лица де ла Бушери, 37. Я на месте.
Утренние солнечные лучи, слегка согревая, касаются моей кожи. В прохладном воздухе чувствуется запах новых начинаний, как случалось по дороге в школу в Корнаредо. Только сейчас я в Париже и не собираюсь сидеть в классе, а намерена встретиться с тетей. Предвкушение встречи вызывает приступ учащенного сердцебиения.
Справа от небольшого парка я замечаю кафе, такое прелестное, словно игрушечное, и тащусь по дорожке из гравия в его сторону с чемоданом, не раз рискуя его опрокинуть. Плата для тех, кто не умеет ни от чего отказываться. Как же удобно путешествовать с Бернардо: он кладет в вакуумный пакет рубашки, брюки и свитера, и остается место еще для двух-трех моих косметичек. Теперь же мне пришлось запихнуть все в свой чемодан.
Обстановка в кафе напоминает съемочную площадку фильма «На последнем дыхании», и я бы не удивилась, если бы передо мной вдруг появился Жан-Поль Бельмондо. На полу у барной стойки – кладбище скомканных салфеток и крошек.
– Un espresso, s’il vous plaît[17], – пытаюсь сказать я бармену, который смотрит на меня с нетерпением. Он выглядит так, словно сейчас взорвется, будто у него аллергия на весь мир.
– Un café pour Mademoiselle[18], – передает он своему коллеге, который, повернувшись спиной, наполняет чашки.
На витрине я замечаю круассаны. Беру один, нюхаю, прежде чем надкусить. Он мягкий и маслянистый, как те, которые привозила нам тетя. Мои любимые. Бармен рассеянно ставит передо мной чашку, рядом с ней – кусковой сахар в шарообразной вазочке. Беру сразу три кубика. В такое время не до диеты.
Пока я размешиваю кофе, заходят двое мужчин в плащах и с газетами под мышкой. Вместе с ними – хорошо одетая женщина в шляпке серо-коричневого цвета.
Я доедаю круассан и залпом допиваю кофе.
– Trois euros, cinquante[19], – бурчит бармен, как только я ставлю пустую чашку на стойку.
Я выдаю ему ровно три евро пятьдесят, чтобы не раздражать его еще больше.
– Bon courage, Mademoiselle[20], – желает он мне, сгребая монеты.
Bon courage. Значит, это был классический парижский брюзга-притворщик? Bon courage – повторяю. «Удача бы мне не повредила», – мысленно говорю я себе, спеша обратно к книжному магазину.
Когда тетя гостила у нас, она всегда вставала первой и ложилась спать последней. С учетом того, что письму она посвящала не менее трех часов в день, и того, что ей приходилось работать, чтобы прокормить себя, и уж точно не хотелось ради этого отказываться от радостей жизни, она позволяла себе отдыхать ровно столько, сколько было необходимо. Она и меня пыталась этому научить. «Просыпайся пораньше, – говорила она, – жизнь коротка, и каждый день должен быть достойным того, чтобы его прожить. Придумай себе занятия!»
Она всегда была чем-то занята и поэтому постоянно опаздывала. Для меня, в отличие от отца, это не имело значения. У него же каждый раз сердце было не на месте. Отец терпеть не может, когда что-то идет не по плану. Ему нужно всегда знать, где мы находимся и что делаем и что с нами все в порядке.
«Если бы твоя тетя не тратила все свое время на то, чтобы писать или заниматься бесполезными вещами, – ворчал он, – возможно, она смогла бы приходить к назначенному сроку».
Я думаю, просто для нее время течет иначе – вот и все. Интересно, она уже едет сюда?
Сидя на деревянной скамейке возле книжного магазина, я замечаю, что дерево передо мной покрыто почками – может, это вишня?
– Эй, ты не могла бы мне помочь? – вдруг спрашивает кто-то на английском с акцентом.
Молодой мужчина держит в руках такую высокую стопку книг, что она почти полностью закрывает ему обзор, при этом ногой он подпирает открытую дверь магазина.
– Что нужно сделать? – интересуюсь я.
– Есть два варианта… – Лица парня хоть и не видно, но можно догадаться, что он улыбается.
– Okay, be…[21] – Я снимаю со стопки половину книг.
– Мерси, – говорит он, кладя оставшиеся книги на землю, но не убирая ноги из дверного проема.
На нем твидовый берет, из которого выглядывают несколько светлых прядей, белая футболка с V-образным вырезом, испачканная чем-то похожим на кофе, и широкие вельветовые брюки не по размеру. Вместо ремня у него розовая атласная лента, на ногах стоптанные башмаки, один из которых развязан.
Я так и стою с книгами в руках. У меня слишком узкая юбка, поэтому я не могу нагнуться и положить их на тротуар, как это сделал он.
– Придержи дверь. – В конце фразы нет ни слова «пожалуйста», ни вопросительной интонации.
Я локтем не даю двери закрыться, а он скрывается в магазине, выносит еще одну стопку и тоже кладет ее на тротуар. Забирает у меня из рук книги и складывает их вместе с другими.
– Идем, поможешь мне, – зовет он, возвращаясь.
Судя по внешности и акценту, он скандинав. Я бы хотела ему помочь, но тетя будет здесь с минуты на минуту, да и пыль при псориазе вредна… Как сказать «псориаз» на английском?
Я указываю на чемодан.
– Не хотелось бы оставлять его без присмотра, – объясняю я. И это не просто предлог. Не хватало еще остаться без зубной щетки, пижамы и аптечки. Да и серьги фламенко мне тоже дороги.
– Подопри дверь чемоданом, – говорит он. – Тогда мы сможем легко ходить туда-обратно.
Пока он выжидательно на меня смотрит, я начинаю понимать: должно быть, произошло недоразумение. Объясняю, что не работаю в магазине и что, скорее всего, он принял меня за кого-то другого. Он разражается смехом, снимает и снова надевает берет.
– Знаю, просто ты выглядишь как добрая самаритянка.
Я тащу чемодан к входу и ставлю его у двери. Какие еще у меня есть варианты? Небольшие физические упражнения помогут сжечь только что полученные из сахара калории, а что касается псориаза – не думаю, что в мире перестанут производить средства для автозагара.
Солнце проникает в магазин через окно витрины, освещая тысячи книг, которыми уставлены стены от пола до потолка. Все какое-то кособокое (даже пол!), но в этом художественном хаосе чувствуется определенный порядок. Пахнет библиотекой и Парижем. Тамбур у входа загроможден стеллажами на колесиках. Мы выталкиваем их один за другим на улицу.
– Почему ты заговорил со мной по-английски? – спрашиваю я парня в берете.
– Мы все здесь говорим по-английски, ведь мы продаем книги только на английском языке.
Я даже не обратила внимания. В самом деле, учитывая название магазина, это логично.
– Тем лучше, смогу попрактиковаться, – говорю я, испытывая внезапную ностальгию по Present Continuous, отрицаниям и притяжательному падежу.
– Ты хорошо говоришь по-английски.
Я вспоминаю мисс Ринальди, американку итальянского происхождения с неприятным запахом изо рта, которая давала мне частные уроки, когда я была маленькой; английскую школу, куда мама водила меня по средам после обеда и где у меня всегда болел живот; занятия с репетиторами в лицее; каникулы с классом в Дублине, когда я проговорилась, что мои одноклассники курят, и родители заставили меня вернуться домой раньше времени; курс разговорной речи, который мне предложили в офисе в рамках программы повышения квалификация; шесть месяцев разговоров по скайпу, каждый понедельник во второй половине дня, с ирландкой, которая была моложе меня, но уже основала собственную консалтинговую фирму, пока я пыталась скрыть, что только заканчиваю стажировку.
Парень в берете открывает замки на настенных полках рядом с витриной и приподнимает дверцы, выставляя на обозрение подержанные издания. Он возвращается в магазин и включает свет.
– Большое спасибо, – говорит он, выглядывая в дверной проем, – теперь я справлюсь сам.
Переворачивает табличку у входа с «Sorry! We are closed»[22] на «Come in! We are open»[23].
– Пожалуйста, – говорю я шепотом, хотя он слишком далеко, чтобы меня услышать. На этом моя практика английского заканчивается, равно как и физическая активность.
Я сажусь на скамейку и достаю сборник судоку. Свой незаконченный я забыла дома, поэтому купила на вокзале новый. Каждый раз, когда я поднимаю голову и вижу проходящую мимо пожилую даму, сердце начинает биться сильнее, но мадам всякий раз идет мимо, не подавая признаков, что узнает меня.
Сейчас 10:55. Дома в это время я бы уже перевернула диванные подушки, открыла окна и подняла ковры, как и всегда по субботам. Как мама справится со всем этим одна? Ей постоянно не хватает воздуха. К тому же она настолько хрупкая, что каждый раз, когда она наклоняется, кажется, будто она может сломаться. Тут до меня доходит: я же еще не сказала ей, что доехала. Решаю отправить сообщения ей и Бернардо. Пишу, что у меня все хорошо, и добавляю: «Здесь прекрасно!» А Бернардо я еще посылаю фотографию дерева с почти распустившимися почками и интересуюсь: «Как дела в Алассио?» – хотя и так знаю ответ.
Он с друзьями сейчас пьет кофе в баре, и они обсуждают, куда поехать: на Bagni Londra или на Ideale[24]. У Бернардо имеется кабинка для переодевания на первом пляже, у остальных – на втором. На Bagni Londra играют в мини-футбол, на Ideale волейбольная сетка растянута прямо над морем. На первом бесплатный Wi-Fi, а на втором можно взять в аренду водный велосипед. Они никогда не спрашивали моего мнения. С другой стороны, единственная разница для меня – это цвет зонтов, в остальном оба пляжа кажутся абсолютно одинаковыми: везде толпы людей, раскаленный песок, музыка в любое время и вечно занятый туалет.
При условии максимальной концентрации я могу решать судоку в обоих местах. Поэтому, даже если бы меня спросили, я бы ответила, что мне все равно.