– А, хорошо, прекрасно, – выдавила она. – Ты – как дела у тебя?
– Все хорошо, спасибо. Возвращаюсь домой после вечера в городе. Вообще-то, я как раз вчера думал о тебе. Я наконец добрался до «1984», следуя твоей рекомендации. Теперь полностью понимаю, почему ты так возмущалась: мол, чего ты ждешь?! Этот Оруэлл, да? С ума сойти, какие точные предсказания. И эта фраза, что-то там… «быть любимым настолько, чтобы быть понятым». Она звучит у меня в голове с тех пор, как я отложил книгу!
Фрэнки вежливо кивала. Еще вчера такое литературное замечание заставило бы ее бежать за ноутбуком (и, возможно, в холодный душ). Но теперь все звучало иначе. Все силы уходили на то, чтобы держать себя в руках, и она не смогла придумать даже самый простой ответ. Она снова кивнула.
– Я лучше побегу, завтра мне рано вставать. – Том взмахнул рукой, бросая взгляд на часы. – Но я так рад, что тебя встретил, Фрэнки. Знаешь, читая эту книгу, я думал: хорошо бы снова найти время и встретиться.
– Извини, что я тебе не написала. На работе был довольно напряженный месяц. – Фрэнки осеклась, заглядывая ему за плечо. «Где этот чертов травмай?»
– Так бывает. Не переживай, – отмахнулся Том. – Ты не против, если я как-нибудь попытаюсь снова? Приглашу тебя на встречу?
Фрэнки напряглась всем телом. «Ничего не говори, – сказала она себе. – Повторяю: не говори ни слова».
– М-м-м, а… – Все, что ей удалось выдавить.
– Прости, не хотел припирать тебя к стенке. Лучше дам тебе поразмыслить несколько дней. – Том легонько сжал ее руку. – Позвоню тебе, например, в конце недели, и посмотрим, в каком ты настроении.
Фрэнки безмолвно смотрела на Тома, ответив ему только слабой улыбкой.
– Хорошего завершения вечера, – сказал Том и побежал прочь.
Фрэнки протяжно выдохнула, не уверенная, что в течение всего этого разговора хоть раз вдохнула. Она немедленно пожалела о своем разговоре с «совершенно чудесным, но все еще без искорки» Томом. «Наверное, он меня снова позвал встретиться из простой вежливости», – сказала себе Фрэнки, садясь в трамвай.
Глава 37
Фрэнки плыла на огромном надувном матрасе в виде арбуза. Вспышки света мелькали перед ее закрытыми глазами. Она лениво закинула одну руку на лоб в тщетной попытке отгородиться от солнечных лучей, а другую опустила на прохладную поверхность воды. На ее голом животе лежала раскрытая книга «Гордость и предубеждение». Слова «знай свое счастье» ритмично проплывали у нее в голове. За исключением этих трех слов, у нее не было мыслей или забот, ее разум был почти полностью пустым и мирным.
Ветерок начал усиливаться, и по коже Фрэнки пробежали мурашки. Вода под ней поднялась, легкие волны качали матрас вверх-вниз. Стайка чаек пролетела над ней, громко крича. «Фрэнки! Фрэнки! Фрэнки!» – орали они. Волны неожиданно стали сильнее, они плескались и трясли ее. «Фрэнки! Фрэнки! Фрэнки!» – насмехались чайки. Движения внезапно стали дурманящими, звуки резали ухо. Все, чего ей хотелось, – это выбраться из воды и встать ногами на твердую землю. «Фрэнки! Фрэнки! Фрэнки!» Она ворочалась и крутилась. «Фрэнки! Фрэнки!»
Фрэнки рывком открыла глаза. Прямо перед ней, в дюймах от ее лица, стояла мать, держала ее за плечи и яростно трясла.
– Фрэнки! Фрэнки, милая! Проснись, – словно заклинала Путу.
– Мама, какого черта ты тут делаешь? – Фрэнки вывернулась из хватки матери, неловко принимая сидячее положение. – Сколько сейчас времени? – спросила она, протирая глаза.
Путу включила настольную лампу одним быстрым и резким движением.
– Проснись и пой, мой милый каштанчик. Я тебя похищаю!
Фрэнки заворчала и закрыла лицо подушкой. «Святая Остин на небесах, почему ты так жестока?» Подушку у нее отобрали, и снова появилась Путу, слишком близко, глядя на нее в упор.
– Мама, сейчас середина ночи. Я спала в постели, внутри моей запертой квартиры. Что ты здесь делаешь? Ты должна уйти. Немедленно.
Путу сдернула с Фрэнки одеяла одним быстрым рывком. Фрэнки торопливо попыталась натянуть майку на свои голые ноги. Ее мутные глаза сфокусировались на широко улыбающейся Путу, одетой в разноцветный шелковый топ и шаровары с пайетками. «Завтра поменяю замки».
– Одевайся, Фрэнки, – промурлыкала Путу. – Ты идешь со мной.
Через десять мучительных минут Фрэнки вывалилась в гостиную, надев легинсы и великоватую ей толстовку.
Она плюхнулась на диван и запрокинула голову на спинку. В 6 утра за окном было еще темно. Она чувствовала слабый запах вчерашнего слишком жирного пад-тая, исходивший от пластикового контейнера, все еще стоящего на кофейном столике. Фрэнки натянула до конца капюшон толстовки на голову.
– Милая, прошло две недели с тех пор, как ты рассталась с Санни. Пора выйти из дома и начать жить дальше, – проворковала Путу.
Фрэнки почувствовала, как слева от нее диван просел. Теплая рука прижалась к ее щеке.
– Давай, пора шевелиться, Фрэнкстон!
Откуда у ее матери столько энергии? Фрэнки никогда так четко не осознавала, насколько далеко яблочко упало от яблони, как в этот момент.
– Мама, можно я просто пойду обратно в кровать? Куда ты меня тащишь? – Фрэнки свернулась на боку, глядя на мать снизу вверх. Путу улыбнулась ей и убрала пушинку, прилипшую к щеке Фрэнки.
– Ты не можешь вечно прятаться. Рано или поздно тебе придется выйти из этой квартиры. И этот день наступил!
Фрэнки смотрела из окна движущейся машины Путу. Одинокая фигура медленно тащилась за полным энтузиазма пуделем. Автомобиль выехал из проезда, ослепив Фрэнки фарами. Два опоссума вскарабкались на дерево, наслаждаясь последними мгновениями непотревоженной ночной активности. Путу не переставала болтать, едва останавливаясь набрать воздуха, о том, что «самоосознанность – это медитации для бедных» и «расставания исцеляют душу». Фрэнки старалась ее не слушать.
Путу припарковала машину и танцующим шагом выпорхнула из нее, прихватив два свернутых коврика для йоги. Фрэнки неохотно последовала за ней, подтягивая толстовку выше под горло. Она прищурилась вслед Путу и заметила вывеску парка «Фэйрвью», скрытую стволом эвкалипта. Дальше, на расстоянии, виднелись очертания реки Ярры.
Фрэнки спустилась следом за Путу по гравийной дорожке, которая вилась среди пышных кустов и колючих веток. Они вышли к берегу реки и отыскали уединенное место, где расстелили коврики. Путу загнала Фрэнки на один из них и потом сама мгновенно сложилась в позу лотоса, устроив ступни в сгибы колен. Кивком она велела Фрэнки следовать ее примеру.
– А теперь, моя дорогая Фрэнкстон, я проведу тебя через базовый сеанс йоги. – Она сцепила руки перед грудью. Фрэнки закатила глаза. – Не пытайся сопротивляться. Атакуя физическую нечистоту в твоем разуме и теле и сосредоточившись на верхней части живота, мы можем начать исцелять твою чакру солнечного сплетения.
– Мама, пожалуйста, не лезь в мои чакры. Им не нужны «мягкие целительные методы» йоги. Им нужен крепкий обезжиренный латте и круассан с шоколадом. Неужели мы не можем исцелять мои извращенные чакры за завтраком?
Не обращая внимания на слова дочери, Путу продемонстрировала первую позу.
– Эта поза называется «ананда баласана», или поза счастливого ребенка. – Путу легла на спину, взяла себя за пятки и оттянула ноги в сторону, глядя на Фрэнки как лягушка, опрокинутая на спину. – Ах, позволь ветру проходить через тебя и держи – десять, девять, восемь…
– Господи, мама, ты сказала, что это будет легко, – воскликнула Фрэнки, пытаясь закинуть ноги себе за голову. Она сумела поймать одну ступню, но тут же перекатилась на бок и поцарапала нос случайной веточкой.
Путу перепрыгнула в следующую позу: колено к уху.
– Твой разум закрыт от твоей способности добиться успеха, – безмятежно вещала она. – Скажи телу, что оно может, и оно сделает. Напомни себе, что когда-то мы все были гибкими, как пухлые младенцы, живущие в чреве матери в позе крохотного эмбриона. Не позволяй себе отвлекаться на негативный голос, который существует только в твоей голове. – Путу вскочила на правую ногу и руками подняла левую за спиной. Солнце начало обливать их обеих теплым сиянием, а парк заполнили звуки переклички птиц.
Фрэнки выпрямилась, медленно поднимаясь с колен. Она никогда не курила, но сейчас мечтала о горечи никотина: что угодно, лишь бы вытравить агонию этого утра. Она схватила себя за щиколотку и попыталась встать на одну ногу, но получились только прыжки на одной ноге.
– Вдыхай через нос и выдыхай через рот.
Фрэнки закрыла глаза и попыталась заставить себя расслабиться, но почувствовала внезапный поток легкой ароматной влаги, распыленный ей на лицо.
– Что за черт, мам! – Фрэнки отпрыгнула, отбрасывая вытянутую руку Путу. – Это что за ерунда?
– Масло пачули, солнышко, – пропела Путу. – Это идеальное противоядие от разбитого сердца.
Фрэнки оттолкнула Путу и спрыгнула с коврика.
– Хватит! Ты ужасная эгоистка, мама. Вытаскиваешь меня из постели заниматься йогой, хотя знаешь, что я терпеть ее не могу, потом поливаешь меня хипповским маслом и заставляешь медитировать. Говоришь, говоришь, говоришь все время, но никогда не слушаешь. Ты не представляешь, что со мной происходит. Даже близко не представляешь! Ты не отличишь мои проблемы от соседских. А теперь перестань загонять меня в позу собаки мордой вниз, врываться в мою квартиру и пытаться все сделать лучше – это не работает!
Путу поморщилась, но снова расслабила лицо.
– Милая, твоя аура – просто ужас. Ты удерживаешь очень много напряжения в плечах. Если ты просто ляжешь на спину, я могу размять чувствительные места, чтобы снять напряжение.
– Ты все еще меня не слушаешь! – Фрэнки почти кричала. – Я не хочу, чтобы ты массировала мне ауру. Почему ты не можешь быть нормальной всего одну чертову секундочку? Не видишь, что ничего из этого мне не помогает, что я балансирую на грани безумия и никакая йога ничего не исправит?
– Ну же, милая…