Нина смотрела на него не отрываясь. Леннокс раскраснелся.
– Кейт хочет получить ферму. Или чтобы я ее продал.
– Что?! – ужаснулась Нина.
Она подумала о дорогих гардинах, о прекрасных вещах, подобранных столь тщательно, о заботе, которая отражалась во всем. Конечно же, это сделал человек с очень хорошим вкусом, умеющий видеть красоту предметов, так неужели он готов просто взять и все разрушить?
Нина осознала вдруг, насколько она эгоистична. Дело было в том, что там теперь жила она сама… И все это не имело никакого отношения к происходившему с Ленноксом.
– О нет! – воскликнула Нина. – Она не может отобрать у тебя ферму!
– Она старается, – возразил Леннокс.
– Но разве это не семейная ферма?
– По сути, это не имеет значения. Кейт и я ведь были одной семьей. Какое-то время. – Он опять умолк.
– Но разве у нее нет работы?
– Это не важно, – хмыкнул Леннокс.
– Но ведь она сама от тебя ушла?
– И это не важно.
– Что же ты будешь делать, если останешься без фермы?
Леннокс несколько раз быстро моргнул.
– Не знаю… – протянул он. – Начну сначала, наверное. Наймусь к кому-нибудь.
Нина не могла представить себе Леннокса в роли наемного работника.
– Этого не может быть! – зло бросила она. – Я ведь вижу, как ты много трудишься.
– Ну а юристы, похоже, не берут это в расчет.
Они медленно продвигались по ухабистой дороге, и Нина понимала, что настроение у них обоих совсем не праздничное. Но она должна была спросить.
– Но почему вы расстались? – тихо произнесла она. – Она действительно влюбилась в кого-то или это был только предлог?
Молчание затянулось.
– А разве это не очевидно? – сказал наконец Леннокс.
– Что? Что ты ворчливый старый балбес?
– Э-э-э… нет, я не то хотел сказать, – возразил Леннокс, откровенно задетый.
– А что?
Снова последовала пауза.
– Кейт чувствовала себя здесь похороненной, – заговорил наконец Леннокс. – Ей казалось, что я обещал ей нечто другое, нечто большее. Но это не так. Я ничего не обещал. Я ничего другого ей не предлагал. Она знала, с чем имеет дело. И думала, что все будет в порядке, что она сумеет справиться с уединенной жизнью. Но не сумела. – Он долго смотрел на позолоченные солнцем холмы. – Здесь очень долгие зимы, знаешь ли… Это трудно, очень трудно быть фермерской женой. Не всем подходит.
– А как вы познакомились? – спросила Нина.
– Я учился в сельскохозяйственном колледже в Эдинбурге, а она – в художественной школе. – Леннокс улыбнулся. – Ты должна была уже это понять.
Нина вскинула голову:
– Так почему она согласилась приехать сюда? Если ей на самом деле хотелось жить в городе и быть крутой художницей?
– Она думала, здесь ей будет хорошо работать. Что уединение необходимо для того, чтобы стать по-настоящему великой художницей.
Нина подумала о созерцательных картинах на стенах ее жилища.
– О! – вздохнула она. – Так это ее работы! Те картины. Мне и в голову не приходило…
Она снова представила себе темные, сумрачные холсты, так контрастировавшие с комнатой.
– Ну да, – подтвердил Леннокс. – Она не хотела их вешать. Это я сделал. Я думал… думал, это ее взбодрит.
– И как?
– Никак. Но мне они казались прекрасными.
– Так и есть! – пылко согласилась Нина. – Они действительно прекрасны. Но почему… зачем ей понадобилось отбирать у тебя ферму? Просто потому, что она ее возненавидела?
– Думаю, на самом деле Кейт приходится тяжело, – предположил Леннокс. – Художнику нелегко продержаться в городе. Там все слишком дорого. Кажется, она немного дает уроки, но… даже представить не могу, чтобы ей это нравилось. Совершенно не для нее занятие. И она твердит, что это только мне на пользу, что я должен выбраться из колеи, в которой застрял, – так ей кажется, – и что мне незачем так много трудиться, а следует найти дело попроще.
– Может, в чем-то она и права, – пробормотала Нина.
Леннокс посмотрел на нее:
– Ты действительно так думаешь?
– Я ведь вижу, как ты мили и мили шагаешь через холмы.
– Но это мое дело, – растерянно нахмурился Леннокс. – Это не служба, а образ жизни. Мой образ жизни. Я знаю, ей он не нравился, но это ведь не моя проблема. Мне это нравится. Я бы не смог… Черт, да не смог бы я целыми днями сидеть в какой-нибудь конторе! Работать на компьютере? Нет, для меня это стало бы настоящей пыткой. Я не художник, как она, и я не такой умный, как ты, это ты умеешь разбираться в том, кому что нужно. Я на такое не способен.
Нину отчаянно смутил комплимент.
– Я думаю, ты все это смог бы, – проговорила наконец она. – Если я чему-то и научилась в последнее время, так это тому, что сам ты не узна́ешь, на что способен, пока не попробуешь.
– Но я люблю свое дело! Я люблю эту землю!
– Должен быть какой-то выход. Должен быть способ остаться здесь.
Леннокс хмыкнул, потом протянул вперед руку. Они уже поднялись на холм, под ними раскинулась долина, по которой бежала железная дорога.
Нина отвела от нее взгляд. Она посмотрела на вершину следующего холма, где уже собралась огромная толпа, там стояли полосатые палатки и ярко раскрашенные киоски. Оттуда доносился шум, напомнивший Нине о стуке дождевых капель по крыше, но по мере того, как они приближались, она начала понимать, что на самом деле это барабаны. Нина всмотрелась. Группа молодых мужчин, в килтах, но без рубашек, с измазанными грязью телами, колотила в огромные боураны и запускала ракеты. Время от времени один из них закидывал голову назад и завывал.
– Черт побери! – воскликнула Нина. – И там все вот так будет?
Леннокс в первый раз улыбнулся по-настоящему. У него была обаятельная улыбка, от которой возле глаз собирались морщинки.
– Ну да, и много другого, – ответил он. Но тут же его лицо снова помрачнело. – Прости, что мне пришлось сообщить тебе о возможном выселении.
Нина моргнула.
– Да все в порядке, – сказала она. – Вообще-то, я… получила еще одно предложение.
Брови Леннокса взлетели вверх.
– В самом деле? – осторожно спросил он.
Нина нервно сглотнула. Ей не хотелось покидать Кирринфиф, действительно не хотелось. Но ей не хотелось, чтобы Леннокс стал чувствовать себя еще хуже.
– Ну, ты сначала разберись с Кейт, как получится, – предложила она. – А обо мне не беспокойся.
«Лендровер» остановился рядом с другими машинами, уже припаркованными в поле. Леннокс посмотрел на Нину и кивнул:
– Ладно.
Но в его глазах все равно светилась тревога.
– Я серьезно, – сказала Нина.
Леннокс вышел из машины, потом машинально обошел ее, чтобы помочь Нине выйти. А она уже почти забыла, какое на ней платье, – выбраться в нем из «лендровера» оказалось не так-то просто. Леннокс протянул свою длинную жесткую руку, и Нина приняла ее.
– И куда ты намерена перебраться? – спросил он, когда Нина соскочила на землю.
– В Оркни! – беспечно бросила она.
Леннокс замер на месте.
– В Артни? – спросил он, произнося название на местный лад. – Ты собираешься в Артни? Здесь для тебя недостаточно уединенно?
– Ну, если здесь не найдется для меня жилья, другого выхода нет, – напомнила Нина.
– Ох! – выдохнул Леннокс. – Ну да…
Они неловко топтались на месте. Барабаны звучали все громче и громче, потом ветер донес пронзительный звук волынок. По небу мчались облака, маленькие, пушистые, они неслись так, словно за ними кто-то гнался. Нина услышала детский смех.
– Ты уверен, что я правильно одета? – спросила она.
Леннокс оглядел ее с головы до ног.
– Ты велико… – Он умолк на полуслове. – Знаешь что? – чуть помолчав, произнес он. – Мне очень хочется выпить. Присоединишься?
– Выпить? А как насчет всех твоих ягняток?
– Мои ягнята резвятся и жуют чертополох. А сегодня летнее солнцестояние, что означает: человеку необходимо выпить, ты разве не знала?
И тут, словно по сигналу, здоровенный толстый мужчина возник перед ними с большим рогом в руках. Нина его узнала – это был местный почтмейстер, но сейчас он был вымазан красной краской и опутан гирляндами из цветов и фруктов, спадавшими с его обширных плеч.
– Бахус! Бахус явился! – закричал мужчина. – Поклонитесь богу летнего солнцестояния!
– Что это такое? – с подозрением спросила Нина.
– Это ночь середины лета! – выкрикнул мужчина. – Мы будем веселиться и творить чудеса! Вода превратится в вино, а цветы укажут дорогу! С вас пять фунтов.
– Это не ответ на вопрос, – подчеркнула Нина.
Но все равно осторожно сделала глоток из рога.
Напиток показался ей немного странным – это было нечто вроде вина, приправленного малиной, но он освежал, пузырился и радовал. Нина передала рог Ленноксу, который тут же хлебнул как следует и протянул толстяку десять фунтов.
А Бахус продолжал кричать:
– Скорей, скорей, включайтесь в веселье! Но и не забывайте поддержать ваше почтовое отделение!
Потом подошли три молодые девушки, обычно они болтались возле автобусной остановки в деревне с таким видом, словно весь мир им не нравился, и жаловались на все подряд. Но теперь на девушках были белые платья, и они держали груду цветочных венков. Один они предложили Нине.
– Ну, не знаю… – усомнилась Нина.
– Это в поддержку местного отряда девочек-скаутов, – сообщила одна из девушек.
Нина повела глазами.
– Когда идешь на праздник летнего солнцестояния, нужно как следует набить карманы, – усмехнулся Леннокс. – Вот, надевай.
Нина наклонила голову и позволила ему уложить венок на ее волосы.
Но конечно же, это был наипрекраснейший праздник. Вокруг носились детишки, девушки с венками на головах и в развевающихся на ветру платьях, и везде-везде цветы. На мальчиках были такие же килты, как на их отцах, и свободные белые рубашки, и у каждого за подвязку чулка был заткнут маленький кинжал.
За воротами, у которых они купили входные билеты, красовалась большая стенка с аркой, сплошь увитая летними пионами и розами. Ленноксу пришлось нагнуться, чтобы пройти под ней, а дальше перед ними открылась невероятная картина.