Колетт виляет хвостом и решает следовать за ней. Я бегу за собакой и хватаю ее за ошейник. К счастью, машина, ехавшая навстречу, успевает вовремя затормозить. Если бы родители видели, как я рискую жизнью! Женщина за рулем что-то кричит мне вслед. Мне совсем не свойственно бросаться на проезжую часть, но сколько несвойственных мне поступков я уже совершила? Я поднимаю руку в знак извинения, указывая на собаку. Женщина в ярости трогается с места. И она права.
Мы переходим дорогу целыми и невредимыми. На мгновение я потеряла ориентацию в пространстве. Мне вспомнилась маленькая площадь в Корнаредо, совсем пустынная в будни, если не считать нескольких стариков на скамейке и флегматичных голубей на паперти. Я вспоминаю воскресные прогулки с мамой по городку, который не таит в себе ни опасностей, ни неожиданностей, где заранее было известно, что с нами произойдет, кого мы встретим и что скажем друг другу. Выходить из дома без всяких ожиданий было для меня в порядке вещей, но теперь мне это кажется странным.
Виктор подходит к нам и наклоняется к Колетт. Я поднимаю глаза и вижу желтую вывеску книжного магазина, к которому всего несколько дней назад приехала, исполненная надежд. За восемьсот пятьдесят километров от дома.
– Я вернулась, – говорю я, стараясь не встречаться с Виктором взглядом. – Мне нужно закончить смену.
Я не хочу, чтобы он заметил, что я плакала, не хочу, чтобы он знал, что и сегодня я не встречусь с тетей.
С грехом пополам я пытаюсь раскладывать книги, как вдруг мне перезванивает Бернардо. Я думаю о его нежно-голубом джемпере и о времени, которое проецируют на стену часы в его комнате.
– Ну что, она наконец объявилась? – весело спрашивает он. Слишком весело для меня в данный момент.
Я отвечаю, что всю вторую половину дня мы провели вместе.
– И как она?
– Она усыновила хорька.
– Значит, сегодня вечером ты выезжаешь?
Я верчу на пальце помолвочное кольцо.
– По идее, должна. Хотя она попросила меня ненадолго задержаться…
– Позвони мне, как сядешь в поезд. Утром я встречу тебя и отвезу на работу.
«Каждый друг являет нам целый мир, не существовавший до нашей встречи, – мир, который получает свое начало благодаря этой встрече».
Юлия поместила эту цитату на первую страницу. Она моложе и знает о жизни гораздо больше меня. Я восхищаюсь ею, но что она во мне нашла? Я неспособна выдавать грандиозные теории, не могу сообщить ничего интересного, и нет во мне ни мудрости, ни остроумия.
– Я оставлю тебе тетины простыни. Может, они тебе пригодятся.
Юлия кивает, с благодарностью их принимая.
Чтобы утром быть сразу готовой к работе, я убираю в чемодан цветочное платье, надеваю костюм и туфли на каблуках.
Приходит письмо от Вероники.
Собрание прошло хорошо. Идея понравилась. Мара большая молодец. Спрашивали про тебя, я сказала, что ты застряла в отпуске.
В отпуске? Я здесь вообще-то по семейным обстоятельствам! О чем неоднократно ей говорила.
Я разглядываю себя в зеркале ванной комнаты: последние несколько дней я провела без косметики и даже этого не заметила. Ни туши, ни румян. Юлия вообще не красится, Сильвия Уитмен и Майя тоже.
Я выгляжу иначе, чем обычно. Хоть макияж и придает мне более отдохнувший вид, но глаза теперь кажутся ярче. Новое лицо кажется мне правильным, таким, каким и должно было стать в процессе взросления. В каком-то смысле сейчас я больше узнаю себя. Если бы не было обучающих программ по макияжу и если бы использование косметики не было необходимо, я бы так и выглядела всегда: моложе, но в то же время взрослее. Я провожу рукой по щеке. Здравствуй, Олива.
21
Виктор снова провожает меня на вокзал. Мы идем туда пешком. Приходим на платформу заранее, но поезд уже стоит на перроне. Мы находим мой вагон – дверь открыта, и мне остается лишь войти.
– Может, мы еще встретимся, – говорит Виктор.
– Конечно.
Мы глядим прямо перед собой, наверное, чтобы не смотреть друг на друга.
– Ты всегда можешь пригласить меня на свадьбу, – смеется он.
Я смотрю на свое кольцо с бриллиантом размером с глаз молотоголовой акулы.
– Хорошо, что я взяла с собой аптечку.
Нащупав в сумке карту Парижа, я протягиваю ее Виктору:
– Может, она тебе пригодится.
– Спасибо, но мне нравится теряться.
По громкоговорителю объявляют отправление поезда.
– Заходи, я передам тебе чемодан, – говорит Виктор.
Я закрываю глаза и делаю привычные три вдоха. Я вспоминаю, как тетя Вивьен приезжала к нам в гости, ее шляпы и песни Леонарда Коэна, которые мы распевали, прыгая на диване, последний телефонный разговор с Бернардо, взгляд Колетт, ожидающего Мелани Джона, посвящение Виктора на книге Генри Миллера и Юлии на «Дневнике» Анаис Нин, простыни с запахом клубники, матрас на полу, как на сборах бойскаутов. Я думаю о «Жизни в розовом цвете».
Двери закрываются, но я еще могу нажать на кнопку.
– Вы будете заходить? – спрашивает проводник, готовый дать свисток.
Я смотрю на Виктора. Делаю шаг вперед, затем шаг назад.
– Спасибо, – отвечает он. – Мы поедем на следующем.
Мужчина раздраженно качает головой, затем дает свисток и садится в вагон. Двери со щелчком закрываются, и поезд на наших глазах уходит на юг. В сторону Милана.
Мы ничего не говорим друг другу, лишь молча смотрим на удаляющийся поезд, а потом в пустоту. У меня по коже бегут мурашки, на лице застыла улыбка, немного смахивающая на гримасу.
Мы прыгаем на ходу в вагон метро, наши лица раскраснелись от бега.
– Что будешь делать? – спрашивает Виктор.
Во мне столько неукротимой, великолепной энергии, что я даже не хочу об этом думать.
Музыку слышно уже на улице, дверь открыта. Мы поднимаемся по лестнице на второй этаж. В маленькой, битком набитой гостиной нам едва удается выкроить место, чтобы закрыть за собой дверь. Все гости в масках, двое парней одеты в серебристые комбинезоны, на какой-то женщине костюм игральной карты двойки. Здесь также присутствуют Безумный Шляпник, змея, домохозяйка в окровавленном фартуке, вампир, драг-квин, трубочист, африканская Золушка и олень с цветущими рогами.
– Мы решили устроить костюмированную вечеринку, забыла вас предупредить! – кричит Одетта, встречая нас в костюме одалиски. Она хлопает себя ладонью по лбу. – Вот растяпа! – Она указывает на угол в другом конце комнаты. – Там есть грим, если хотите что-нибудь сымпровизировать… И не стесняйтесь, берите все, что нравится.
– Мы принесли бутылки! – кричит Виктор, пытаясь перекричать музыку.
– Молодцы, теперь отнесите их на кухню. – Она имеет в виду кухонный остров рядом с плитой в другом конце комнаты.
Я только собиралась поблагодарить ее за гостеприимство, как она уже отвлеклась.
– Приветик! – встречает она очередного гостя.
Девушка в костюме домохозяйки с испачканным кровью фартуком здоровается с Виктором. Похоже, они знакомы, но он не спешит ее нам представить.
– Мы идем в магазин! – кричит он, прежде чем его затягивает толпа.
Я смотрю на Юлию: она выглядит немного оробевшей. У Бена сегодня смена в ресторане, а Оушен должна заниматься.
– А мы что будем делать? – спрашиваю я ее.
– Пойдем раскрашивать лица? Пить мне нельзя.
Но не успеваю я сделать и шага, как кто-то случайно на меня натыкается и опрокидывает мне на брюки содержимое своего стакана. Это афро-золушка. Хорошо еще, что вино белое. Я пытаюсь вытереть брюки рукой. Я хотела сказать ей, что ничего страшного, но не могу вспомнить, как это будет по-французски. Rien? De rien?
– Я очень СОЖАЛЕЮ! – восклицает Золушка по-английски. Кажется, она слишком много выпила. – Как мне загладить свою вину? Как?
Юлия спрашивает, хорошо ли она владеет техникой аквагрима. «Неплохо», – отвечает Золушка, и она даже с удовольствием нас раскрасит, но только после того, как еще немного выпьет. Мы идем за ней к заставленной бутылками стойке. Она наполняет два стакана, мне и себе. Юлия не берет ничего. Я ищу глазами Виктора, но он куда-то исчез.
В указанном Одеттой углу лежат несколько тюбиков с гримом, блестки и коробка с акварельными красками для кожи.
– Кстати, меня зовут Стелла, – представляется Золушка, беря в руки тюбик с блестками.
– Стелла, а ты уверена, что знаешь, как это делать? – спрашивает Юлия.
– Нет, – отвечает она, делает большой глоток из своего бокала, а затем разражается смехом.
– Но шансы есть, – говорю я Юлии, подмигивая.
Добрых полчаса Золушка трудится над нашими лицами, попивая коктейль и периодически его проливая. Мы сидим на лестнице, ведущей на антресольный этаж, где я мельком замечаю матрас и письменный стол. Может быть, Виктор там? Но его там нет.
Выпитое подействовало и на меня: толпа потеряла очертания, превратившись в цветную лаву. Желудок у меня пуст: на ужин мы съели лишь несколько ломтиков ветчины, которыми нас угостила Сильвия. В таком состоянии я способна встать перед всеми и заявить, что я Мишель Обама, возможно, даже на французском языке.
«Я сегодня не выезжаю, – написала я Бернардо. – Мне надо побыть с тетей. Но я скоро вернусь». И добавила: «Я люблю тебя».
«Правда ли это?» – спрашиваю я себя, пока кисточка щекочет мне щеки. Конечно же правда. Но его реакции я уже не увижу, потому что из страха узнать ответ выключила телефон и оставила его в книжном магазине.
Золушка закончила, она протягивает нам зеркало, чтобы мы могли на себя полюбоваться. Мы похожи на сестер Кесслер из какого-то фильма ужасов.
– Вы – девочки-близнецы из фильма «Сияние», – с удовлетворением объявляет она.
Насчет фильма ужасов я была права.
Юлия заговаривает с парнем в костюме пирата, которого мы видели в Театре дю Солей.
Я продолжаю искать глазами Виктора, но по-прежнему его не вижу.