– Я купила сто коробок книг не глядя на библиотечной распродаже, – возразила Нина. – Ты и сама не понимаешь, на что натолкнулась! Это… это сокровище!
Да, это были связки книг в твердом переплете, первое издание знаменитой истории о троих ребятах, которые пересекли Лондон, не спускаясь на землю, переплеты книг сияли позолотой, в них имелось множество изящных рисунков…
– Ой-ой! – приговаривала Нина, рассматривая книги. – Может, мы запрем дверь и посидим здесь, почитаем вслух любимые места?
– Эйнсли! – раздался снаружи чей-то голос.
Они обе оглянулись.
– Кто это?
– Никто, – нахмурилась Эйнсли. – Можем мы запереть дверь?
– Не сейчас. – Нина шагнула к выходу.
– Эйнсли!
– Не сейчас, Бен! – внезапно крикнула девушка, куда громче, чем можно было ожидать. – Я занята! Уходи!
Нина быстро спустилась вниз по ступенькам. У фургона стоял маленький мальчик, грязнее какого Нина в жизни не видела. Волосы ему явно подстригали кухонными ножницами. Щеки у него были липкими, ногти – черными.
– Привет! – сказала Нина.
Мальчик, которому на вид было лет восемь, надулся, покосившись на нее.
– Эйнсли! Я хочу позавтракать!
Хмурая Эйнсли вышла наружу:
– Я же тебе велела не приходить сюда!
– Завтрака нет!
– Я тебе оставила яичный крем в боковом шкафу.
– Я его вчера съел!
– Ну, значит, сам виноват.
Мальчик скривился, словно собираясь заплакать.
– Это… твой брат? – осторожно спросила Нина, не желая выглядеть назойливой.
Эйнсли теперь стала приходить к ней по утрам, перед занятиями в школе, и Нина начала платить ей маленькое жалованье.
– Ага, – кивнула Эйнсли.
Она неохотно достала из кармана те деньги, которые Нина дала ей накануне.
– Я могу пойти в булочную? – спросил мальчик.
– Иди, только сюда не возвращайся.
Нина молчала, боясь сказать что-нибудь некстати, но ей очень не понравилось то, как все это выглядело.
– А где ваша мама? – мягко спросила она.
Бен обжег ее взглядом.
– Заткнись! – ответил он и выхватил деньги из руки Эйнсли.
Эйнсли вернулась к расстановке книг, она замкнулась, понять выражение ее лица было невозможно. Нина не стала ни о чем ее спрашивать, а вместо того сосредоточилась на явившемся постоянном покупателе – он читал только книги о мире после апокалипсиса. Ему было все равно, кто погубил этот мир – зомби, вирусы или ядерные взрывы, – лишь бы в живых не осталось почти никого.
Нина позволила своему взгляду скользнуть в открытую дверь фургона – сегодня он вернулся в Кирринфиф, где жила Эйнсли. Мальчик все еще топтался на площади, он жевал булочку с сосиской и таращился на фургон. Нина ободряюще улыбнулась ему. Когда покупатель ушел, она подошла к Эйнсли, чтобы вместе с ней заняться прекрасными золочеными томиками «По крышам».
Мальчик вдруг появился снова и заглянул через плечо Эйнсли:
– Это что?
– Убирайся! – прошипела Эйнсли. – Сколько раз нужно повторять: не приходи сюда!
– Нет, ты можешь приходить, – возразила Нина, не обратив внимания на взгляд Эйнсли.
– Скучно выглядит, – заявил Бен.
Он продолжал таращиться на картинку на обложке: трое детей и почтовый голубь Роберт в цилиндре, – их силуэты вырисовывались на фоне купола собора Святого Павла.
– Отправиться к дальним берегам… и увидеть королеву Моргану… – мечтательно произнесла Эйнсли. – Как же это здорово было – прочитать ее в первый раз…
Нина сочувственно кивнула:
– Каждый раз, когда я закрываю эту книгу, я поверить не могу, что не умею летать.
– У вас еще будет целая деревня детей, которые этого не читали.
– Но ведь это и до сих пор читают и должны читать! – сказала Нина. – А иначе откуда им узнать, что это такое – полет?
– Люди не умеют летать, – презрительно бросил Бен.
Он теперь держал в руках пакет картофельных чипсов и набивал ими рот, роняя крошки на пол фургона.
Эйнсли нахмурилась:
– В этой книге летать умеют. Ты просто ничего в этом не понимаешь, балбес.
– Чего не понимаю? Что это глупые выдумки?
– Можешь посмотреть, если хочешь, – предложила Нина, хотя ее очень беспокоили липкие пальцы мальчика.
Ведь эти книги были весьма ценными.
– Глупость все это. – Бен пожал плечами и отвернулся.
– Да, тебе именно так и кажется. Он не хочет ходить в школу, – сказала Эйнсли.
– А ты разве не можешь его заставить? – удивилась Нина. – Или ваша мама?
– Ха! Он никого не слушает!
– Чтение – это для младенцев, – неожиданно выпалил Бен. У него покраснели уши. – Это глупость! И мне плевать!
Он вдруг бросил на пол свой пакет и выскочил из фургона, чтобы умчаться через площадь.
Эйнсли вздохнула и повела плечами.
– Вот и все, ничем другим он не занимается, – сказала она. – И я не могу с ним справиться.
– Но разве школа вам не помогает? – Нина посмотрела вслед мальчику. – Это же неправильно.
– Они просто умыли руки, – пояснила Эйнсли. – Он не хочет туда идти. А маме все равно. И школе все равно. Он, видите ли, «плохо влияет» на других. – Эйнсли грустно опустила голову. Для нее это была очень длинная речь. Но она продолжила: – А другой школы рядом нет, на пять миль вокруг. Да я и не думаю, что до него кому-то есть дело.
– Хочешь, я позвоню в социальную службу?
Эйнсли даже подпрыгнула на месте, на ее лице отразился настоящий ужас.
– Нет! Пожалуйста, не надо! Вы не можете! Они нас разлучат!
– Что ты, они теперь работают по-другому, – возразила Нина. Ей часто приходилось иметь дело с социальными работниками во время службы в библиотеке. – Они по-настоящему добры, они помогают. Честно.
Эйнсли покачала головой, в уголках ее глаз уже поблескивали слезы.
– Пожалуйста, не надо! – повторила она. – Пожалуйста… не делайте этого. Пожалуйста. У нас все в порядке, правда. Все в порядке.
Она выглядела такой надломленной и испуганной, что Нина не представляла, что тут делать.
В фургон вошла девочка, нарядная и ухоженная, с матерью.
– О, смотри! – сказала женщина. – Я ее не видела уже много лет! «По крышам»! Вау! – Ее строгое лицо внезапно смягчилось. – Я так любила эту книгу! От нее у меня возникало чувство полета.
Девочка с любопытством посмотрела на мать:
– А можно мне ее взять?
– Конечно, милая! Мы будем читать ее вместе. Думаю, ты тоже ее полюбишь.
Эйнсли с каменным лицом смотрела на Нину, когда та брала деньги за томик – самую большую сумму, какую она когда-либо получала за одну покупку.
Глава 20
Дни начали приобретать устойчивый ритм. Закончив работу, Нина подсчитывала выручку, а потом начинала думать о том, что оставит для Марека на их дереве. Это уже превратилось в нечто вроде настоящего ухаживания. Иногда Нине хотелось чего-то забавного, иногда она предпочитала серьезное. В иные дни она просто писала Мареку, о чем думает, и он отвечал записками. Нина вдруг осознала, что много-много лет не писала писем, она просто отщелкивала несколько слов электронного письма, но даже не пыталась сесть и выразить свои мысли на бумаге. На бумаге она писала куда медленнее, и ее чувства были более глубокими.
Нина постоянно вспоминала большие добрые глаза Марека, его нежную заботу о ней. Он писал ей о том, как скучает по дому, о всяких смешных делах, которые замечал в окнах домов… Его английский был не слишком хорош, он делал много ошибок, но умел при этом чудесно и даже удивительно выражать свои мысли, и Нина прекрасно его понимала.
И не важно, как часто повторяла ей Суриндер, что все это ненастоящее, что она живет в фантазиях, – Нина не могла удержаться. И хотя рядом была Суриндер и каждый день Нина в своем фургоне знакомилась с новыми людьми, она все равно чувствовала себя одинокой, она стала совершенно новым человеком в этом маленьком зеленом уголке на оконечности мира. А грезы о Мареке каким-то образом согревали ее, она постоянно думала о том, что могло бы ему понравиться, что рассмешило бы его и что можно положить в сумку с посылкой… Один раз это была маленькая фигурка медведя, Нина купила ее за пару пенсов на рынке, в другой раз – пособие по резьбе по дереву, которым долго никто не интересовался, еще – маленькая рекламная бутылочка виски, ее вручили Нине в одном из городков покрупнее, а иногда – просто душистый вереск.
А Марек посылал ей пакеты сладостей со своей родины, и резной карандаш, который, как подумала Нина, он мог сам сделать, и еще – несколько новеньких листков почтовой бумаги ручной выработки – Нина берегла их как сокровище.
Но однажды, когда Нина не спеша шла по лугу вдоль железнодорожного полотна, гадая, как это может быть так светло в половине одиннадцатого вечера, она развернула очередное послание, написанное знакомым почерком – как будто авторучка была уж слишком маленькой для здоровенной лапы Марека, – и прочитала:
Суббота. Ночного пассажирского нет.
Просто и коротко.
Сердце Нины тут же забилось сильнее. То, что выглядело изящной и необычной игрой, внезапно превратилось в нечто куда более реальное.
Нина каждый вечер ложилась в постель с мыслями о Мареке, о его необычных иностранных манерах, о его хладнокровии. И о тех взаимоотношениях, что зародились так неожиданно. Нина знала, что дерево рядом с рельсами, пусть и прогнившее, было таким же важным для Марека, как и для нее самой. Его записки, полные поэзии, в которых иногда проскакивали слова на его родном языке, вызывали у Нины глубокие и романтические чувства, и она хранила их, все до единой.
Те вечера, когда Марек не работал, или когда на дереве ничего не появлялось, весьма разочаровывали. А те вечера, когда на ветру мягко покачивался пакет, наполняли Нину восторгом.
Но теперь… встреча? Снова оказаться лицом к лицу? Сердце Нины колотилось от волнения.
На Суриндер, как и следовало ожидать, это особого впечатления не произвело.
– И что ты собираешься делать? Миловаться в локомотиве? А если перемажешься в угле?