственную, она сдалась со вздохом, который был от части волнением, от части облегчением. Что-то глубоко внутри нее ожило, что-то, что, как она думала, давно ушло. Наконец-то она кого-то полюбит.
Его большие грубые руки были нежны, и он был внимателен, целовал и трогал, смотрел на нее, улыбался, когда она коротко, искренне ахнула от удовольствия, а затем разлетелась на кусочки. Это было так быстро, возможно, потому что это формировалось целую вечность. Он сделал продолжительный, сильный толчок и присоединился к ней, и они вместе опустились на землю, вплетенные друг в друга, не говоря ни слова в течение долгих мгновений, пока их сердцебиение не успокоилось, и мир снова не восстановился.
Она зажгла свечу, ароматическую, из тех, что когда-то продавались в их магазине, аромат назывался «Старая библиотека». Потом они покурили травки из ее небольшого запаса, и ей захотелось, чтобы это ощущение блаженства длилось вечно.
– Я мечтала об этом, – прошептала она, выпалив это признание в порыве искренности. – Но я никогда не верила в собственную мечту. Я не думала, что это возможно. Я думала, это было… Не знаю, может быть, в какой-нибудь книге, спрятано среди страниц.
Он настроил ее старую гитару, сыграл ей песню, и она растаяла. «Как насчет твоего сердца?»
– Я написал это сразу после нашей встречи, – сказал он.
– Что? Нет.
– Да. Ты заботилась обо всех, кроме себя, и я об этом писал. Ты продолжала ставить себя последней в списке. Не делай этого больше, Натали.
– Я просто хотела создать уютный дом для моего дедушки.
– Ты хорошо поработала. Мне понравилось это место, как только я его увидел, – сказал Пич. – Мебель, девчачьи запахи. У меня был стояк каждый раз, когда я проходил мимо этой кровати, – сказал он ей.
– Как романтично.
– Я вовсе не романтик. Я говорю правду. Это не первое наше родео, – сказал он. – В первый раз, когда я увидел тебя, ты плакала, и я увидел эти сладкие мышцы живота… – Он провел по ним пальцем, легко, как перышком. – И я чувствовал себя придурком, потому что не знал тебя, но все равно хотел… – Он наклонил голову и покрыл легкими поцелуями ее кожу. Он поднял на нее глаза. – То, что я чувствую к тебе… – Он взял ее руки и опустил ей за голову, потом лег на нее сверху, и они снова занялись любовью, на этот раз медленнее, острая необходимость уступила место нежному исследованию.
Спустя долгие минуты, она почувствовала легкий толчок, и пламя свечи замерцало. Она замерла, глядя на Пича. Он нахмурился.
– Землетрясение, – прошептала она.