– Нет, конечно… – Нина судорожно сглотнула. – Это будет просто… Ну, это возможность немножко поговорить, и все.
Суриндер фыркнула.
– Ну что ты, Сур… Это просто… Все так долго тянется…
– А как насчет Ферди?
– Ферди не в счет.
Вообще-то говоря, последний кавалер Нины, Ферди, был на вид бледным поэтом, болтавшимся в библиотеке в Бирмингеме, а Нина оказалась единственным человеком, способным его слушать. Кончилось все чем-то вроде свидания, хотя Ферди был крайне расстроен тем, что Нина не вслушивалась в его стихи по-настоящему, а они, по правде говоря, были ужасными – с рифмами типа «розы-морозы». С другой стороны, так Нине оказалось легче порвать с ним, она заметила, что не понимает метафоры его последнего сочинения, озаглавленного «Все черное (17)», отчего Ферди впал в ярость и обозвал Нину мещанкой. Она слышала, что после этого он забросил поэзию, подстригся и нашел работу в каком-то банке в Астоне, но не знала, так ли это на самом деле.
– Он и так уж слишком долго топтался рядом.
– То есть это не были настоящие отношения? А Дэмьен из университета? Ты ему заявила, что у тебя и без него дел хватает, а потом засела в своей спальне наверху, чтобы читать несколько лет напролет.
– Верно. Но теперь я здесь, и все такое новое, и столько возможностей! Ты же сама постоянно твердишь, что нельзя сидеть на месте.
– Да, но не с парнем, с которым ты познакомилась в поезде!
– А почему нет? Люди знакомятся в самых разных местах. Ты встретилась со своим Гасом в амбаре!
– Да, но потом мы познакомились гораздо ближе.
– Ты пользуешься моим роскошным жилищем!
– Мы живые! Мы не бродим, как лунатики, и не вешаем стишки на деревья, как какие-нибудь смешные человечки из сказки для подростков!
– В том-то и дело. Мы теперь намерены какое-то время провести вместе. Лучше узнать друг друга.
– Но почему он просто не явится сюда в дневное время? – спросила Суриндер.
На этот вопрос Нина не имела ответа.
– Вот видишь? Просто он такой же чокнутый, как и ты. Это маленькая придуманная жизнь, в которой он присылает тебе милые цветочки, и он может так делать, сколько ему захочется, потому что это только в твоей голове! Не сомневаюсь, выглядит все очень мило и так далее, но это не настоящее! И встреча посреди ночи в каком-нибудь сарае ничего не изменит.
– Это не сарай, а железнодорожный переезд. Это… романтично.
– О, как раз для тебя! – Суриндер закатила глаза к потолку. – Гас заезжает за мной, мы сооружаем что-нибудь съестное, что можно взять с собой – ну, вроде еды навынос. Мы бы и купили что-то, если бы здесь продавалась такая еда, только этого нет, – и смотрим кино.
– Может, вообще переберешься сюда? С Гасом?
– Я в отпуске, – строго заявила Суриндер.
Таким тоном она по утрам отвечала на звонки из офиса, когда ее вежливо спрашивали, намерена ли она когда-нибудь явиться.
– А ты не собираешься выяснить первую часть его имени? – спросила Нина.
– Не думаю, что это так уж важно при данных обстоятельствах.
– Ладно, но ты уж позаботься об этом до того, как выйти за него замуж.
Уже приближалась середина лета. И хотя после захода солнца по-прежнему нужна была куртка, поля и луга ошеломляли своим великолепием: дикие цветы, зреющее зерно, волнующаяся высокая трава, напившаяся воды за время долгой зимы, а теперь пышно разросшаяся у каждой живой изгороди и вообще везде, где только нашла местечко, – настоящее буйство цветения и роста везде, куда падал взгляд.
Нина чувствовала себя так же – после долгой зимы она тоже была готова воспрянуть, гордо сбросить старую одежку – защитный панцирь из книг, серые колготки и опущенную голову. Она так нервничала, что плохо соображала, и ничего не могла с этим поделать. А еще Нина сердилась на Суриндер, разве та сама не повторяла постоянно, что нужно просто жить? Перестать прятаться? Ну вот, она и перестала. И выходит теперь в жизнь. В настоящую жизнь, не в кино и не по телевизору. Она больше не слушает, как кто-то жалуется на отсутствие возможностей для поэтов в Бирмингеме и на то, что их никто не понимает. Теперь перед ней были огромные корзины цветов и поэзии, настоящей поэзии. Нина искренне верила в это и в глубокие чувства. И собиралась встретить ночной поезд.
Глава 21
Было неожиданно тепло, и Нина сидела на шлагбауме, слегка покачиваясь, наслаждаясь тихим поскрипыванием на фоне других звуков, что доносились из ночного леса. Она как будто устроилась на далеком волшебном дереве, и лес что-то нашептывал ей…
Нина закрыла глаза и сосредоточилась на своем желании, на губах ее играла улыбка, а сердце нервно постукивало в груди, а вокруг все полнилось жизнью, и когда Нина очнулась от полусна, вдали внезапно вспыхнули огни огромного поезда, тяжело громыхавшего колесами.
Сердце Нины заколотилось еще быстрее, когда поезд замедлил ход. Она быстро все проверила. Макияж в порядке. Хорошее белье… Тот факт, что она пришла подготовленной, вызывал у нее странное чувство. Но с другой стороны… Ладно. Это свидание. Весьма необычное. Но тем не менее свидание. Нина не просто читала об этом: она в этом участвовала. Она вытерла ладони о юбку. Юбка была пышной, в стиле пятидесятых, с поясом, и к ней Нина надела простую блузку и кардиган.
Поезд затормозил сильнее, его тормоза взвизгнули, испустив странный резкий запах асбеста, который никогда не нравился Нине, но теперь он напоминал ей о той ночи, когда они с Мареком встретились впервые. Наконец поезд, содрогнувшись, остановился. Как будто медленно выдохнул.
Ночь и воздух тут же стали очень тихими, и Нина ощутила волну адреналина. Она прижала ладонь к губам. Поезд замер. Но никто не появился.
Нина давно знала расписание и то, что сегодня Джима не могло быть в кабине, там мог быть только Марек. И никакого ночного поезда следом. Никакой угрозы нарушить график. Только они двое посреди Горной страны, сами по себе.
Дверь кабины тихо открылась, Нина сделала шаг вперед. Потом еще один. От волнения и возбуждения она тяжело дышала.
Но Марек не вышел, и Нину на мгновение охватила паника, ей показалось, что его там просто нет, что там кто-то другой и он сейчас скажет ей, как это опасно – топтаться прямо на рельсах.
Никого… Взяв себя в руки, Нина скользнула под опущенный шлагбаум. Здесь не бывало по ночам людей, и наверняка этой ночью тоже никого нет. Это было бы уж слишком жестокой неудачей. Но нет, дорога, как обычно, была пустынной, фермеры и рабочие наконец-то заснули в своих постелях, заслужив отдых.
Нина направилась к локомотиву, за которым подрагивал невероятно длинный состав. Она сосредоточилась на маленьких ступеньках. А подойдя к ним, посмотрела вверх.
В дверях кабины стоял Марек. Его глаза с тяжелыми веками смотрели чуточку неуверенно, вьющиеся волосы были растрепаны, как всегда. Увидев Нину, он широко улыбнулся.
– Я не был уверен, что ты придешь, – моргнув, сказал он.
Марек как будто изумился тому, что Нина стояла там, – словно она появилась из какого-то сна.
– Но ты меня пригласил, – сказала Нина.
– Ну да…
Они еще секунду-другую просто смотрели друг на друга. А потом, в тишине великой ночи, Марек осторожно, медленно протянул Нине руку, чтобы помочь ей подняться, и Нина сжала ее.
В крошечном пространстве кабины они оба просто не знали, что сказать и как себя вести.
– Я… я прихватил закуски, – часто моргая, заговорил наконец Марек.
Нина улыбнулась. Она на этот раз ничего не принесла, думая лишь о том, что в конце концов увидит Марека.
– Звучит заманчиво, – ответила она. – А у нас есть время?
Марек пожал плечами:
– Думаю… все будет в порядке. – Он нежно похлопал по пульту. – Я сообщил в диспетчерскую о технической остановке. Они не против.
– Ладно, хорошо. То есть прекрасно.
Они снова спустились из кабины вниз и устроились на маленькой полянке мягкой травы, сидели они на одеяле, которое Марек расстелил с довольно важным видом. А огромный поезд портил пейзаж за их спинами, но зато укрывал от ветра.
– Вау! – улыбнулась Нина. – Полуночный пикник!
Марек торжественно открыл плетеную корзинку и достал блюда, каких Нина никогда в жизни не видела: маленькие мясные шарики, блинчики, пикули… Нина попробовала кое-что, включая острый свежий редис. А еще Марек поставил на одеяло маленькую бутылочку шипучего вина, с соломинкой.
Нина восторженно пискнула.
– Я-то сам не могу пить, пока на поезде, – застенчиво сказал Марек. – Но я подумал, что ты, может быть…
Он с великой осторожностью открыл бутылочку, а Нина хихикала, потому что все это выглядело ужасно глупо, но прекрасно. Марек тоже отпил глоток, изобразив восторг, а потом настоял на том, чтобы Нина попробовала еще что-нибудь из маленьких контейнеров, и Нина решила, что все это великолепно, и они начали болтать о том о сем.
Покончив с едой, оба вдруг замолчали, и Нина заметила, что невольно уставилась на крупные сильные руки Марека, поросшие темными волосками, и думает о его коротких записках, о стихах и о грудах диких цветов. Но теперь Марек неожиданно оказался так близко… Нина гадала, что́ может произойти, если она просто возьмет его за руку…
Она подняла взгляд на Марека. Он смотрел на нее мечтательными темными глазами, полными надежды. Он пытался выглядеть безразличным, но ему это не удавалось.
Нина позволила своей руке чуть-чуть, почти незаметно, придвинуться к его руке.
И тут же его рука двинулась вперед, и внезапно легла на руку Нины, полностью скрыв ее, и стала нежно ее гладить… Нина слегка качнулась в его сторону, а Марек обхватил ее за талию и притянул к себе так, что она практически оказалась на его коленях. Потом он сжал подбородок Нины и повернул ее лицо к своему, и она вдруг обнаружила, что они целуются! Только тогда Нина осознала, что все то, что она воображала и строила в своих фантазиях, теперь действительно происходит.
Но это было ее последней отчетливой мыслью перед тем, как сильные руки Марека обняли ее, и Нина забыла обо всем, она прижималась к Мареку, отвечая на его поцелуи, и весь окружавший их мир просто перестал существовать.