– Когда вы в последний раз его видели? – спросила доктор.
– Э-э… три… шесть…
Зои пыталась вспомнить. Джез, по правде говоря, отсутствовал все лето. Она постоянно твердила себе, что незачем заглядывать в его «Инстаграм», но это было похоже на некий гадкий наркотик. Джез побывал уже, наверное, на четырех фестивалях. И Зои видела множество его снимков в разных пестрых шляпах.
Доктор показала Хари какую-то карточную игру, учила его щелкать пальцами и предлагала найти вещи, которые она прятала в разных местах в комнате, – и четырехлетний малыш пытался делать все это, нервничая и постоянно порываясь снова забраться на колени мамы, его темные глаза смотрели испуганно.
– Это социальная тревожность.
– Я знаю.
– И очень необычная. – Доктор проверила свои записи. – Странно, что ребенок не говорит даже с родителями. А дома у вас его что-нибудь расстраивает?
Они жили на первом этаже ужасного перестроенного викторианского здания у шоссе на Уэмбли. Там постоянно сигналили машины, соседи с верхних этажей частенько возвращались домой пьяными и посреди ночи на всю громкость включали музыку. Иногда Джез приводил домой друзей, которые хлопали дверями и громко хохотали. Отложить что-то на депозит, чтобы переехать в другое место – не говоря уж об арендной плате, – оставалось несбыточной мечтой. Городской совет предложил ей проживание типа «ночлег и завтрак», что было, пожалуй, еще хуже. Мать не могла помочь Зои – она много лет назад переехала в Испанию и жизнь там изо дня в день становилась все дороже, она с трудом перебивалась на свою пенсию и работала в каком-то ужасном баре с фотографиями яичницы в окнах.
И еще с тех самых пор, как Зои случайно забеременела, она бо́льшую часть времени тратила на то, чтобы делать вид, будто у нее все в порядке, все прекрасно в ее семье и с ее друзьями. Она просто не могла честно посмотреть на то, как все было серьезно. Но последствия оказались драматическими.
Доктор Бакри всмотрелась в лицо Зои.
– Я не… я не виню вас.
Губы Зои снова задрожали.
– Знаете, – сказала доктор Бакри, – вы явно привязаны друг к другу. Мальчик робкий, но не похоже, что он пережил какие-то тяжелые травмы. Иногда… иногда все дело именно в них.
Последовала долгая пауза.
– Это, – чуть слышно произнесла Зои, – это самое приятное, что я слышала за очень долгое время.
– Мы обычно начинаем с системы вознаграждений за усилия, – продолжила доктор Бакри, протягивая Зои несколько диаграмм и списки целей. – Просто поощрение, конечно. Что-то милое за шепот… что-то вкусное…
Зои моргнула, пытаясь сообразить, где бы она взяла денег на сладости, когда она уже и так со страхом думала, что ей делать, когда похолодает и Хари не сможет ходить в летних сандалиях.
– Вы можете попробовать медитации, если это не поможет.
Зои вытаращила глаза. Плевать всем на ее прекрасного мальчика. Это был конец пути – буквально: им понадобилось два часа, чтобы в жаркий день дотащиться сюда через весь Лондон, ради встречи с консультантом, а до этого они восемь месяцев стояли в списке ожидания…
– Вы много с ним разговариваете? – спросила доктор Бакри.
– О, ну да, – ответила Зои, радуясь тому, что хоть в этом нет ее вины. – Да! Много! Постоянно!
– А вы постарайтесь не говорить слишком много. Если вы угадываете все, что мальчику нужно или хочется, у него нет мотивации. А нам нужна именно она.
Доктор Бакри встала. Видя ошеломленное лицо Зои, она улыбнулась.
– Я понимаю, тяжело осознавать, что здесь не нашлось волшебной палочки, – сказала она, собирая со стола буклеты.
В горле Зои снова набух ком.
– Да, – согласилась она.
Так оно и было.
Зои пыталась ободряюще улыбнуться своему малышу. Но им пришлось ехать по очереди в двух переполненных, шумных автобусах, где кричали и визжали школьники, толкаясь и обсуждая снятые им на телефоны видео. Народу было слишком много, а автобус полз с болезненной медлительностью, и Хари сидел у нее на коленях, чтобы дать место другим людям. У Зои затекла нога, и она пыталась подсчитать, во что ей обойдется пропуск еще одной смены. Еще она думала, что ее босс Ксения уже теряет терпение, потому что Зои все время берет выходные, но ей ведь нельзя лишиться этой работы… и все это давило и казалось непреодолимым.
А когда они наконец добрались до дома и закрыли за собой ободранную внутреннюю дверь и Хари уже спотыкался от усталости, на коврике у двери лежало письмо, которое сделало все намного хуже.
Глава 2
– А как те, кому ты сдала амбар? Они разве не могут помочь?
Суриндер Мехта сидела в кухне своего маленького дома в Бирмингеме, пытаясь по телефону дать какой-то разумный совет своей подруге Нине, которая делала то, что обычно делают люди, когда им дают разумные советы, – отвергала их все по очереди.
У Нины была разъездная книжная лавка в районе Шотландского нагорья. И так уж вышло, что она влюбилась в одного весьма привлекательного фермера, а в результате очень долгой, темной и уютной зимы кое-что случилось… Нина вздохнула и сердито погладила свой живот. Теперь ей не удастся разобраться с этим до начала следующего сезона продаж.
– Они фермеры! Они заняты!
– Но должен же найтись кто-то, кто сможет помочь? Как насчет той девочки, которая наводила у тебя порядок?
– Эйнсли уехала в колледж. Вокруг все и так работают на трех работах. Такая тут жизнь. Просто людей не хватает.
Нина выглянула в окно фермерского дома. Шел сбор урожая, все до единого были заняты. Она видела фигуры далеко в полях, все низко наклонялись… Золотой свет заливал поля, ветер проносился над колосьями ячменя. Ей самой не пришлось в этом участвовать, но она все равно должна была готовить огромное количество еды и потому вернулась на ферму, чтобы варить суп для тех, кто трудился допоздна.
– Ладно, – сказала она наконец. – Подумай об этом.
– Я не собираюсь бросать работу, чтобы заменить тебя на время твоего отпуска по беременности! – заявила Суриндер. – Но это не значит, что я тебя не люблю, не придумывай такого.
После их разговора Нина еще посидела на кухне, вздыхая. А ведь как хорошо все начиналось… Она помнила тот день: Леннокс, который на верхнем поле присматривал за окотом овец, весна выдалась поздней, и многие ягнята были слабыми, появившись на свет под хлещущими порывами ветра и частенько при снегопаде. Она тогда совершенно не представляла, как откликнется Леннокс. Он уже был женат прежде, и Нина не хотела, чтобы он думал, будто она чего-то требует, – она и так была абсолютно счастлива. А он не желал суеты, колокола и дудки были не в его стиле.
Нина в тот день была так рассеянна в своей лавке, что пыталась дважды продать миссис Макглехин тот же самый роман Дороти Уиппл, что могло бы стать причиной небольшого дипломатического инцидента. Она также дала кому-то не ту книгу для подготовки к экзаменам, а потом заметила, что каждый раз, когда слышит чьи-то шаги на ступеньках ее книжного фургона, прячет за спину книгу «Что делать, когда вы в ожидании». В фургоне висели маленькие люстры и стояли светлые голубые стеллажи, в углу разместились бескаркасные кресла и маленький столик для детей, а теперь к ним добавился еще и беспроводной Интернет – вайфай работал, только когда ветер дул в нужном направлении, – и многие старые жители Кирринфифа заявляли, что это колдовство.
Наконец Нина повела свой фургон через холм и дома сразу проверила рагу, которое оставила утром на малом подогреве, а потом встретила усталого Леннокса мягкой улыбкой и крепким поцелуем.
– Книга? – спросила она после ужина.
– Ох, Нина! Я слишком измотан для таких штучек, ты же знаешь, – ответил Леннокс.
Но потом он увидел ее лицо.
– Ай, ладно, но только чуть-чуть, – сказал он, заставляя пастушеского пса Парсли сесть рядом.
Нина с сильно бьющимся сердцем достала выбранную ею книгу из маленького бумажного пакета, которым она пользовалась, чтобы сохранить в чистоте переплеты книг. Книга называлась просто – «Привет!» – и была прекрасно иллюстрирована слегка импрессионистскими рисунками, показывавшими весь путь младенца. Сперва в черно-белых красках, потом с каждой страницей рисунки становились все более и более понятными и обретали цвет – сначала там словно плыли облака, потом они обретали форму, – и, наконец, на самой последней странице, прекрасно исполненной, был очень четкий рисунок младенца и матери, которые смотрели друг другу в глаза, и под рисунком – одно-единственное слово: «Привет!»
Вместо того чтобы сразу, как обычно, заснуть, Леннокс внимательно слушал, пока звучал голос Нины и переворачивались страницы. Он смотрел на Нину так, словно видел ее впервые. Даже Парсли бодрствовал, чувствуя атмосферу в комнате.
Когда Нина закончила читать, ее руки чуть заметно дрожали. Она с решительным видом закрыла маленькую книгу в твердом переплете и опустила глаза. Наступило долгое молчание, слышалось лишь тиканье стоявших на старом буфете древних часов, которые нужно было заводить раз в неделю. Тик-тик-тик.
Нина больше не могла это выносить.
Она медленно подняла голову. Леннокс смотрел на нее со странным недоверием.
– Ты мог хотя бы сказать мне, что счастлив, – быстро произнесла Нина.
– Ох! – выдохнул Леннокс. И в своей обычной сдержанной манере добавил: – Ну да.
Нина тревожно всмотрелась в его лицо.
– Я понимаю, что мы этого не обсуждали, – сказала она. – Но с другой стороны, я была бы не против обсудить это…
– Так, – кивнул Леннокс.
– А это должно бы стать поводом для обсуждения, – продолжила Нина, – когда ты вообще решишь поговорить. То есть ты доволен? Ты рад?
Он с ужасом уставился на нее.
– Конечно! – выпалил он наконец, как будто его изумила сама мысль о том, что Нина могла вообразить нечто другое. И он действительно изумился.
– Ну, вот мы все работаем и работаем, – пробормотала Нина. – И вроде и дальше так будет…
– Ну да, конечно. Я же фермер.
Нина просияла улыбкой, когда Леннокс потянулся к ней и, нежно поцеловав, усадил к себе на колени. А его ладони легли на ее живот.